После разговора с хозяином вечером того же дня Паоло и Гарри поднялись на борт яхты «Тоскана» в порту Палермо.

— Рад видеть вас, Паоло. — Хозяин поздоровался с ним за руку. — Привет, Гарри. — Охранник удостоился кивка. — Удивительно, но даже без гривы ты все равно вылитый кроманьонец. Еще раз приношу вам свои извинения, Паоло, что выдернул вас из Окфорда, но испанская версия доклада нужна мне срочно, да еще вам предстоит, как обычно, поднатаскать меня в произношении. Уверен, что в вашей привычной каюте дело пойдет быстрее, чем в каком-то оксфордском третьесортном пансионе.

— Не сомневайтесь, мистер Вонахью, я вам очень благодарен… — Паоло чуть не ляпнул: «За избавление от общества Гарри», — но вовремя сообразил, что этого-то как раз нельзя делать, ведь хозяин приставил к нему «гвардейца» из лучших побуждений. — За возможность продолжить образование.

— Не нужно об этом, Паоло. Я заинтересован в знаниях своих сотрудников. В понедельник вы вернетесь в Оксфорд, к тому времени ваши документы будут уже готовы, а я переведу нужную сумму на ваш счет. Отдохните и приступайте к делу.

Какое счастье, думал Паоло, запирая за собой дверь каюты, остаться одному без этого «кроманьонца». Да, у хозяина с чувством юмора все в порядке, и с мозгами, впрочем, тоже. Быстро сообразил, что с «кроманьонцем» под боком его секретарь не скоро переведет ему доклад… Только вот с чего бы это мистеру Вонахью интересоваться местопребыванием Соломинки? А она, оказывается, маркиза… И где же я слышал это имя — де Коссе-Бриссак? Кажется, что-то из мира кино. Хотя там может быть и псевдоним… С ума сойти, угораздило же влюбиться в титулованную особу! Интересно, что сказал бы по этому поводу отец? «Рыбак рыбака…» — вот что он сказал бы. Паоло усмехнулся, включил компьютер, вздохнул и занялся докладом хозяина.

— Риччи, тебе что, в кайф? Шпыняешь меня всю дорогу… — обиженно заметил Гарри после ухода Паоло.

— Много позволяешь себе, Маноло Рикарди.

— Я — Гарри Лэйз. — Гарри-Маноло испуганно огляделся.

— Правильно, потому что мой кузен Мануэль Рикарди, который два года назад подозревался в убийстве, и, самое главное, не напрасно подозревался, был отпущен из-под стражи до суда под мое, мистера Ричарда Вонахью, поручительство, но погиб в результате неосторожного обращения с оружием. И теперь Гарри Лэйз является моим, как бы это сказать, безмозглым…

— Так уж и безмозглым, мистер Вонахью! А кто тебе в течение трех часов разыскал девчонку? Кто? Твой умный секретаришка?

Только бы этот умник не трепанул Риччи, забеспокоился Гарри, что я нарочно выжидал три часа, прежде чем позвонил сказать, что она на Мальте, в этом самом «голубом» отеле.

— Что ж, — Вонахью пожал плечами, — хоть раз в жизни ты оказался способен на что-то более полезное, чем втыкать зубило в голую натурщицу. Все, разговор окончен. Я сейчас же вылетаю в Валлетту, а «Тоскана» прибудет туда завтра.

— Нет уж, подожди, кузен. Разговор не окончен. — Гарри-Маноло, сообразив, что «умник» уже не успеет ничего растрепать Риччи, осмелел и завелся не на шутку. — А кто тебе твою «Нинью» из трухлявого бревна вырезал? А? Бесполезная вещь? Ты ж за нее загребешь до неба! Я тоже могу кое-что рассказать и про горшки «современных индейских мастеров Амазонии», и про ржавую «астролябию Колумба», и про профессорскую дочку…

— Руки у тебя, Маноло, золотые, это правда, только мозги из мореного дуба. — Вонахью, поморщившись, посмотрел на часы. — Ведь из-за твоей же «Нинетты» весь сыр-бор. Сначала старик Шмерлотт засомневался, но его-то я приструнил быстро. А теперь этот француз.

— Какой еще француз?

— Такой, французский. Вчера в «Ле Фигаро» страница его речей, а сегодня уже и «Ля Трибюн» и «Франс-диманж» трубят, дескать, фигура с колумбовой «Ниньи» — это какая-то там миссис Карнак тысяча семьсот семьдесят восьмого года. Не удивлюсь, если завтра прочитаю об этом в «Миррор» и в «Сан»! Откуда ты эту Карнак выкопал? Кто она такая? Я же давал тебе картинку с каравеллой!

— Да на ней каравелла-то с полдюйма, а фигуру и не разобрать вовсе! Кто ее видел!

Вот зараза-француз, подумал Гарри-Маноло, я же действительно делал ее с портрета этой самой Карнак. Тогда кузен прятал его от полиции в развалинах своего амазонского города, и под рукой ничего не было, кроме рекламного календарика с картиной Рейндолса, который Маноло случайно обнаружил в банке английского чая…

— Не знаю я никакой Карнак! — продолжал Гарри. — Фигура как фигура! Чего им надо?! Подумаешь, желтые газетенки! Бревно древнее. Все приборы подтвердили!

— Приборы! Ладно… — Вонахью махнул рукой. — Значит так. — Он развернул карту. — Завтра капитан пришвартует «Тоскану» в бухте Марсашлокк, а послезавтра ты возьмешь катер и потихоньку пойдешь в сторону Гоцо. Там, на западном побережье, есть крошечное так называемое Внутреннее море размером с озеро. Вот, где Двейра. Здесь, — он ткнул пальцем, — в протоке ты поставишь катер, дождешься меня с девчонкой…

— Она-то хоть кто такая?

— Идиот, дочка этого французишки!

Она ж меня видела! — ужаснулся Гарри, сразу заподозрит неладное.

— Нет, Риччи. Лучше без меня. Третий лишний.

— Пожалуй, ты прав. — Вонахью одобрительно качнул головой. — И еще, Маноло, я тебя прошу, не перегибай с ролью тупоголового охранника. Ты же все-таки слегка образованный человек, чему-то ведь тебя учили на скульптурном факультете.