В четыре наш самолет из Валлетты взял курс на Париж. А часом раньше Дороти Шмерлотт улетела в Лондон. Надо же, до самого появления на «Тоскане» папиной жены эта вовсе не глупая сорокалетняя англичанка была уверена в пламенной страсти Риччи и даже не подозревала, каким козырем она служила в руках нечистоплотного дельца от археологии.

Мы не остались на семейное торжество Клернонов, но, мне кажется, ни маленький веселый аббат, ни его кузен не обиделись, потому что понимали: сейчас нам с папой нужно скорее попасть домой, в Монтрей-Белле, ведь мы наконец-то перестали сомневаться в том, что любим друг друга.

И еще я любила Поля…

Я очень хорошо это знала. И папа, по-моему, это тоже знал, потому что сразу купил четыре билета, хотя мы вовсе не договаривались, что Поль поедет с нами в Монтрей-Белле. Папа просто взял наши документы и пошел за билетами, а Поль послушно отдал ему свой паспорт и даже не спросил зачем.

— Клео, тебе очень идет такая авангардная стрижка каскадом, — сказала Катрин, когда папа отошел. — Правда, Поль?

Катрин смотрела на нас снизу вверх и улыбалась. На самом деле она сказала: «Ты мне очень нравишься, Клео, и Поль тоже. И Полю ты тоже нравишься. Правда».

Поль лишь восторженно кивнул, по-моему, он плохо понимал происходящее. Если бы он мог, он покраснел бы еще сильнее. Милый…

— Спасибо, Катрин, — сказала я. — Мне повезло с парикмахером, он очень старался и сохранил мне волосы до плеч.

Катрин понимающе кивнула. Ведь в действительности я сказала: «Мне очень повезло, Катрин, что папа выбрал именно тебя. Ты сохранила нас».