Мы с Уильямом Рейнсфердом остались одни в холле дома престарелых. Снаружи, на рю де Курсей, по-прежнему шел дождь.

— Как насчет чашечки кофе? — предложил он.

У него, оказывается, была приятная, располагающая улыбка.

Мы зашагали под моросящим дождем к ближайшему кафе. Сели за столик, заказали два эспрессо. На какое-то мгновение воцарилась тишина.

Потом он спросил:

— Вы очень близки с пожилой леди?

— Да, — ответила я. — Очень близка.

— Я вижу, вы ждете ребенка?

Я похлопала себя по большому животу.

— Должна родить в феврале.

Наконец он медленно произнес:

— Расскажите мне историю моей матери.

— Это будет нелегко, — честно предупредила я.

— Да, я понимаю. Но я должен ее услышать. Пожалуйста, Джулия.

Поначалу медленно, я начала свое повествование, негромко, приглушенным голосом, время от времени поднимая на него глаза. Пока я говорила, мысли мои устремились к Эдуарду, который сейчас уже, вероятно, сидел в своей элегантной, бледно-розовой гостиной — в комнате на Университетской улице, рассказывая ту же самую историю жене, дочерям, сыну. Облава. Велодром «Вель д'Ив». Концентрационный лагерь. Побег. Маленькая девочка, вернувшаяся из небытия. Мертвый малыш в шкафу. Две семьи, связанные смертью и тайной. Две семьи, которые соединила печаль. Одна часть меня хотела, чтобы человек, сидевший сейчас передо мной, узнал всю правду. Другая — защитить его, уберечь от ужасной и страшной реальности. От горького образа маленькой девочки, на долю которой выпало нечеловеческое страдание. От ее боли и потери. От его боли и потери. Чем дольше я говорила, чем больше подробностей приводила, чем больше вопросов у него возникало, тем сильнее я чувствовала, что мои слова ранят его, как отравленные стрелы.

Закончив, я снова подняла на него глаза. Лицо Уильяма покрылось смертельной бледностью. Он вынул из конверта блокнот и молча протянул мне. Латунный ключ лежал между нами на столе.

Я взяла блокнот, глядя на него и не говоря ни слова. Его глаза умоляли меня продолжать.

Я осторожно раскрыла блокнот. Первое предложение я прочла про себя. А потом стала читать вслух, синхронно переводя с французского на родной язык. Получалось медленно; почерк — наклонный, торопливый, слабый — разобрать было нелегко.

Где ты, мой маленький Мишель? Мой прекрасный Мишель. Где ты теперь? Помнишь ли ты меня? Мишель. Меня, Сару, свою сестру. Ту, которая так и не вернулась к тебе. Ту, которая оставила тебя в запертом шкафу. Ту, которая думала, что там ты будешь в безопасности. Прошли годы, но я по-прежнему храню этот ключ. Ключ от нашего потайного убежища. Видишь, я хранила его, день за днем прикасаясь к нему, вспоминая тебя. После того дня, 16 июля 1942 года, я не расставалась с ним. Никто не знает. Никто ничего не знает о ключе, никто не знает о тебе. О том, что ты сидел в шкафу. Никто не знает ни о маме, ни о папе. Ни о концентрационном лагере. О лете 1942 года. О том, кто я такая на самом деле. Мишель. Не было ни одного дня, чтобы я не думала о тебе. Не вспоминала нашу квартиру на рю де Сантонь. Я ношу в себе твою гибель так, как могла бы носить ребенка. И я буду носить ее в себе до самой смерти. Иногда мне хочется умереть. Мне невыносима тяжесть твоей смерти. И смерти мамы, и смерти папы. Меня преследуют видения поездов для скота, которые везут их на смерть. В голове у меня стучат колеса этого поезда, я слышу их каждый день последние тридцать лет. Мне невыносим груз прошлого. Но я не могу выбросить ключ от шкафа. Это единственная вещь, которая связывает тебя и меня, не считая твоей могилы. Мишель. Как я могу делать вид, что я — другая? Как мне заставить их поверить, что я — другая женщина? Нет, я не могу забыть. Стадион. Концентрационный лагерь. Поезд. Жюль и Женевьева. Ален и Генриетта. Николя и Гаспар. Мой ребенок не даст мне забыть. Я люблю его. Он мой сын. Мой муж не знает, кто я такая. Он не знает моего прошлого. Но я не могу забыть. Я сделана ужасную ошибку, приехав сюда. Я думала, что смогу измениться. Думала, что смогу забыть. Но я не смогла. Их отправили в Аушвиц. И там убили. Мой братик. Он умер в шкафу. У меня не осталось ничего. Я думала, что могу найти что-нибудь здесь, но я ошибалась. Оказывается, ребенка и мужа недостаточно. Они ничего не знают. Они не знают, кто я такая. И никогда не узнают. Мишель. В снах ты приходишь и забираешь меня отсюда. Ты берешь меня за руку и уводишь прочь. Жизнь для меня невыносима. Я смотрю на ключ и хочу вернуться к тебе, вернуться в прошлое. К тем чистым, невинным, спокойным дням до войны. Я знаю, что мои раны никогда не заживут. Я надеюсь, что сын простит меня. Он никогда ни о чем не узнает. Никто никогда ни о чем не узнает. Zakhor. Помни. Al Tichkah. Не забывай.