Крушение антисоветского подполья в СССР. Том 2

Голинков Давид Львович

Глава вторая. Разгул и крах мелкобуржуазной стихии при переходе от войны к миру

 

 

1. Антисоветский лагерь в конце гражданской войны

Контрреволюционный лагерь в советском тылу к концу гражданской войны претерпел серьезные изменения. Часть активных контрреволюционеров была обезврежена, еще большая часть покинула страну. Белоэмигранты (за границей их насчитывалось около 2 млн.) представляли собой определенную антисоветскую силу и поддерживались международной буржуазией. Многие из них имели связи с правительственными кругами империалистических стран, а некоторые располагали крупными средствами в иностранных банках. Все они претендовали на руководство контрреволюционным движением в советском тылу.

На крайнем правом фланге белой эмиграции в конце 1920 г. и в 1921 г. стояли организации, сконцентрировавшиеся вокруг константинопольского центра монархистов (в который входили также реакционные церковники во главе с епископами Вениамином и Евлогием) и вокруг небезызвестного черносотенца, бывшего члена Государственной думы Маркова 2-го, издававшего в Берлине газету «Двуглавый орел». Бежавший с остатками своих войск барон Врангель пытался объединить и возглавить монархистскую часть эмиграции. В этих целях он принял руководство антисоветским «Союзом освобождения России».

На правом фланге эмиграции находились и кадеты. Наиболее влиятельной была парижская группа, которая создала комитет, в конце 1920 г. возглавлявшийся П. Н. Милюковым. Комитет выдвинул идею создания единого антибольшевистского фронта с «народными социалистами» и эсерами для продолжения борьбы с Советской властью. Парижская группа издавала газету «Общее дело», редактируемую В. Л. Бурцевым.

В Париже обосновался и «Торгово-промышленный комитет», члены которого лишились своих предприятий в Советской стране и мечтали об их возвращении. За границей находились также многие деятели разгромленных в России «Национального» и «Тактического» центров.

Широко были представлены, в эмиграции деятели так называемых «социалистических» партий.

Руководство правых эсеров было расколото и находилось частью в Советской России, частью за границей. Члены ЦК партии A. Гоц, Д. Донской, Е. Тимофеев и некоторые другие были изолированы и находились в московской Бутырской тюрьме. Оставшиеся на свободе создали подпольное организационное бюро для руководства работой местных партийных организаций в России. В августе 1921 г. организационное бюро созвало X совет партии, проходивший в условиях строгой конспирации. На нем было избрано Центральное бюро партии правых эсеров в Советской стране. Находящиеся в Бутырской тюрьме члены ЦК, используя льготные условия заключения (свободное передвижение в пределах тюрьмы, свидания и т. п.), вели переписку, устраивали заседания и пытались влиять из тюрьмы на работу эсеровских организаций. Члены ЦК, эмигрировавшие за границу (В. Чернов, А. Керенский, B. Сухомлин и другие), образовали заграничную делегацию ЦК партии, которая издавала ряд газет («Революционную Россию», «За народное дело» в Ревеле, «Волю России» в Праге) и журналов. Эта группа членов ЦК также претендовала на руководство эсеровскими организациями в Советской стране.

Партия меньшевиков в советских республиках находилась на легальном положении. Вместе с тем она вела и нелегальную работу в крупных городах. Возглавляли партию члены ЦК, оставшиеся в Советской России (Ф. Дан и другие). Одновременно члены ЦК Л. Мартов, Р. Абрамович, П. Аксельрод, эмигрировавшие за границу, образовали в Берлине заграничную делегацию ЦК и издавали «Социалистический вестник», являвшийся центральным органом меньшевистской партии.

В эмиграции были и некоторые левые эсеры, а также самостоятельные, не связанные с основными политическими партиями антисоветские группы, и среди них организация Бориса Савинкова в Польше. Там же в Польше нашли пристанище эмигрантское петлюровское правительство, Белорусская рада, контрреволюционные объединения донского, кубанского, терского казачества.

Эмигрантские деятели создавали блоки, союзы для совместной борьбы против Советской власти. Таким, например, был существовавший в Париже с середины 1920 г. до апреля 1922 г. антисоветский «Административный центр», формально являвшийся внепартийной организацией, в которую входили эсеры, некоторые меньшевики и другие эмигранты. Учредителями «Административного центра» были эсеры Чернов, Керенский, Авксентьев, Зензинов. Этот «центр» пытался вести подрывную работу в Советской стране.

Таким образом, к концу гражданской войны наметилась тенденция к переносу руководящих центров антисоветских движений с территории Советской страны в белоэмигрантские и связанные с ними иностранные империалистические круги. Многие из белоэмигрантских деятелей, ничему не научившиеся на уроках истории, продолжали мечтать о вооруженной борьбе с Советской властью, призывали к продолжению интервенции и к войне с Советами.

В конце 1920 г. органам ВЧК стало известно о террористических замыслах белой эмиграции. В опубликованном Советским правительством сообщении говорилось: «Разгромленная в лице Врангеля, Петлюры и Балаховича контрреволюция не хочет сдаваться. После того как агенты русской и иноземной буржуазии были разбиты идейно и политически, после того как они были сокрушены в открытой гражданской войне оружием Красной Армии, вожди их, прежде чем отказаться от мысли вернуть себе господство над рабоче-крестьянской Россией, пытаются пустить в ход последнее средство, в котором банкротство контрреволюции должно найти свое наиболее злобное и ожесточенное выражение, — средство индивидуального террора. Ответственные органы Советской власти располагают достаточными доказательствами того, что различные белогвардейские организации (группа Савинкова, группа Чернова, группа «Национального» и «Тактического» центров, заграничные офицерские группы врангелевцев и др.) не только сошлись на мысли о применении террористических мер против руководителей рабоче-крестьянской революции, но и предприняли уже ряд практических шагов по исполнению этого замысла. Созданы целые школы контрреволюционных террористов. Ряд агентов направлен через окраинные государства в Россию. Правительства Антанты открыли, разумеется, контрреволюционным убийцам широкий кредит. Жалким безумием является мысль опрокинуть путем отдельных убийств рабоче-крестьянскую власть после того, как она вышла победительницей из идейной, политической и военной борьбы. Но Советское правительство, уверенное в своей несокрушимости, далеко, однако, от мысли предоставлять контрреволюционным террористам, агентам Антанты, возможность снова вернуться к тому методу борьбы, который был ими применен в 1918 г. и вызвал в ответ суровый урок красного террора. Рабоче-крестьянское правительство имеет в своих руках достаточное количество видных и ответственных контрреволюционных деятелей из лагеря всех перечисленных выше групп, и особенно из среды врангелевского офицерства. Рассматривая всех их как связанных круговой порукой непримиримой кровавой борьбы против власти рабочих и крестьян, Советское правительство объявляет эсеров группы Савинкова, как и группы Чернова, белогвардейцев «Национального» и «Тактического» центров и офицеров-врангелевцев, заложниками. В случае покушения на вождей Советской России ответственные единомышленники организаторов покушения будут беспощадно истребляться. Социалистическая республика, готовая ныне все свои силы, уменье, знания и весь свой энтузиазм перенести на дело мирного хозяйственного строительства, не вкладывает, однако, меча в ножны и готова в любой момент обрушить его на головы своих врагов, под каким бы знаменем они ни выступали и к каким бы методам ни прибегали». Суровое предупреждение Советского правительства произвело переполох в лагере внутренней контрреволюции и возымело свое действие.

Советская страна, приступившая к мирному строительству, испытывала большие трудности. Народное хозяйство было разрушено империалистической и гражданской войнами. В довершение ко всему летом 1921 г. страну постигло стихийное бедствие — неслыханная засуха опустошила поля плодороднейших районов, голод охватил миллионы людей.

Основные классы советского общества — рабочие и крестьяне — оказались в тяжелом положении. Рабочие, перенесшие трудности империалистической и гражданской войн, хозяйственной разрухи, устали. Известная часть их деклассировалась, бросала заводы и фабрики, уходила в деревню. Нелегким было и положение крестьян, которые отдавали государству все излишки сельскохозяйственной продукции. Пока шла война с помещиками и капиталистами, крестьяне мирились с тяготами и суровыми мерами «военного коммунизма». Но после победы они хотели работать на полученной и отвоеванной земле, свободно распоряжаясь, как мелкие товаропроизводители, продуктами своего труда, продавая хлеб на рынке. Участились выступления против продовольственной разверстки. В результате демобилизации армии в деревни и города возвратились сотни тысяч людей, которые не могли сразу получить работу. Это увеличило количество недовольного населения. В. И. Ленин говорил: «…в 1921 году, после того как мы преодолели важнейший этап гражданской войны, и преодолели победоносно, мы наткнулись на большой, — я полагаю, на самый большой, — внутренний политический кризис Советской России. Этот внутренний кризис обнаружил недовольство не только значительной части крестьянства, но и рабочих. Это было в первый и, надеюсь, в последний раз в истории Советской России, когда большие массы крестьянства, не сознательно, а инстинктивно, по настроению были против нас».

В конце 1920 г. и в 1921 г. по стране прокатились волны кулацких выступлений, в которых участвовали и многие крестьяне-середняки, поднялась «мелкобуржуазная анархическая стихия». Участники движения выступали главным образом под флагом «беспартийности» и выдвигали требования: «Долой продразверстку!», «Да здравствует свободная торговля!», «Свобода для всех!», «Советы без большевиков!». Но, как известно из истории, мелкая буржуазия, колеблющаяся между пролетариатом и буржуазией, никогда самостоятельно не добивалась своих целей. В. И. Ленин говорил: «Мы знаем из своего собственного опыта — и подтверждение этого видим в развитии всех революций, если брать новую эпоху, скажем, сто пятьдесят лет, во всем мире, — что везде и всегда результат был именно такой: все попытки мелкой буржуазии вообще, крестьян в частности, осознать свою силу, по-своему направить экономику и политику кончались крахом. Либо под руководством пролетариата, либо под руководством капиталистов — середины нет». Проявления мелкобуржуазной стихии в Советской стране немедленно использовались контрреволюционерами, которые пытались направить недовольство мелкой буржуазии в сторону реставрации буржуазного строя. В. И. Ленин придавал серьезное значение опасности мелкобуржуазной контрреволюции. Он писал: «Эта мелкобуржуазная контрреволюция, несомненно, более опасна, чем Деникин, Юденич и Колчак вместе взятые, потому что мы имеем дело со страной, где пролетариат составляет меньшинство, мы имеем дело со страной, в которой разорение обнаружилось на крестьянской собственности, а кроме того, мы имеем еще такую вещь, как демобилизация армии, давшая повстанческий элемент в невероятном количестве».

Особую предательскую роль в это время играли активизировавшиеся остатки эсеров и меньшевиков. Их агитация, приноровленная к настроениям недовольных крестьян и голодных рабочих, являлась одной из причин волнений. В. И. Ленин называл их «шептунами» и давал такую оценку их деятельности: «Когда мы говорим о шептунах эсерах и меньшевиках, то мы говорим о другом классе, говорим о тех, которые идут за буржуазией, о тех, которые пользуются всяким тяжелым положением, выпускают листки и говорят: «Смотрите, у вас отбирают триста пудов излишков, отдайте все, а получите только разноцветные бумажки». Что, мы не знаем таких шептунов? Из какого они класса? Это те же помещики, как бы они себя ни называли, эсерами, сторонниками свободы, народовластия, учредилки и т. д.».

Весной 1921 г. в руках у ВЧК оказался архив членов ЦК партии правых эсеров. По этим документам, было установлено, что ЦК партии правых эсеров дал. директиву местным эсеровским организациям об использовании кулацких антисоветских движений в интересах своей партии. Так, например, выдвигая в директиве о тактике партии от 25 февраля 1921 г. лозунг «решительного преодоления большевистской диктатуры», лидеры эсеров давали указания своим организациям, чтобы они брали в свои руки руководство вооруженной борьбой на местах и содействовали созданию на «освобожденной» территории органов «демократической государственности».

X совет партии эсеров, состоявшийся в августе 1921 г., прямо заявил: «Вопрос о революционном низвержении диктатуры Коммунистической партии со всей силой железной необходимости ставится в порядок дня. Становится вопросом всего существования российской трудовой демократии». Эта резолюция знаменовала полный отказ эсеров от решений их февральской конференции 1919 г. и возвращение на позиции VIII совета партии эсеров (май 1918 г.), призывавшего к вооруженной борьбе с Советской властью.

Меньшевики в острый и напряженный момент разгула мелкобуржуазной стихии также резко усилили свою работу на предприятиях Москвы, Петрограда, Харькова и других городов. Перекрасившись в «беспартийных», они призывали рабочих к забастовкам и антисоветским выступлениям.

Таким образом, правые эсеры и меньшевики, участвуя в стихийных «беспартийных» выступлениях, вновь пытались стать во главе антисоветских движений. «Весенние события 1921 года, — писал В. И. Ленин, — показали еще раз роль эсеров и меньшевиков: они помогают колеблющейся мелкобуржуазной стихии отшатнуться от большевиков, совершить «передвижку власти» в пользу капиталистов и помещиков. Меньшевики и эсеры научились теперь перекрашиваться в «беспартийных»… Такие люди помогают мятежам, помогают белогвардейщине». В другой работе В. И. Ленин, давая оценку позиции меньшевиков и эсеров в этот период, писал: «Как поступили социалисты-революционеры и меньшевики? Все время они колебались и этим усиливали буржуазию. Организация всех русских партий за границей показала, как обстоит сейчас дело. Умнейшие вожди русской крупной буржуазии сказали себе: «Мы не можем победить в России немедленно. Поэтому нашим лозунгом должно стать: «Советы без большевиков»»… Лозунг сейчас таков: борьба против большевиков какой угодно ценой, во что бы то ни стало. Вся буржуазия помогает теперь меньшевикам и социалистам-революционерам. Эсеры и меньшевики являются сейчас авангардом всей реакции…

Поэтому мы должны продолжать беспощадную борьбу против этих элементов».

Тяжелое положение страны пытались использовать и «леваки» — левые эсеры и анархисты. Они участвовали в антисоветских выступлениях, своими дезорганизаторскими действиями осложняли трудности. Некоторые из них возрождали подпольные бандитские группы.

Использовали трудности в стране и петлюровцы, и другие контрреволюционные националистические группы.

В самый острый момент разгула мелкобуржуазной стихии, учитывая положение страны, интересы и требования крестьян, а также потребности восстановления разоренного народного хозяйства, Ленин предложил заменить продовольственную разверстку натуральным продовольственным налогом, с тем чтобы брать у крестьян лишь часть излишков продовольствия, другую же часть оставлять в их распоряжении, разрешив свободно продавать ее на рынке. Эта мера соответствовала объективным потребностям общества, строящего социализм при активном участии всех народных масс, прежде всего рабочих и крестьян. Основы новой экономической политики были разработаны В. И. Лениным еще в 1918 г.

X съезд Коммунистической партии, состоявшийся 8—16 марта 1921 г., принял ленинские предложения. Замена продразверстки продналогом и другие мероприятия новой экономической политики позволили Коммунистической партии и Советскому правительству преодолеть политический кризис и сыграли большую роль в стабилизации внутреннего положения в стране.

 

2. Разгром антоновщины

19 августа 1920 г. в селе Каменка Тамбовского уезда подстрекаемые кулаками крестьяне отказались сдавать хлеб по продовольственной разверстке. Вскоре волнение охватило другие села Тамбовского, а затем Кирсановского, Козловского, Моршанского, Борисоглебского уездов Тамбовской губернии и частично Воронежскую губернию. Оно быстро переросло в открытое антисоветское вооруженное выступление. Вначале во главе движения стояли местные вожаки, затем к нему присоединился и возглавил его небезызвестный в Тамбовской губернии авантюрист А. С. Антонов, по имени которого движение получило название антоновщины.

Антонов, происходивший из села Инжавино Кирсановского уезда, в свое время был членом эсеровской партии и отбывал при царизме наказание за экспроприации. После Февральской революции 1917 г. он служил в Кирсанове начальником уездной милиции, а в советское время, захватив в милиции оружие, со своими сподвижниками — милиционером Трескинской волости Петром Токмаковым и членом партии эсеров с 1905 г. Иваном Ишиным — сколотил небольшую шайку из дезертиров и уголовников для борьбы с Советской властью. Он изображал себя «идейным противником» большевиков, но не был организационно связан с какой-либо политической партией, а действовал на свой страх и риск методами бандитизма: убивал коммунистов, продработников, громил и грабил советские учреждения и хозяйства. Летом 1919 г. в банде Антонова насчитывалось уже около 150 человек. Этот авантюрист использовал начавшееся в связи с продразверсткой волнение среди крестьян и своими демагогическими обещаниями и агитацией вовлекал несознательные массы в свою банду. В нее стали вливаться кулаки, некоторые недовольные продразверсткой крестьяне-середняки, белогвардейские элементы и насильно втянутое в антисоветское движение население. В распоряжении Антонова оказалось большое количество оружия.

Антонов разбил свое «войско» на две «армии». В «первую армию», командовать которой он поставил бывшего полковника царской армии Александра Богуславского, входило 9 «полков». Во «вторую армию», под командованием бывшего подпоручика царской армии Петра Токмакова, входило 4 «полка». Кроме того, под личным командованием Антонова состояли сформированные им несколько отборных особых конных «полков» — оплот антоновщины. Все эти вооруженные силы строились по территориальному принципу: в «полки» (Каменский, Кирсановский, Семеновский и т. д.), состоявшие из 400—1000 человек, включались жители определенного села, района, население которого должно было снабжать бандитские шайки фуражом, продовольствием, лошадьми и пополнять людьми. Во главе мятежных банд стоял так называемый «главный оперативный штаб революционной народной армии», в состав которого входили Антонов (начальник «штаба»), Токмаков, Богуславский и другие «высшие командиры». Для политической работы среди «войска» и населения Антонов образовал Тамбовский губернский «Союз трудового крестьянства» (он помещался в селе Каменка) во главе с И. Е. Ишиным и вожаком восстания в Каменке местным кулаком Г. Н. Плужниковым. «Союз трудового крестьянства» создавал низовые организации в селах, охваченных мятежом, канцелярии, агитационный аппарат, вооруженную милицию для внутренней охраны.

Антоновское движение с самого начала носило кулацко-эсеровский характер. Оно вело свою родословную от эсеров. В его «программе» содержались требования: установление политического равенства всех граждан, без разделения на классы; созыв Учредительного собрания на основе всеобщего, прямого, равного и тайного голосования (при этом не предрешался вопрос о характере будущего политического строя России — «программа» не требовала даже установления республики); свобода слова, совести, печати, союзов и собраний для всех; социализация земли; допущение русского и иностранного капитала для развития экономической жизни страны. Антоновцы требовали, кроме того: «открытия широкого государственного кредита личности; свободного производства кустарной промышленности», «урегулирования цен на труд и продукты производства фабрик и заводов, находящихся в ведении государства». Они заявили, что для достижения этих целей «организуют добровольческие партизанские отряды и ведут вооруженную борьбу», считая «своей первой задачей свержение власти коммунистов-большевиков».

Иногда антоновцы агитировали за образование в стране некоего «крестьянского государства» и обещали в нем всему населению «жирную жизнь». В листовке, распространенной среди крестьян, брат Антонова Дмитрий сложил безграмотное «стихотворение», в котором, между прочим, призывал: «Давайте вместе вести борьбу… Устроим по-хорошему жизнь свою… Пусть пламя восстания горит ярче. Народ восстал спасать себя. Этот пожар впереди жирную жизнь сулит… Да здравствует союз всех крестьян… Да здравствует вождь наш Антонов». Несмотря на весьма неопределенную политическую окраску, «программа» антоновцев была безусловно кулацкой и должна была привести к реставрации капитализма в стране.

Центральные органы эсеровской партии отрицали свою связь с антоновщиной. Эсеры утверждали, что созданные ими весной 1320 г. в Тамбовской губернии «союзы трудового крестьянства» не имели ничего общего с одноименными «союзами», образованными антоновцами. Они заявили, что районный комитет эсеровского «союза трудового крестьянства» постановил воздержаться от участия в восстании, но «был втянут» в это движение. Позже, во время расследования дела членов ЦК партии правых эсеров, советские следственные органы, сделали вполне обоснованный вывод, что партия социалистов-революционеров проводила предательскую политику как по отношению к Советской власти, так и по отношению к обманутым крестьянским массам. Во-первых, эсеры участвовали в работе по подготовке восстания, организовав «союзы трудового крестьянства». Во-вторых, лозунги, с которыми шли повстанцы, являлись не чем иным, как безграмотным изложением обычных эсеровских лозунгов. И, в-третьих, движение, начатое эсерами, было брошено ими на произвол судьбы и отдано в руки «первого попавшегося проходимца».

Верховный революционный трибунал в приговоре по делу правых эсеров отметил, что тамбовская организация этой партии вместе с левыми эсерами уже в феврале — марте 1920 года вела антисоветскую агитацию среди крестьян и организовывала их на борьбу за «отвоевание власти из рук Коммунистической партии в руки нового временного правительства». «После уборки урожая, — говорилось в приговоре, — вспыхнуло восстание, во главе которого встал Антонов, назвавший себя беспартийным с.-р. и выставивший в основе те же лозунги, какие выставила ранее организация партии с.-р. Связь тамбовской организации партии с.-р. уже после начала восстания с повстанцами поддерживалась. И если партия с.-р. не встала официально во главе этого движения, то это есть результат… политической двойственности, боязни взять на себя ответственность за движение, хотя и вызванное с.-р., но явно шедшее навстречу поражению».

Антоновское движение, разрастаясь, все более приобретало характер политического бандитизма. Антоновцы зверски расправлялись с коммунистами, продработниками, советскими активистами, грабили советские хозяйства и учреждения. За время мятежа они убили и замучили около 2 тысяч человек. Особенной жестокостью отличался приятель Антонова — «командир» одного из подразделений банды, известный уголовник Васька Карась. Очевидец, побывавший в Тамбовской губернии, в декабре 1920 г. докладывал в ЦК РКП (б) и ВЧК: «В деревнях при поимке товарищей коммунистов они терзают их, отрезая сперва конечности, выкалывая глаза, вскрывают живот и, набивая бумагой и опилками, зажигают живые факелы; насытившись вдоволь муками своих жертв, они изрубливают их и оставляют трупы на земле для кормежки собак, и под страхом смерти никто не смеет убрать трупы, пока банда не скроется. Жертвою этих зверей падают не только товарищи коммунисты, но также и их семьи, и их имущество, и сами жилища сжигаются дотла». Участник восстания старый эсер ф. Подхватилин, разочаровавшийся в «движении» и добровольно сдавшийся советским властям, говорил: «Заговорщики и главари бандитизма — это люди в большинстве своем полуграмотные, крайне грубые и невежественные… Большинство руководителей выпущенной программы восстания не понимает… Они не придерживались ее в своей работе и действиях. Грабеж, пьянство, насилие, безразборчивые убийства и расстрелы тружеников — вот, по существу, их «программа»».

Вначале местные партийные и советские организации вели борьбу с антоновщиной недостаточно эффективно, и мятеж принял затяжной характер. ЦК РКП (б) и лично В. И. Ленин неоднократно требовали от тамбовских властей скорейшей ликвидации бандитизма, развертывания политической работы среди населения; из центра в Тамбов посылались воинские части. 2 февраля 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) рассмотрело вопрос о событиях в Тамбовской губернии. Были приняты решения усилить политическое руководство в губернии, развернуть там работу с целью оторвать крестьян от антоновских банд, снизить объем продовольственной разверстки, взыскиваемой с крестьян Тамбовщины, послать в Тамбов полномочную комиссию ВЦИК во главе с В. А. Антоновым-Овсеенко и командировать для работы в Тамбовской губернии большую группу партработников.

12 февраля 1921 г. Центральная междуведомственная комиссия по борьбе с бандитизмом под председательством Ф. Э. Дзержинского постановила усилить Тамбовскую чрезвычайную комиссию но борьбе с контрреволюцией. Туда был командирован особоуполномоченный ВЧК Я. Б. Левин с группой чекистов, а начальником губчека назначен опытный чекист М. Д. Антонов.

Комиссия ВЦИК приступила к работе в Тамбове с 16 февраля 1921 г. На основании постановления Советского правительства крестьяне Тамбовщины были освобождены от дальнейшего выполнения плана продразверстки, в губернии разрешена свободная торговля хлебом. По решению X съезда РКП (б) Советское правительство объявило о полной отмене в стране продовольственной разверстки и замене ее продовольственным налогом. Комиссия ВЦИКа и местные организации развернули широкую разъяснительную работу среди крестьян. Объявили двухнедельник (с 21 марта по 5 апреля) добровольной явки с повинной крестьян, вовлеченных в антисоветские выступления: их освобождали от наказания за их прошлые преступные деяния. Все эти политические мероприятия положительно повлияли на крестьянские массы. Наметился явный перелом в их настроениях. В Борисоглебском уезде, например, явились с повинной около трех тысяч крестьян, ушедших из антоновских банд. Все добровольно явившиеся были освобождены от наказания.

Однако антоновские «активисты» продолжали бандитские действия. Теряя влияние среди крестьян, они стали терроризировать и насильно принуждать их участвовать в мятеже. 27 апреля 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б), учитывая изменение настроений крестьянства и начинающееся разложение антоновских банд, поставило перед командованием Красной Армии задачу ликвидировать бандитизм в Тамбовской губернии в течение месяца. В пораженные антоновщиной районы прибыли дополнительные войска, командующим всеми вооруженными силами на Тамбовщине по предложению В. И. Ленина стал М. Н. Тухачевский, а его заместителем И. П. Уборевич. Среди направленных в Тамбовскую губернию войск была и отдельная кавалерийская бригада прославленного героя гражданской войны Г. И. Котовского.

Главный штаб Красной Армии и руководство ВЧК разработали оперативный план быстрого разгрома антоновских банд. Видное место в плане отводилось чекистским мероприятиям. Чекисты, действуя вместе с войсками, должны были вести разведку в антоновском лагере, в освобожденных районах вылавливать скрывающихся бандитов и содействовать восстановлению работы советских учреждений. Ставилась задача проникнуть в лагерь антоновцев, захватить вожаков движения. Исполнение этих мероприятий поручалось работникам Секретного отдела ВЧК, которым в то время руководил Т. П. Самсонов, и чекистам Тамбовской и Воронежской губерний. Для ведения разведывательной работы в банды были направлены специальные агенты и оперативные работники, среди которых особенно отличался Е. Ф. Муравьев. Под видом председателя Воронежского комитета и члена Центрального комитета левоэсеровской партии Петровича он проник в логово антоновцев, вошел в доверие к их главарям и, пробыв среди них полтора месяца (май — июнь 1921 г.), успешно выполнял задание.

Об интересных деталях чекистских операций впоследствии рассказал секретарь Тамбовского губкома РКП (б) Б. А. Васильев. «Осенью 1920 года в Тамбове, — писал он, — были ликвидированы два областных эсеровских комитета, которые политически руководили восстанием. После этого разгрома, по всем данным, в городе не было эсеровской организации… Между тем антоновский главный оперативный штаб и волостные повстанческие организации получали из Тамбова весьма точные сведения о передвижениях Красной Армии. Из Тамбова же приходили в деревню политические директивы повстанцам и призывы не падать духом, так как «помощь близка», «в Москве и Питере власть большевиков уже свергнута» и т. д. В целях обнаружения источника и авторов этих документов были сделаны по Тамбову изъятия политически подозрительного элемента. Они обнаружили… что ключ к разгадке на этот раз надо искать не среди эсеров или меньшевиков, а правее.

Искусными приемами, пользуясь эсерами, которые перешли на нашу сторону, Чека раскрыла «секрет». Оказалось, что фактическим руководителем главного оперативного штаба повстанческой армии был некий Федоров — бывший тамбовский присяжный поверенный, бывший домовладелец и землевладелец, устроившийся под видом представителя Петроградской конторы по закупке лошадей… Федоров чрезвычайно искусно конспирировал. Он имел несколько квартир, держал связь с совработниками, изображал из себя самого последнего спекулянта, которому в высокой степени наплевать на все политические вопросы. Спекулянтом Федоров слыл недаром. Он широко спекулировал золотом и драгоценными камнями, а в последнее время еще и лошадьми, которые бандиты сдавали ему на комиссию для продажи. От бандитов Федоров тщательно скрывал свою настоящую физиономию. Для них он был «товарищ Горский», представитель центрального эсеровского комитета».

Чтобы ликвидировать шпионскую деятельность Д. Ф. Федорова, чекисты провели сложную операцию. Выступая под видом антоновцев, они вошли в доверие к Федорову и направили его в Москву для переговоров о совместной деятельности антоновцев с руководством некоей антисоветской «московской организации», могущей помочь антоновскому движению. Федорову дали «явку» в Москве… и он попал в чекистскую «ловушку»: в качестве «руководящего деятеля московской организации» в Москве его встретил начальник Секретного отдела ВЧК Т. П. Самсонов.

Федоров подробно рассказал Самсонову о состоянии и планах антоновского движения, после чего был арестован. Разоблаченный шпион вынужден был сознаться в своей преступной деятельности. Тогда-то и выяснилось, что он исподволь, втайне направлял антоновское движение в кадетское русло и пытался в этих целях связаться с центром кадетской партии через известного ему члена ЦК партии кадетов, бывшего крупного тамбовского землевладельца Н. М. Кишкина, проживавшего в Москве и работавшего в то время во Всероссийском комитете помощи голодающим.

В чекистскую «ловушку» попал и начальник контрразведки антоновского штаба Н. Я. Герасев («Донской»). По указанию чекистского агента Е. Ф. Муравьева Герасев приехал в Москву, чтобы принять участие в оперативном совещании «штаба московских боевых сил» и в подготовке «всероссийского съезда повстанческих отрядов». И опять, как и в случае с Федоровым, Герасев попал на конспиративную квартиру ВЧК. Его встретил все тот же Т. П. Самсонов и его сотрудники. Они сумели получить от Герасева обстоятельный доклад о положении дел у антоновцев, о их намерениях и арестовали его.

Наконец, «член ЦК левоэсеровской партии Петрович» провел собрание антоновцев для выбора делегатов на «всероссийский съезд» повстанцев в Москве. «Делегатами» стали один из военных руководителей антоновцев, бывший штабс-капитан Павел Эктов и «начальник политотдела» Иван Ишин. Кроме того, с ними должны были выехать «для получения в Туле оружия» двадцать отборных бандитов и Е. Ф. Муравьев. Их встретили в Москве чекисты под руководством помощника начальника Секретного отдела ВЧК Т. Д. Дерибаса. Антоновцы многое рассказали «членам штаба» контрреволюционной организации (а на самом деле чекистам) и были арестованы.

Вожаки банды (за исключением Антонова, который в тот период оказался вне поля зрения чекистов) понесли заслуженное наказание. Только Павел Эктов был помилован; он оказал впоследствии серьезные услуги при ликвидации антоновщины.

Между тем в конце мая 1921 г. командующий советскими войсками М. Н. Тухачевский приступил к решительным боевым действиям против банд антоновцев. Первый удар был нанесен в районе станции Инжавино по «второй армии» антоновцев, возглавляемой Антоновым. Против бандитов действовали конные части: бригада Г. И. Котовского, 14-я отдельная кавалерийская бригада, 7-е Борисоглебские кавалерийские курсы и другие части под общим командованием И. П. Уборевича. Бои продолжались с 29 мая по 7 июня 1921 г., в результате «вторая армия» была разгромлена. Раненый Антонов с небольшим отрядом бандитов бежал.

Затем начались операции против «первой армии» антоновцев под командованием бывшего полковника Богуславского. Она была окружена в Тамбовском уезде, но 14 июня ушла за Дон, а затем, преследуемая частями Красной Армии, оказалась в Воронежской губернии. 20 июня около г. Урюпинска (Борисоглебского уезда) советские войска настигли антоновцев, и «первая армия» была полностью уничтожена. В одном из боев Богуславский был ранен, пытался бежать, но метким выстрелом одного из бойцов автоброневого отряда ВЧК (под командованием Ю. В. Конопко) был убит.

В дальнейшем разгром мелких групп и шаек бандитов продолжался. Преследуемые воинскими частями, чекистами, добровольческими отрядами рабочих и крестьян, проклинаемые крестьянами, антоновцы разлагались. Втянутые в банды крестьяне массами уходили от Антонова, являлись с повинной к советским властям, многие из них приняли участие в боевых действиях против бандитов.

Упорно сопротивлялась «столица» антоновцев — село Каменка. Но и здесь в июне 1921 г. местные крестьяне рассказали воинам Красной Армии и чекистам о местонахождении подземелья, в котором скрывались члены губернского и уездного комитетов «Союза трудового крестьянства». Подземелье было окружено, взято, и там захвачено до 80 «активистов» антоновского движения. В подземелье обнаружены также важные документы канцелярии «Союза трудового крестьянства». 75 «активистов»-антоновцев из Каменки добровольно сдались. Инициатор восстания Г. Н. Плужников был обнаружен крестьянами в лесах района и убит при задержании.

20 июля 1921 г. председатель комиссии ВЦИК В. А. Антонов-Овсеенко сообщал в ЦК РКП (б): «Банды Антонова разгромлены. Шайки Богуславского уничтожены. Банда Карася вместе со своим атаманом ликвидирована. Бандиты массами сдаются, выдавая главарей. Само крестьянство окончательно отшатнулось от эсеро-бандитского предательства. Оно само вступает в решительную борьбу с разбойными шайками».

Подводя итоги боев с антоновцами, один из непосредственных участников ликвидации антоновщины — командующий отдельной конной группой по борьбе с антоновщиной К. В. Бриммер приводил впоследствии следующие цифры потерь антоновцев: «С 28 мая по 26 июля добровольно явилось бандитов: с оружием—1260, без оружия — 4325. Взято в облавах: с оружием — 572, без оружия — 4713, взято в плен в боях 985, убито в боях 4515. Всего — 16 370».

Последняя крупная банда антоновцев (около 500 человек) под предводительством бывшего вахмистра Ивана Матюхина была разбита отрядом Г. И. Котовского в июле 1921 г. Отряд Котовского под видом антисоветской банды — «отряда казачьего атамана Фролова», прорвавшегося с Дона и Кубани, вступил в контакт с бандой Матюхина «для совместной борьбы против Советской власти». Г. И. Котовский, принимавший личное участие в этой операции, сыграл роль «белогвардейского казачьего атамана», а бойцы его отряда — роль казаков. Участие в этой операции принял бывший офицер, служивший у Антонова, Павел Эктов, арестованный ВЧК. По указанию ВЧК Эктов; об аресте которого Матюхин не знал, вместе с отрядом Котовского вошел в расположение банды Матюхина, связался с ее участниками, представил Матюхину Г. И. Котовского как «казачьего атамана Фролова» и рекомендовал вступить в контакт с ним. 20 июля в деревне Кобылинка произошла встреча обоих располагавшихся там отрядов. По этому случаю собрались для встречи члены «штаба» матюхинской банды и комсостав «отряда казаков Фролова». Когда все собрались, Г. И. Котовский и его товарищи в короткой перестрелке уничтожили «штаб» матюхинской банды. А после этого сигнала конники Котовского разгромили всю банду. Только немногим бандитам и раненому Матюхину удалось бежать. Во время этой операции был ранен и Г. И. Котовский.

Матюхин вскоре снова образовал банду из уцелевших антоновцев. В сентябре 1921 г. она была окончательно ликвидирована. Отважные чекисты В. Г. Белугин и Ч. М. Тузинкевич проникли в эту банду, вошли в доверие к ее главарю, а затем в условленный момент вызвали из Тамбова отряд красноармейцев, который по данному ими сигналу напал и разгромил бандитов. При этом сотрудник Особого отдела армии В. Г. Белугин лично застрелил главаря банды Матюхина. Другой чекист, Чеслав Тузинкевич, геройски погиб в этом бою.

Наконец наступил и конец вожака мятежа Антонова, который скрывался в тамбовских лесах. 24 июня 1922 г. в селе Нижний Шибряй Борисоглебского уезда отряду Тамбовского губернского отдела ГПУ под командованием М. И. Покалюхина удалось выследить Александра Антонова, укрывавшегося со своим братом Дмитрием в избе Н. И. Катасоновой. При попытке задержать их Антоновы оказали вооруженное сопротивление и оба были убиты в перестрелке. В чекистском отряде по поимке Антоновых участвовали и бывшие антоновцы. Один из них, Михаил Ярцев, и застрелил вожаков бандитизма. Крестьяне благодарили чекистов за избавление от антоновщины.

 

3. Разгром мятежа изменника Сапожкова

Антисоветские мелкобуржуазные движения развернулись также в Саратовской и соседних с нею губерниях. Немалое влияние на них оказал мятеж, поднятый изменником Сапожковым.

Александр Сапожков, сын зажиточного самарского крестьянина, во время войны 1914–1918 гг. дослужился в царской армии до чина подпоручика. В 1917 г. он примкнул к левым эсерам, принял участие в Октябрьской революции в Саратовской губернии и пытался даже вступить в большевистскую партию. Но он постоянно колебался в политическом отношении и подпадал под кулацкое влияние. Как военный специалист Сапожков занимал ответственные посты в Красной Армии: с февраля 1919 г. командовал 22-й дивизией и участвовал в военных действиях на Уральском и Южном фронтах.

Находясь со своей частью в 1920 г. в Новоузенском уезде Саратовской губернии, где происходили кулацкие выступления, Сапожков зачастую открыто выражал солидарность с этими выступлениями. Он требовал от местных властей прекращения продовольственной разверстки, введения свободной торговли. Формируя на территории Новоузенского, Пугачевского, Бузулукского и Самарского уездов новую, 2-ю Туркестанскую дивизию, Сапожков принимал в состав дивизии не только местных дезертиров, но и соседних реакционных уральских казаков, а на командные посты назначал своих друзей, зараженных анархо-эсеровскими настроениями. В его частях почти открыто велась антисоветская агитация.

Когда командованию Заволжского военного округа стало известно о неблагополучии в частях формируемой дивизии, командующий войсками округа К. А. Авксентьевский в июле 1920 г. снял Сапожкова с поста начальника дивизии и назначил на его место другого. Эти события и послужили непосредственным поводом к мятежу. Сапожков призвал комсостав дивизии к неподчинению командованию военного округа, а 13 июля в Бузулуке начал открытый вооруженный мятеж.

Главным лозунгом сапожковского мятежа был лозунг: «Долой продразверстку, да здравствует свободная торговля!» Сапожков выдвигал еще и «левацкие» требования: выступал против «комиссаров», «спецов», «белогвардейцев», требовал «правильного распределения предметов, необходимых населению» и т. п. Оплотом его стали кулаки и дезертиры Пугачевского, Новоузенского, Бузулукского уездов, а также соседние реакционные казаки. Свою банду он пышно назвал «1-й армией правды», в некоторые моменты ее численность достигала 2500 человек.

Банда Сапожкова заняла Бузулук, его районы и повела наступление в сторону Пугачева, Новоузенска, Уральска. Однако уже через несколько дней, 17 июля, отряды Заволжского военного округа, ЧОН и ВОХР очистили от мятежников Бузулук и железную дорогу. Тогда Сапожков разделил банду на две части: одна, под командованием его помощников Серова и Усова, двинулась на Уральск, другая, под его личным командованием, — на Новоузенск.

В телеграмме от 2 августа 1920 г., адресованной Ревкому Уральской области, президиуму Саратовского исполкома и в копии командующему Заволжским военным округом и губкомам партии Саратова и Уральска, В. И. Ленин писал: «Бывшим начдивом 2-й туркдивизии Сапожковым поднято восстание в Бузулукском районе. Сапожкову удалось привлечь на свою сторону некоторые красноармейские части и часть кулацкого населения и в настоящее время он стремится пробиться на Новоузенск и далее, вероятно к низовьям реки Волги и Урала. С целью облегчить борьбу с Сапожковым и воспрепятствовать его успешному бегству предлагаю: 1) обязать все ревкомы и исполкомы оставаться на местах до последней возможности, энергично ведя агитацию против изменника и всячески препятствуя его агитации среди населения; 2) направить в распоряжение командарма ряд серьезных работников; 3) установить самую тесную связь между подчиненными вам ревкомами и исполкомами и воинскими отрядами, обеспечив согласованность действий, принять меры к охранению технической связи; 4) вести самое тщательное наблюдение за движением отрядов Сапожкова, используя местных жителей, сообщая результаты наблюдения ближайшим войсковым начальникам; 5) пресекать в корне всякое проявление сочувствия и тем более содействия местного населения Сапожкову, используя всю полноту революционной власти; в тех случаях, где содействие имело место, потребовать выдачу виновных главарей; от селений, лежащих на пути следования отрядов Сапожкова, брать заложников, дабы предупредить возможность содействия. Настоящее распоряжение требует самого срочного и энергичного выполнения под личной ответственностью всех исполнителей.

Предсовтрудобороны

Ленин».

Руководствуясь этими указаниями, местные власти приняли меры к ликвидации мятежа.

В результате военных действий частей Красной Армии, среди которых особенно отличились курсанты Борисоглебских кавалерийских курсов, саратовские и самарские отряды ЧОН, банда Сапожкова постепенно таяла: от «1-й армии правды» после августовских боев осталось всего 60–80 человек, от банды Серова и Усова — 20–30 человек. Но Сапожков вновь продолжал формировать банды, силой заставляя крестьян воевать против Советской власти.

5 сентября 1920 г. банда Сапожкова была окончательно разгромлена у озера Бак-Баул, а сам Сапожков убит. Его ближайшие сподвижники Серов и Усов с отрядом около 300 человек скрылись в степях.

Ранней весной 1921 г. в Саратовской губернии снова усилились антисоветские выступления. Теперь они коснулись не только крестьянских районов, но и центра губернии — города Саратова, в котором возникли брожения среди части рабочих и служащих, страдавших от недостатка продовольствия и других трудностей.

Когда Саратовский горсовет вынужден был сократить продовольственный паек трудящимся, на некоторых предприятиях города (особенно в железнодорожных мастерских) под влиянием эсеро-меньшевистской агитации начались волнения. Раздавались призывы объявить политическую забастовку, связаться с оперирующими в деревнях бандами.

Разъяснительная работа, проведенная партийными и советскими организациями, решительная борьба с контрреволюционерами и зачинщиками «волынок» улучшили обстановку в городе. Часть подпавших под влияние эсеров и меньшевиков рабочих отшатнулась от контрреволюционеров.

26 марта 1921 г. в обращении к населению председатель Саратовской губернской чрезвычайной комиссии по борьбе с контрреволюцией отмечал:

«Не довольствуясь кровавыми уроками всей гражданской войны, с.-р. вкупе с явными белогвардейцами пошли на поднятие организованного восстания против власти рабочего класса…

Уничтожена масса заготовленного для рабочих и красноармейцев продовольствия, сорвана совершенно посевная кампания, убиты, истерзаны не один десяток сознательных рабочих и крестьян. Одновременно искусственно пытались вызвать волнения среди рабочих и красноармейцев г. Саратова, дабы подготовить почву для взятия бандитами Саратова…

Установлено, что скопление бандитских сил на территории губернии и внутренние волнения в Саратове представляют из себя осуществление одного плана, руководимого из одного центра бело-эсеров…».

Резкое усиление колебаний мелкобуржуазной стихии в Саратовской губернии было связано также с разрушительной работой вторгшейся сюда банды изменника К. Т. Вакулина, служившего в Красной Армии и поднявшего мятеж в слободе Михайловка Усть-Медведицкого округа Донской области. Прорвавшись в Саратовскую губернию, банда Вакулина поддержала антисоветские настроения местных кулаков. Вакулин агитировал крестьян за «раздел» советских амбаров с семенным и продовольственным зерном, собранным в порядке продразверстки. Началось расхищение зерна в Камышинском, Новоузенском и Пугачевском уездах. Львиная доля похищенного, конечно, попадала к кулакам.

После того как Вакулин 17 февраля 1921 года был убит в бою, командование бандой перешло к его помощнику — донскому казаку Ф. Попову, и последний действовал в Саратовской губернии до апреля, когда банда была окончательно разгромлена.

Весной 1921 г. активизировались бандиты из бывшей сапожковской банды, скрывавшейся в степях в Новоузенском уезде. Ими командовал сподвижник Сапожкова Серов. Свою банду Серов назвал «группой восставших войск воли народа» и проводил для пополнения ее принудительные мобилизации среди крестьян.

В 1921 г. бандитам удалось на короткое время захватить Камышин, Хвалынск, Ртищево, Пугачев. Они расхитили свыше 2 миллионов пудов хлеба, убили несколько тысяч рабочих и крестьян. Головорезы банды Серова сожгли живьем на хуторе Вольница 13 красных партизан. Другая банда спустила живыми под лед 20 крестьян села Тетеровятки и коммунаров сельскохозяйственной коммуны «Пионер».

21 марта 1921 г. пленум Саратовского губисполкома постановил создать Саратовский революционный комитет (Сарревком) как высшую власть в губернии. Председателем ревкома утвердили старого большевика М. Васильева. Ревкомы создавались также в уездах и волостях. Ими была проведена большая разъяснительная, политическая и организационная работа. Советское правительство отпустило населению Саратовской губернии 2 миллиона пудов хлеба в качестве продовольственной и семенной помощи. При воинских частях образовывались специальные чекистские следственные отряды, которые вели борьбу с действующими в подполье бандитами и их соучастниками. Выездные сессии ревтрибуналов на местах рассматривали судебные дела бандитских вожаков.

Все эти меры, а особенно начавшееся осуществление новой экономической политики, положительно отразились на настроениях крестьянства. Десятки и сотни крестьян покидали банды, возвращались в деревни и приступали к мирному труду. Многие из них стали сопротивляться принудительным мобилизациям в бандитские шайки, помогали частям Красной Армии вылавливать бандитов. В некоторых волостях крестьяне, вооружившись чем попало, сражались с бандитами. Началось и разложение банд. В середине апреля 1922 г. части Красной Армии разгромили банду Серова, который едва успел бежать. Наконец к августу 1922 г. бандитизм в Саратовской области был окончательно ликвидирован.

 

4. Политический бандитизм на юго-востоке страны

Весьма остро протекали кулацкие выступления в Юго-Восточном крае страны: на Дону, в Астраханском крае, особенно в Калмыкии, на Северном Кавказе — в Кубано-Черноморской, Терской областях и Ставропольском крае.

После поражения Деникина здесь остались многие соучастники его преступлений, рассеявшиеся по станицам, селам и городам. Добровольческая армия и белоказачий актив как бы рассыпались по территории обширного края, готовые в любую минуту вновь выступить против Советской власти.

Тяжелый хозяйственный кризис, изъятие хлеба у крестьян и казаков в порядке продовольственной разверстки, трудовая повинность, мобилизация в связи с советско-польской войной, аннулирование деникинских денег без замены их советскими — все это вызывало недовольство крестьян и казаков и способствовало росту антисоветских настроений, дезертирства, образованию банд. Советское правительство объявило амнистию всем лицам, служившим в деникинских и казачьих бандах. Но активные белогвардейцы, чувствовавшие за собой вину, не доверяли амнистии, скрывались и часто искали убежища в бандах.

Таким образом, кадры бандитизма на Северном Кавказе состояли из «зеленых» — дезертиров и скрывавшихся от репрессий; закоренелых белогвардейцев — офицеров, жандармов, представителей буржуазной интеллигенции, порвавших с самого начала с Советской властью; фанатичных врагов Советской власти из числа богатых казаков и кулаков. Кроме того, в рядах мятежников оказывались уголовники, авантюристы, лица, попадавшие в отряды в результате проводимых повстанцами так называемых летучих мобилизаций. В связи с этим политическая окраска бандитских движений была весьма пестрой.

Большую помощь контрреволюционерам Северного Кавказа оказывало меньшевистское правительство Грузии. Несмотря на мирный договор, заключенный с правительством Советской России 7 мая 1920 г., оно приютило на своей территории ряд антисоветских организаций. Крупнейшей из них был «Комитет помощи генералу Врангелю» или, как его еще называли, «Комитет освобождения края от большевиков», возглавлявшийся генерал-лейтенантом князем Меликовым и Тумановым. «Комитет» имел в своем распоряжении огромные денежные средства и являлся базой врангелевского влияния на Северном Кавказе. Он направлял агентов в советский тыл, чтобы объединить и организовать всех контрреволюционеров под единым врангелевским знаменем. В Тифлисе находились также бежавшие члены кубанского «правительства» во главе с Тимошенко, терского «правительства» во главе с Букановским, горского «правительства» во главе с Тапа Чермоевым.

Летом 1920 г. мелкие разрозненные антисоветские отряды бело-зеленых на Кубани превратились в «Армию возрождения России», главари которой пытались сформулировать собственную политическую программу. В ней были требования созвать Учредительное собрание, передать землю «трудовому народу» и т. п. Все это, однако, служило лишь прикрытием фактических целей антисоветского движения, находившегося под влиянием и управлением белогвардейцев. Командующим «армией», состоявшей из нескольких тысяч вооруженных казаков и кулаков, являлся явный монархист генерал М. А. Фостиков, а командирами частей — бывшие деникинские офицеры, выполнявшие указания врангелевского военного штаба.

14 августа на побережье Азовского моря в районе станицы Приморско-Ахтарской (южнее Ейска) высадился десант из отборных офицерских и казачьих врангелевских частей под командованием генерала С. Г. Улагая. Затем по соседству высадились другие такие же десанты. Эти операции тщательно подготовлялись, на них возлагались серьезные надежды. Врангель решил захватить Кубань, соединиться здесь с бело-зелеными отрядами и свергнуть Советскую власть. Он предполагал, что местное население окажет десантам активную поддержку. В приказе по войскам десанта генерал Улагай специально предупреждал офицеров, казаков и солдат: «Кубанцы! Развал армии Деникина совершился только исключительно благодаря грабежам и насилиям войск над мирным населением. Все… города… провожали нас с ненавистью… Надо идти к населению с чистыми руками и совестью, иначе мы вновь погубим то, что создадим тяжелыми усилиями и потерями». Улагай грозил расстрелом за малейший грабеж и «ничтожнейшее насилие» над населением. Но все эти приказы не достигали цели. Население видело во врангелевских десантниках прежних деникинцев. Между казачье-крестьянской Кубанью и реакционной врангелевщиной было непримиримое противоречие. Объявленная Улагаем мобилизация в армию провалилась. Части Красной Армии разбили его десант. Разгромлена была и «Армия возрождения России». Фостиков со своими людьми бежал в Грузию, а оттуда к Врангелю.

Весною 1921 г. антисоветское движение на Северном Кавказе усилилось. В Баталпашинском отделе Кубанской области под командованием полковника Серебрякова возникла вооруженная группа так называемых «Народных войск Северного Кавказа», которая к маю 1921 г. насчитывала более четырех полков. К тому времени в Ейском отделе сформировался другой отряд (полковника Жукова), назвавшийся «дивизией помощи русской армии генерала Врангеля». Эти две мятежные группы сообща вели разрушительную работу в тылу советских войск, обманом вовлекая в нее казаков и крестьян.

К 25 мая 1921 г. основные силы Жукова и Серебрякова были разгромлены Красной Армией. Остатки их бежали в горы. «Главком» Серебряков был взят в плен и понес заслуженное наказание.

В сентябре — октябре 1921 г. на Кубани образовалось подпольное «Кубанское временное повстанческое правительство» в составе полковника Савицкого, бывшего члена Кубанской рады Пилюка и Малиновского. Из разрозненных банд казаков, под командой генерала Пржевальского (он же Марченко) «правительство» сформировало «Кубанскую повстанческую армию», которая в сентябре предпринимала активные боевые действия. Она подступила почти к самому Екатеринодару (ныне Краснодар). Но подоспевшие части 1-й Конной армии остановили мятежников, 22 сентября у села Белого они потерпели окончательное поражение. «Кубанская повстанческая армия» была ликвидирована, а ее руководители — Савицкий, Пилюк, Малиновский и другие — преданы суду.

Оживились в 1920–1921 гг. и антисоветские движения среди горских народов Северного Кавказа. На сцену вновь вышли националистические вожаки горской контрреволюции, скрывавшиеся в горах или бежавшие в Турцию и Грузию. Нажмуддин Гоцинский опять объявил себя имамом Дагестана и Северного Кавказа; к нему присоединился полковник Кайтмас Алихапов; им удалось поднять на мятеж во имя «защиты ислама» отсталые массы горских крестьян отдаленных районов Гунибского, Андийского и Аварского округов. Вождем восстания был объявлен внук Шамиля, молодой офицер французской службы Саид-бей. К октябрю 1920 г. мятеж принял широкие размеры. Против мятежников были направлены части Красной Армии. К маю 1921 г. они закончили очищение Кавказских гор от антисоветских банд. Главари мятежа бежали (Саид-бей — в Турцию, Гоцинский — в горы Чечни), полковник Алиханов погиб.

Немалую роль в развитии бандитских движений 1920–1921 гг. на юго-востоке страны играли события в Калмыцкой степи. Здесь, в малолюдных местах, оперировали многие белогвардейские, казачьи, кулацкие банды; находили прибежище разбитые Красной Армией банды, скрывались дезертиры, уголовники, скотокрады.

Местное отсталое кочевое калмыцкое население, разоренное войнами и эксплуатацией своей родовой знати и духовенства (князей, зайсангов — дворян, лам), влачило нищенское существование и пополняло кадры всевозможных банд, действующих в степях. Калмыцкие князья и зайсанги, в прошлом пресмыкавшиеся перед царскими чиновниками, после Октября вступили в союз с реакционным казачеством, с деникинцами.

Многие обманутые калмыки по призыву своих реакционных вожаков входили в дезертирские «зеленые» банды и продолжали вести борьбу с Советской властью.

В 1919–1921 гг. в Хошеутовском и Богацехуровском улусах орудовала банда зайсанга Дорджи Онкорова; ее состав в отдельные периоды достигал 1000 всадников, среди которых были и русские казаки. Банда боролась за восстановление прежних дореволюционных порядков в степи, в частности нарушенного революцией калмыцкого родового строя. Бандиты совершали зверские убийства советских работников и активистов, грабили продовольственные склады, угоняли табуны скота и терроризировали местное население.

Советские отряды неоднократно разгоняли банду, но она вновь воскресала. В конце концов она разбилась на мелкие уголовные шайки.

Самой крупной в калмыцких степях была банда Маслака, действовавшая в 1921 г. в западной части области, граничащей с Сальским округом и Ставропольской губернией.

Главарь банды Маслак в свое время служил командиром бригады конной армии Буденного. За неподчинение приказам военного командования и другие злоупотребления решено было предать его суду военно-революционного трибунала. Узнав об этом, Маслак снял с фронта свои части и, обманув солдат, повел их в калмыцкие степи. Он объявил солдатам, что выступает против «несправедливостей органов Советской власти». «Всякая власть, — говорил он, — насилие. Анархия — мать порядка».

Появившись в степях Манычского улуса, Маслак имел в своем распоряжении 500 бойцов, 18 пулеметов и 2 орудия. Для борьбы с этой бандой царицынское военное командование направило специальный конный отряд, который в марте 1921 г. нанес ей первое поражение в Малодербетовском улусе.

Однако Маслак продолжал бандитские похождения: занял Яш-куль, Чилгир, Улан-Эрге и Бургун-Сала, разгромил в этих местах все учреждения и убил многих советских работников. 29 апреля банда Маслака заняла ставку улуса — Элисту. Здесь бандиты расстреляли 75 захваченных в плен красноармейцев и 25 ответственных работников.

В июле 1921 г. на границе с Донской областью советские воинские подразделения настигли и разгромили значительную часть банды Маслака. В бою был убит и сам Маслак. В банде начался разброд, и вскоре она разделилась на мелкие уголовные шайки.

В августе 1920 г. в Оргакиновском аймаке Манычского улуса образовалась казачья банда в составе 10 человек. Соединившись затем с мелкими шайками дезертиров, она вскоре превратилась в крупную банду «зеленых», командирами которой стали дезертир И. М. Дараганов и казак Г. С. Андрианов. В составе этой банды были исключительно русские дезертиры, казаки, кулаки. В Манычском улусе и в районах северной части Ставрополья банда убивала коммунистов и советских работников, грабила кооперативные лавки и учреждения.

8 июня 1922 г. видный калмыцкий советский деятель— председатель калмыцкого представительства при Наркомате по делам национальностей Амур-Санан и председатель уисполкома Барыков во время поездки по району на автомашине возле села Янушковское были внезапно окружены и схвачены бандой Дараганова — Андрианова. Бандиты хотели тут же расправиться с представителями Советской власти. Амур-Санан, однако, обратился к бандитам с речью, убеждая их прекратить бандитскую деятельность, сдаться Советской власти и просить о применении к ним амнистии. Он обещал свое содействие в этом, если они искренне и честно хотят вернуться к мирной жизни. Бандиты выслушали Амур-Санана и заявили, что они давно уже тяготятся своим положением и согласны сдаться. Но они желают получить гарантии безопасности. Для этого банда направилась в Бюдермис-Кюбетовский аймак, задержала здесь весь состав исполкома и ответственных работников и объявила их, как и ранее задержанного Амур-Санана, заложниками. Одного из захваченных, члена уездного исполкома Егорова, бандиты направили в Большедербетовский уездный исполком, чтобы он рассказал там, что бандиты готовы сдаться и освободить всех заложников, если уездные власти гарантируют жизнь всем членам банды и предоставят в ее распоряжение все имеющееся в уезде оружие. Бандиты определили срок, когда должен поступить ответ исполкома, пригрозив в случае неявки Егорова расстрелять всех заложников.

Большедербетовское уездное военное совещание, заслушав сообщение явившегося Егорова, обсудило все обстоятельства дела. Уверенное в том, что бандиты сдадутся, совещание согласилось выполнить их требования. Егоров возвратился к бандитам; сюда же прибыли делегаты уездных властей с привезенным оружием, которое они вручили бандитам. И тогда бандиты освободили всех захваченных заложников, кроме Амур-Санана. Теперь бандиты потребовали еще и выдачи им легализующих документов. Уездное военное совещание удовлетворило и это требование. В постановлении совещания указывалось: «Принимая во внимание неподдающуюся учету колоссальную пользу, которую приносит т. Амур-Санан своею деятельностью… а также то чрезвычайно важное обстоятельство дела, что с ликвидацией банды Дараганова и Андрианова несомненно наступит успокоение в уезде… Увоенсовещание постановило: 1) весь отряд банды Дараганова и Андрианова амнистировать на основании существующих положений центра; 2) ходатайствовать перед ВЦИК об утверждении амнистии; 3) выдать амнистированному отряду соответствующие документы».

Теперь банда освободила и Амур-Санана. 9 июня 1922 г. Андрианов и Дараганов от имени отряда подали следующее ходатайство: «Во Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет.

От отряда зеленых в числе 35 человек под командованием гр. гр. Андрианова Григория Семеновича и Дараганова Ивана Михайловича.

Мы, 35 человек, вот уже три года как скитаемся из края в край, не имея нигде приюта и отдыха. Одни из нас попали в такое положение просто по недоразумению, в силу нашей неграмотности, другие — в силу неумения правильно разрешать вопросы представителями местной власти. Ведя партизанскую войну, мы все глубоко верили, что высшая Советская власть, если бы она знала наше положение, т. е. каким образом мы дошли до жизни такой, она обязательно дала бы нам жизнь, дала бы возможность заняться мирным трудом.

Но не было случая, когда мы могли бы по нашему желанию довести до сведения высшей власти. Теперь нам представился счастливый случай: мы наткнулись на члена ЦИК Амур-Санана, он, будучи совершенно безоружный и одинокий — словом своего убеждения заставил нас подчиниться ему беспрекословно, и мы изъявили с радостью согласие написать настоящее ходатайство. Мы его отпустили с миром и вернули пулемет и винтовки, которые были взяты нами в ставке Башанта Большедербетовского уезда Калмыцкой Автономной Области…

Мы с надеждой ждем амнистию, чтобы с радостью взяться за мирный труд. То обстоятельство, что амнистия для нашего отряда раскатится могучим эхом среди всех отверженных, а их так много по всему Северному Кавказу, они широким потоком польются в берега мирной жизни».

22 июня 1922 г. Президиум ВЦИК постановил амнистировать отряд зеленых в числе 35 человек.

В 1922 г. с бандитизмом на юго-востоке страны в основном было покончено. Лишь кое-где продолжали орудовать раздробленные, мелкие уголовные шайки, вылавливаемые милицией. Крестьянство, трудовое казачество, горские народы этого края, одобрив новую экономическую политику Советской власти, отказали авантюристам и белогвардейцам в какой-либо поддержке.

 

5. Разгром кулацкого мятежа в Западной Сибири

Антисоветские кулацкие выступления в 1920–1921 гг. происходили и в Западной Сибири.

31 января 1921 г. в северных волостях Ишимского уезда Тюменской губернии и в районе Усть-Ишима (на границе Тобольского и Тарского уездов) начались антисоветские выступления. Вскоре весь север Ишимского уезда был охвачен восстанием, которое стало распространяться на соседние уезды. К середине февраля оно охватило все уезды Тюменской губернии, а также прилегающие Петропавловский уезд Омской губернии, Курганский уезд Челябинской губернии, Камышловский и Шадринский уезды Екатеринбургской губернии. Незадолго до восстания кое-где в этих местах происходили так называемые «женские волынки». В Белозерской, Иковской, Падеринской и Усть-Суерской волостях Курганского уезда женщины собирались у сельских Советов и требовали прекращения изъятия хлеба по продовольственной разверстке. Они задерживали подводы с хлебом, направлявшиеся в город, ссыпали хлеб в сельские амбары и кричали: «Долой продразверстку!» Было ясно, что «женские волынки» искусно направлялись вражеской рукой. Затем они сменились кровавыми выступлениями.

Повстанцы перерезали железнодорожный путь, связывающий Сибирь с Центральной Россией, прервали доставку хлеба в голодные районы страны, захватили ряд городов Западной Сибири, в том числе Ишим, Петропавловск, Тобольск, Березово, Обдорск, Барабинск, Каинск, и подошли на 4–8 километров к Тюмени.

Антисоветские восстания в Западной Сибири имели свои особенности по сравнению с другими антисоветскими кулацкими выступлениями 1921 г. В Сибири удельный вес кулацкой прослойки был самый высокий в стране: кулацкие хозяйства составляли в 1920 г. 13,8 % всех крестьянских хозяйств и засевали 36,8 % общей посевной площади. Середняки также находились в более выгодном положении, чем в Центральной России: в 1920 г. они засевали 44,8 % всех посевных площадей и производили более 2/3 товарного хлеба. В деревнях и городах Сибири еще и в 1921 г. сказывалось влияние дореволюционных купцов и промышленников. Здесь нашли приют белогвардейские офицеры, оставшиеся после разгрома колчаковской армии. Поэтому в Сибири имелось еще достаточно горючего материала, способного поддерживать антисоветские выступления.

Наиболее полно и конкретно «идеалы» и политическая платформа кулацкого движения в Западной Сибири воплотились в деятельности мятежников Тобольска, находившегося под их властью с 20 февраля по 8 апреля 1921 г. 1 марта 1921 г. в статье под заглавием «Основные принципы организации народной власти» некий местный кулацкий «теоретик» с ученым видом доказывал, будто в русских национальных условиях «истинное народовластие» есть «власть, избранная пахарями», так как де 80 % населения России составляют крестьяне-землепашцы. Вот такую «крестьянскую диктатуру», основной задачей которой было восстановление частной собственности, и пытались установить главари мятежа.

В Тобольске они образовали «городской крестьянский совет», пытавшийся распространить свою власть на окружные села и уезды, включенные в так называемую «Тобольскую федерацию». Состав «крестьянского совета» весьма показателен. В числе его 18 членов не было ни одного рабочего, ни одного крестьянина-бедняка. Главари кулацкой власти не допускали в состав «совета» даже представителей созданного после переворота «временного бюро профсоюзов», который устами своих лидеров из «социалистов» высказывался за поддержку «новой власти». После настойчивых домогательств и торга эсера Корякова с уполномоченными «власти» президиум «городского крестьянского совета» 1 марта принял постановление: «Признать такое представительство (профсоюзов в совете) принципиально приемлемым, но с совещательным голосом». Решающие голоса получили в «совете» кулаки, торговцы и черносотенные элементы, вплоть до открытых монархистов. Председателем «городского крестьянского совета» стал кадет Степанов.

Заправилы восстания на первых порах не решались ликвидировать советскую форму правления, пользовавшуюся доверием у населения. В большинстве случаев они сохраняли местные сельские Советы и волисполкомы, но путем исключения из них коммунистов и включения кулаков делали их пригодными для своих целей. Здесь на практике осуществлялся новый лозунг контрреволюции — «Советы без коммунистов». Чтобы не отпугнуть трудовое крестьянство и рабочий класс, главари повстанцев заявили, что о возврате земли помещикам и о нарушении закона о 8-часовом рабочем дне «не может быть и речи». Они приспособили к нуждам владельцев предприятий советский кодекс о труде, исключив из него ряд положений, гарантирующих трудящимся право на отпуск, на пособия по болезни и безработице. Кулацкая власть Тобольска использовала царские судебные уставы 1864 г. как «готовый стройный кодекс» и провела на их основе выборы окружного суда. Это не помешало «главнокомандующему» Желтовскому образовать и «военно-следственную комиссию», которая, вопреки всякой законности, расправлялась с коммунистами и лицами, сочувствовавшими Советской власти. За время кулацкого господства в Тобольске мятежники расстреляли около 200 советских и партийных работников.

Когда кулацкий отряд под командованием бывшего колчаковского офицера Третьякова, посланный из Тобольска, занял Сургут, тобольская «власть» 14 марта 1921 г. телеграфно распорядилась образовать там «городской крестьянский совет». Одновременно предлагалось упразднить советские учреждения: райпродком, милицию, суд, отдел записей актов гражданского состояния и т. д. Взамен их восстанавливались по образцу бывших царских учреждений продовольственная управа, полицейская охрана, судебные учреждения, действовавшие по царским уставам. Предписывалось записи актов гражданского состояния производить в церквах. Объявлялась полная свобода торговли, частного предпринимательства и собственности. Во главе сургутского «городского крестьянского совета» стал крупный кулак А. Кондаков. Кулацкая власть продержалась здесь с 9 марта по 22 мая 1921 г.

Бывшие колчаковские офицеры мобилизовали мужское крестьянское население захваченной контрреволюцией территории и создали довольно крупные вооруженные силы мятежной «народной армии». Председатель Тюменского губисполкома С. Новоселов на 3-м губернском съезде Советов говорил: «Характерной чертой бандитизма служат якобы «народные», «мужицкие» стремления к свободе. Нам попали в плен несколько командиров «народной армии», простые мужики. Им задаешь вопрос, почему они шли против Советской власти. Получаешь ответ: «Не знаю, приказали». «А кто приказал?» — «Не знаю, штаб». И вот, проходя по цепи этих приказаний, приходится убедиться, что руководителями «народной власти» были «народники» в золотых погонах». «Штаб сибирского фронта», руководивший ишимско-петропавловской группой повстанческих отрядов, возглавлял бывший поручик царской армии Родин. «Главнокомандующим» тобольской «народной армией» был Желтовский, начальником штаба — полковник Сватош, бывший адъютант чехословацкого генерала Гайды. «Войсками», наступавшими на Петропавловск, командовал бывший полковник Кудрявцев, на Сургут — бывший колчаковский офицер Третьяков. Казачьей «Сибирской кавалерийской дивизией» командовал полковник Токарев, голышмановской группой — офицер Свириденко. Мелкими сельскими отрядами повстанцев командовали местные кулаки.

Повсюду на территории, захваченной повстанцами, сельские кулаки жестоко расправлялись с беднотой, с учителями и советскими работниками. Вот характерное сообщение о действиях бандитов: «Красногорская волость Ялуторовского уезда. Одиннадцатилетний мальчик — сын коммуниста в Красногорской волости — убит бандитами ударом железной остроконечной пики в голову. Белыми вырезана огромная по численности, около 200 человек, Красногорская коммуна. В Ялуторовском и Заводоуковском селах разграблены ссыпные пункты. Есть много случаев убийства учителей, арестов и увоза их неизвестно куда. Зверски убит и выброшен в озеро один весьма преклонных лет коммунист по фамилии Комальцев».

Борьбу с мятежниками вели вначале местными силами. Однако масштабы мятежа потребовали вмешательства центральной власти. ЦК РКП (б) и СНК приняли экстренные меры. Для ликвидации мятежа и для борьбы с кулацкими бандами Главное командование вооруженных сил республики направило воинские соединения Красной Армии, в том числе 21-ю стрелковую дивизию, кавалерийскую бригаду, Казанский и Сибирский пехотные полки, состоящие из курсантов, Вятские пехотные курсы, 121-й и 122-й кавалерийские полки, четыре бронепоезда и др. Их возглавил помощник главнокомандующего войсками РСФСР по Сибири В. И. Шорин. Район мятежа был разбит на три участка: северный (Ишимский), южный (Петропавловский), западный (Камышловско-Шадринский). В ночь на 16 февраля 1921 г. части Красной Армии освободили Петропавловск. 18 февраля разбили голышмановскую группу мятежников в районе железной дороги, соединяющей Сибирь с Центральной Россией, и к 25 февраля отбросили банды от линии железной дороги. В первых числах марта железнодорожное сообщение на линии Омск — Челябинск было восстановлено. В марте Красная Армия начала наступление на Тобольск и 8 апреля освободила его. Там был захвачен главный «повстанческий» штаб. Остатки банд вместе с главарями «народной армии» Желтовским, Сватошем, Силиным, Степановым бежали на север. В мае экспедиционные отряды Красной Армии окончательно разбили банды кулаков, оперировавшие в северных уездах Тюменской губернии. Желтовский, его адъютант Крупинин, полковник Сватош и начальник штаба кулацкой армии Силин были убиты; председатель тобольского «крестьянского совета» Степанов и командующий войсками Данилов взяты в плен. 22 мая был освобожден Сургут, в конце мая — Обдорск.

После ликвидации основных сил мятежников в отдельных селах действовали еще мелкие части и банды, скрывавшиеся в лесах. В июне 1921 г. 3-й губернский съезд Советов объявил двухнедельник добровольной явки. Потом в Тюменской губернии прошел трехнедельник добровольной явки. 1 октября председатель Тюменского губисполкома Макаров говорил на собрании коммунистов города: «Проведенный трехнедельник добровольной явки бандитов дал удовлетворительные результаты, и сейчас остаются в лесах небольшие шайки бандитов, делающие налеты на склады и населенные пункты. Есть случаи убийства ответственных работников на местах». Борьба с бандитскими шайками продолжалась до конца 1921 г., когда наконец политический бандитизм в Сибири благодаря наступившему в настроениях среднего крестьянства перелому был ликвидирован.

Немалую роль в ликвидации бандитизма сыграли чрезвычайные комиссии по борьбе с контрреволюцией. В феврале 1921 г., в разгар выступлений мелкобуржуазной стихии, органы чрезвычайной комиссии под руководством полномочного представителя ВЧК по Сибири И. П. Павлуновского ликвидировали организации «Союза трудового крестьянства», связанные с антисоветскими кулацкими выступлениями. Аресты были произведены в Омске, Тюмени, Новониколаевске, Красноярске и других городах и районах Сибири.

Как выяснилось, в марте 1920 г. в соответствии с указаниями своего ЦК эсеровские партийные организации приступили к созданию нелегального «беспартийного» Всесибирского крестьянского союза для подготовки антисоветского восстания. Среди учредителей «Союза» были видные эсеровские активисты — Юдин, Тагунов-Елыпевич, Тяпкин, народные социалисты В. И. Игнатьев (бывший член антисоветского «Верховного управления Северной области»), Савченко, Меринов. Вскоре губернские комитеты «Союза трудового крестьянства» были образованы: в Омске — во главе с Юдиным, Тагуновым и Подвицким; в Новониколаевске — во главе с эсером Степановым и Гусельниковым; в Алтайской губернии — во главе с членом ЦК партии народных социалистов Игнатьевым; в Красноярской губернии — во главе с народным социалистом Сибирцевым. В Тюменской губернии действовали уже упоминавшиеся эсеры Коряков, Силин, также являвшиеся членами «Союза трудового крестьянства».

С первых же своих шагов руководители «Союза трудового крестьянства» стали связываться не только с кулацкими, но и с офицерскими белогвардейскими группами, принимая их в свои организации.

Арестованный активный член «Союза» эсер Тагунов при расследовании дела показал, что в августе 1920 г. инициативная группа «Крестьянского союза» в Омске, в которую входили Юдин, Тяпкин, Данилов и он, Тагунов, узнала о существовании в Омске военной организации во главе с колчаковским офицером Густомесовым и поручила вступить с нею в переговоры. «Мною было установлено, — показал Тагунов, — что военная организация определенной платформы не имела и вообще политически слабо ориентировалась: так, например, организация высказывалась за полное восстановление частной собственности, как помещичьих земель, так и промышленных предприятий и банков. Организацией допускалась возможность оставления земли у крестьян, но только за выкуп. Я развил Густомесову программу «Крестьянского союза», после чего Густомесовым мне было заявлено, что его военная организация, пожалуй, может согласиться с программой «Крестьянского союза» и его задачами. О результатах ознакомления с военной организацией Густомесова мною на заседании комитета «Крестьянского союза» был сделан доклад; по заслушании доклада было решено, что данных для вхождения военной организации в состав «Крестьянского союза» достаточно».

В октябре 1920 г. белогвардейская группа Густомесова вместе с имевшимся у нее складом оружия была принята в омский «Союз» и стала работать в его военном отделе под руководством эсера Тяпкина. Некоторых ее членов «Союз» командировал для организации повстанческих групп в Тюмень, на ст. Вагай, в Славгородский уезд. Белогвардейские офицеры участвовали в работе «Союза трудового крестьянства» также в Тюменской, Алтайской, Красноярской, Новониколаевской губерниях. В военный отдел эсеровского красноярского «Союза» входили 89 офицеров-белогвардейцев.

В начале февраля 1921 г., когда кулацкие повстанческие отряды, руководимые деятелями «Союза трудового крестьянства», подступили почти к самой Тюмени, внутри города белогвардейская организация готовила восстание. Во главе заговора стоял бывший колчаковский корнет Лобанов. Заговорщики вербовали сторонников среди населения, в красноармейских частях, среди железнодорожников и бывших офицеров. В 9 часов вечера 11 февраля они намеревались прервать телеграфную и телефонную связь и, воспользовавшись тем, что им удалось узнать пароль, захватить склады с оружием. К этому времени в Тюмень должны были прибыть кулацкие отряды из волостей. Предполагалось захватить и губчека, но заговорщики сами попали в руки чекистов, не успев привести в исполнение свой замысел.

Таким образом, в Западной Сибири антисоветским движением мелкобуржуазной контрреволюции, подготовленным и поднятым правоэсеровскими мятежниками через «Союзы трудового крестьянства», фактически руководили белогвардейцы.

Арестованные Чрезвычайной комиссией по борьбе с контрреволюцией главари этого антисоветского движения (в том числе Юдин, Тагунов, Тяпкин, Густомесов), кулацкие заправилы и белогвардейцы были сурово наказаны. Вместе с тем чрезвычайные комиссии и революционные трибуналы великодушно относились к крестьянству, обманно вовлеченному в антисоветское движение. Выездная сессия военного трибунала рассмотрела в Петропавловске много дел участников восстания. Лишь особо злостные из них приговаривались к наказаниям, малосознательные крестьяне освобождались от ответственности. Примером карательной линии революционных трибуналов может служить приговор Тюменского губернского трибунала по делу о мятежниках Червищенской волости Тюменского уезда. По этому делу привлекалось к судебной ответственности 35 крестьян, среди которых были командир сельского бандитского отряда Иван Рычков, председатель «крестьянского совета» Степан Панышев, товарищ председателя Петр Панышев, секретарь «совета» Прохор Благушин, «начальник штаба» Иван Осколков. 25–26 сентября 1921 г. революционный трибунал приговорил: «Рычкова И., Панышева С, Мокрюкова И., Зырянова Л. и Туранова И. подвергнуть высшей мере наказания — расстрелять, но, принимая во внимание их несознательность, приговор смягчить, подвергнуть вышеуказанных лиц заключению в рабочий дом сроком на 5 лет каждого». Остальным подсудимым трибунал назначил условное наказание.

 

6. Кронштадтский мятеж

Наиболее серьезным выступлением мелкобуржуазной контрреволюции в 1921 г. был кронштадтский мятеж. В феврале в Петрограде началось брожение среди рабочих, вылившееся в «волынки» на некоторых предприятиях. Они были спровоцированы деятелями «социалистических» партий, главным образом меньшевиками, которые в своих целях использовали недовольство рабочих, страдавших от недостатка продовольствия и хозяйственной разрухи. В Петрограде орудовал в то время член ЦК партии меньшевиков Ф. Дан. На заводских собраниях меньшевики разглагольствовали о ликвидации заградительных отрядов, боровшихся с мешочниками и спекулянтами, требовали свободной торговли, равного для всех распределения продуктов, «демократических» свобод и перевыборов Советов.

Слухи о волнениях рабочих петроградских фабрик и заводов дошли до матросов Кронштадтской морской базы, среди которых было много крестьян, недавно пришедших на флот вместо испытанных революционных моряков. Действовавшие в Кронштадте контрреволюционные заговорщики, используя мелкобуржуазные настроения моряков, давно уже готовили мятеж против Советской власти. 25 февраля на линейном корабле «Севастополь» состоялось общее собрание команды, которая благодаря подстрекательству контрреволюционеров решила послать делегацию в Петроград «для выявления причин волнений на фабриках и заводах». Такое же постановление 26 февраля вынесла и команда линейного корабля «Петропавловск». Делегаты матросов наслушались в Петрограде агитаторов «социалистических» партий и по возвращении в Кронштадт выступили на собраниях моряков с отчетом о результатах поездки. Провоцируемые антисоветскими элементами, моряки «Петропавловска», а затем и «Севастополя» приняли резолюции, повторявшие меньшевистские и эсеровские требования. 1 марта вожаки начавшегося движения созвали матросов Кронштадтской морской базы и морских частей, дислоцированных в Кронштадте, на Якорную площадь (ныне площадь Революции) на митинг «беспартийных моряков». Выступившие на митинге мнимые «беспартийные» демагогическими выкриками призывали толпу к мятежу. Митинг принял резолюцию, ставшую платформой кронштадтского мятежа. В ней были требования перевыборов Советов, свободы слова и печати для мелкобуржуазных партий, освобождения из тюрем всех осужденных за антисоветские выступления, упразднения политотделов и коммунистических отрядов, предоставления полного права крестьянам распоряжаться землей «так, как им желательно», разрешения свободного кустарного производства и т. д.

Это были типичные для того времени требования мелкобуржуазной контрреволюции. Только некоторые из них (как, например, требования свободной торговли, свободного распоряжения своим хозяйством) отражали экономические интересы мелкобуржуазных крестьянских масс, политические же требования навязывались массам меньшевиками, эсерами, анархистами, сомкнувшимися с белогвардейскими элементами.

2 марта по предложению местных советских властей, стремившихся мирно урегулировать конфликт, состоялось совещание делегатов от команд кораблей и предприятий Кронштадта для обсуждения выдвинутого на митинге требования о перевыборах Совета. В момент совещания кем-то был пущен провокационный слух, будто против собравшихся движется отряд «в две тысячи человек». Делегаты под руководством писаря с линкора «Петропавловск» С. М. Петриченко тут же арестовали комиссара Балтийского флота Н. Н. Кузьмина и председателя Совета П. Д. Васильева и решили образовать руководящий движением комитет. Этот комитет в составе пяти человек «в целях охраны» отправился на линейный корабль «Петропавловск», ставший штабом мятежа. В тот же день по распоряжению комитета матросы заняли типографию, учреждения, штабы и другие важные объекты города.

3 марта состоялось заседание комитета, в котором приняли участие присоединившиеся к мятежу начальник артиллерии Кронштадтской крепости бывший генерал Козловский и некоторые офицеры, впоследствии составившие «штаб обороны» мятежников. Козловский предложил установить связь с Финляндией и начать наступление против Советской власти, используя мощь крепости и внезапность нападения.

4 марта на собрании делегатов от частей и кораблей был избран кронштадтский «временный революционный комитет». В него вошли 15 «беспартийных» моряков. Это были: председатель — старший писарь линкора «Петропавловск» С. Петриченко; заместители председателя — телеграфист Яковенко и машинный старшина Н. Архипов; секретарь — штурман дальнего плавания Кильгаст; члены — мастер лесопильного завода В. Вальк, содержатель аварийной доков Романенко (они ведали гражданскими делами «ревкома»), заведующий обозом Бойков (ведал следственной частью), мастер электромеханического завода Тукин (ведал продовольствием), машинист линкора «Севастополь» Г. Ососов, старший гальванер Ф. Патрушев, матрос «Севастополя» С. Вершинин, старший лекарский помощник Куполов, заведующий школой Орешин, гальванер П. Перепелкин. Лица, близко знавшие этих «беспартийных», отмечали, что Вальк и Романенко были меньшевиками, Тукин и Бойков — домовладельцами, Орешин — эсером. Ясна была и политическая физиономия Петриченко, которого матросы прозвали Петлюрой. Большую роль в мятеже играли эсер-максималист А. Ламанов и бывший священник Путилин (отец Сергий), служивший ранее в Кронштадтском соборе. Они редактировали «Известия временного революционного комитета». Их сочинения носили путаный мелкобуржуазный анархистский характер и были пропитаны злобной клеветой против большевиков и Советской власти. Так в одном антисоветском клубке сплелись меньшевики, эсеры, анархисты, священник и прочие контрреволюционеры.

После первых же выстрелов в Кронштадт прибыл из-за границы Вилькен, бывший командир линейного корабля «Севастополь», бежавший в свое время от революции. Он предложил «ревкому» помощь в лице 800 вооруженных офицеров и оставался в городе во время мятежа в качестве «представителя» русского отдела американского Красного Креста в Финляндии. Мятеж поддержал и лидер кадетов П. Н. Милюков. В эмигрантских «Последних новостях» он дал такую оценку программе кронштадтцев: «Эта программа может выразиться в кратком лозунге: «Долой большевиков, да здравствуют Советы». «Да здравствуют Советы»— для настоящего момента означает, всего вероятнее, что власть должна перейти от большевиков к умеренным социалистам, которые получат большинство в Советах…» Милюков как бы сформулировал основной лозунг кронштадтских мятежников — «Советы без большевиков», не без оснований надеясь, что впоследствии власть перейдет в руки буржуазии. Лидер эсеров В. Чернов предложил мятежникам помощь людьми, даже намеревался «прибыть лично, отдать свои силы, авторитет делу народной революции». Эмигрантский контрреволюционный «Административный центр» получил от бывшего царского посла в Соединенных Штатах Америки Б. А. Бахметьева 25 тысяч долларов и отправил их в Кронштадт. Кроме того, «Административный центр» прислал из Парижа 50 тысяч франков и установил связь с русскими банкирами и промышленниками, находившимися в Париже, для организации снабжения мятежников продовольствием. Одновременно с этим меньшевики, эсеры, анархисты и нелегальная группа «уполномоченных собрания представителей фабрик и заводов Петрограда» вели агитацию среди рабочих Петрограда в поддержку мятежников. Однако питерские рабочие, поняв, к чему могут привести забастовки на предприятиях, осудили мятежников.

В. И. Ленин характеризовал кронштадтский мятеж как яркое проявление «мелкобуржуазной анархической стихии». 8 марта 1921 г. на X съезде партии он говорил об этом событии: «Что оно означает? Переход политической власти от большевиков к какому-то неопределенному конгломерату или союзу разношерстных элементов, как будто бы даже немножко только правее большевиков, а может быть даже и «левее» большевиков, — настолько неопределенна та сумма политических группировок, которая в Кронштадте попыталась взять власть в свои руки. Несомненно, что в то же время белые генералы, — вы все это знаете, — играли тут большую роль. Это вполне доказано. За две недели до кронштадтских событий в парижских газетах уже печаталось, что в Кронштадте восстание. Совершенно ясно, что тут работа эсеров и заграничных белогвардейцев, и вместе с тем движение это свелось к мелкобуржуазной контрреволюции, к мелкобуржуазной анархической стихии».

Позднее В. И. Ленин писал: «Характернее всего в кронштадтских событиях именно колебания мелкобуржуазной стихии. Вполне оформленного, ясного, определенного очень мало. Туманные лозунги «свободы», «свободы торговли», «раскрепощения», «Советов без большевиков», или перевыбора Советов, или избавления от «партийной диктатуры» и так далее и тому подобное. И меньшевики и эсеры объявляют кронштадтское движение «своим»… Вся белогвардейщина мобилизуется «за Кронштадт» моментально, с быстротой, можно сказать, радиотелеграфической… Крупные банки, все силы финансового капитала открывают сборы на помощь Кронштадту. Умный вождь буржуазии и помещиков, кадет Милюков, терпеливо разъясняет… что не к чему торопиться с учредилкой, что можно и должно высказаться за Советскую власть — только без большевиков». И далее В. И. Ленин указывал: «Милюков прав против Черновых и Мартовых, ибо выдает действительную тактику действительной белогвардейской силы, силы капиталистов и помещиков: давайте поддерживать кого угодно, даже анархистов, какую угодно Советскую власть, лишь бы свергнуть большевиков, лишь бы осуществить передвижку власти! Все равно, вправо или влево, к меньшевикам или к анархистам, лишь бы передвижку власти от большевиков; а остальное, — а остальное «мы», Милюковы, «мы», капиталисты и помещики, «сами» сделаем, анархистиков, Черновых, Мартовых мы шлепками прогоним…»

Когда все попытки мирно урегулировать конфликт были отвергнуты мятежниками, 7-я армия под командованием М. Н. Тухачевского начала военные действия.

На стороне мятежников были хорошо вооруженные военные моряки, первоклассная морская крепость, мощная артиллерия. Решено было штурмовать крепость сухопутными частями по льду Финского залива. Первая атака, предпринятая в ночь на 8 марта, не увенчалась успехом. В подготовке решительного штурма большую роль сыграли свыше 300 делегатов и гостей X партийного съезда, прибывших в войска 7-й армии и энергично развернувших политработу в частях и штабах. 15 марта командующий армией М. Н. Тухачевский отдал приказ штурмовать Кронштадт, и в ночь на 17 марта после мощной артиллерийской подготовки части Красной Армии двинулись по льду на штурм. В 6 часов утра красноармейцы ворвались в крепость и город. Коммунисты, остававшиеся на линкорах «Петропавловск» и «Севастополь», вместе с сознательной частью матросов арестовали своих мятежных «комитетчиков» и офицеров и сдали корабли наступавшим войскам. К утру 18 марта город и крепость были полностью очищены, а главари «ревкома» и белогвардейские офицеры бежали в Финляндию.

Арестованные мятежниками коммунисты, в том числе комиссар Балтийского флота Н. Н. Кузьмин, председатель Кронштадтского Совета П. Д. Васильев, были освобождены. В городе и крепости восстанавливался революционный порядок. Состоялся ряд судебных процессов над участниками мятежа.

В ноябре 1921 г. Советское правительство в ознаменование 4-й годовщины Великой Октябрьской социалистической революции освободило от наказания рабочих и крестьян, вовлеченных в мятеж обманом, насилием или по своей малосознательности. Через год ВЦИК провел вторую амнистию, по которой получили полное прощение все рядовые участники мятежа. Тем из них, кто бежал за границу, была предоставлена возможность вернуться на родину. Лишь главари мятежников остались на чужбине и превратились в группу наемных заговорщиков, предлагавших свои «услуги» реакционным кругам эмиграции.

 

7. Псевдореволюционное «левачество» в период разгула мелкобуржуазной стихии и кулацких восстаний

Кулацкие выступления и разгул мелкобуржуазной анархической стихии оживили и «левацкие» течения мелкобуржуазной демократии, казалось бы, ушедшие в небытие.

Советское правительство и органы борьбы с контрреволюцией проводили гибкую линию в отношении тех мелкобуржуазных политических течений и их деятелей, которые время от времени декларировали отказ от продолжения попыток насильственного свержения Советской власти и выражали намерение содействовать социалистическому строительству.

Органы борьбы с контрреволюцией снисходительно относились к деятелям мелкобуржуазных партий, полагая, что они все-таки включатся в советскую работу. М. Я. Лацис (Судрабс) в 1921 г. писал: «Время от времени мы даем этим партиям возможность исправиться, повернуть свою работу в другом направлении, освобождая их из заключения, но пока это оказалось бесполезным: эти партии своей прежней природы не бросили».

Председатель ВЧК Ф. Э. Дзержинский 30 декабря 1920 г. издал приказ, в котором предлагал членов антисоветских партий, арестованных по политическим делам, рассматривать «не как наказуемых, а временно в интересах революции изолируемых от общества, и условия их содержания не должны иметь карательного характера».

Некоторые группы партии левых эсеров работали в 1920–1921 гг. легально. Лидер партии левых эсеров М. А. Спиридонова, которая по приговору Московского революционного трибунала от 24 февраля 1919 г. была изолирована от политической и общественной деятельности сроком на один год, по указанию В. И. Ленина была помещена в Кремле. Ей предоставили здесь две комнаты для проживания, она получала питание из кухни Совнаркома, вела оживленную переписку, пользовалась литературой. Но 20 апреля 1919 г. она бежала, перешла на нелегальное положение и продолжала антисоветскую работу.

20 октября 1920 г. Спиридонова вновь была задержана. Теперь уже ее поместили в тюрьму, а затем, ввиду болезненного состояния, в больницу. 13 сентября 1921 г. Политбюро ЦК РКП (б) приняло решение освободить Спиридонову из-под стражи, о чем было дано указание ВЧК. 18 сентября Спиридонову освободили под поручительство председателя центрального организационного бюро партии левых эсеров (легальных) И. 3. Штейнберга и секретаря того же бюро И. Ю. Баккала.

Анархистские группы в 1920–1921 гг. также в большинстве своем работали легально. Советское правительство разрешало анархистам, если они не занимались уголовными преступлениями, пропагандировать свои идеи, издавать газеты. В марте 1920 г. в ответ на письмо группы анархистов ЦК РКП (б) разъяснил, что Советское правительство и большевики проводят «строжайшее разграничение между анархистами-революционерами и анархистами-контрреволюционерами». Ни один анархист, который не принимает участия в контрреволюционной борьбе, не может быть объектом репрессии; тот же, кто занимается террористической деятельностью, не может требовать снисхождения.

В ночь на 8 февраля 1921 г. в Москве скончался известный теоретик анархизма П. А. Кропоткин, долгие годы боровшийся с царским самодержавием. Группа анархистов и дочь Кропоткина обратились к Советскому правительству и В. И. Ленину с просьбой освободить из тюрьмы анархистов для участия в похоронах. Президиум ВЦИК, рассмотрев это ходатайство, предложил ВЧК удовлетворить его. Об этом же дал указание и В. И. Ленин.

ВЧК отпустила под честное слово всех заключенных в московской тюрьме анархистов, и они 13 февраля 1921 г. прибыли без конвоя в Колонный зал Дома Союзов для участия в похоронах. Затем они провели остаток дня в легально существовавших анархистских клубах и в 12 часов ночи, согласно договоренности, возвратились в тюрьму.

И все же «активистские» элементы левоэсеровской партии и некоторые анархисты под влиянием разгула в стране мелкобуржуазной стихии в 1921 г. включались в антисоветские движения и в ряде случаев направляли их. Они считали эти движения «крестьянской революцией».

В ночь на 26 августа 1921 г. в Таганской тюрьме Москвы во время спектакля для заключенных шестеро из них вышли во двор, подошли к главным воротам тюрьмы, постучались и, когда надзиратель открыл дверь, напали на него, разоружили, при помощи отобранного ключа открыли наружные ворота, вышли из тюрьмы и скрылись. Выяснилось, что бежали левые эсеры: С. С. Ган-Погодин — бывший губвоенком и товарищ председателя Череповецкого губисполкома в 1918 г., Е. С. Филатов-Бурятов — бывший секретарь Калужского губкома левоэсеровской партии, И. С. Елисеев-Семенов — активный деятель петроградской организации.

В следующую после побега ночь чекисты настигли беглецов в Москве, на Шаболовке, в Варваровском переулке, 21, в квартире Е. А. Смирновой и В. Н. Уткина. Беглецы оказали вооруженное сопротивление, но были задержаны. При обыске в квартире чекисты нашли 4 типографские полукассы, шрифт, две накатные доски — по-видимому, части нелегальной типографии — и левоэсеровскую литературу. Здесь были и подпольные листовки, а также два револьвера и патроны. Вместе с участниками побега была задержана эсерка Л. А. Головина. Стало ясно, что это конспиративная квартира «активистской» группы левых эсеров.

Найденная на квартире литература и допрос арестованных позволили установить, что левоэсеровские «активисты» распространяли среди крестьян, рабочих и красноармейцев прокламации, в которых разжигали ненависть к большевикам и поддерживали антисоветские выступления в стране. Они писали: «В Сибири, на Украине, на Урале, в Саратовской, Самарской, Казанской, Тамбовской, Воронежской и Курской губерниях катится волна крестьянской революции. Факел грядущей революции — Кронштадт…» Листовки повторяли кулацкую клевету о «насилиях» советских органов в отношении крестьян, выступали против сельских «комитетов бедноты», называли бедняков «последними людьми — лодырями и пьяницами», призывали к установлению «истинного социализма и подлинной Советской власти».

Арестованные принимали и непосредственное участие в выступлениях мелкобуржуазной контрреволюции. С. С. Ган-Погодин был арестован в Тамбове, куда его командировало левоэсеровское руководство в период антоновщины. На судебном процессе он объяснил, что тамбовские левые эсеры вели пропаганду своих «идей» среди восставших крестьян. Подсудимый И. С. Елисеев-Семенов во время кронштадтского мятежа вел антисоветскую агитацию среди рабочих Путиловского завода и на «Треугольнике», выезжал в Москву для информации левоэсеровской организации и ознакомления ее с резолюциями кронштадтских мятежников. Е. А. Смирнова, П. А. Сугуцкий-Смирнов, В. Н. Уткин и Л. А. Головина содержали конспиративную квартиру левоэсеровской группы, хранили и распространяли антисоветские листовки.

Судебный процесс по этому делу происходил в Верховном революционном трибунале 27–29 июня 1922 г. под председательством А. А. Сольца. Суд приговорил С. С. Гана-Погодина, Е. С. Филатова-Бурятова, И. С. Елисеева-Семенова к трем годам лишения свободы каждого, а Е. А. Смирнову, В. Н. Уткина, П. А. Сугуцкого-Смирнова и Л. А. Головину — к условному лишению свободы сроком на один год каждого.

16 августа 1921 г. группа вооруженных грабителей совершила в Москве налет на кассу Главного военно-инженерного управления (ГВИУ) и захватила 100 миллионов рублей. Служащие конторы подняли тревогу. Грабители, бросив мешок с деньгами, бежали. За ними началась погоня. Налетчики открыли стрельбу, в результате которой оказались убитыми и ранеными семь человек, находившихся на Смоленском рынке. Один из бандитов был окружен толпой. Он пытался застрелиться, ранил себя и был задержан. У него нашли записки и несколько адресов. По этим данным в ночь на 17 августа сотрудники Московской чрезвычайной комиссии арестовали соучастников раненого бандита Трошки (Т. П. Силантьева). Это были члены группы «анархистов подполья» П. Д. Турчанинов, В. С. Потехин, С. Д. Барон, Илья Шапиро и другие. Почти одновременно был арестован и содержатель конспиративной квартиры анархистов уголовник В. И. Фаер. Установив квартиру одного из участников налета на ГВИУ, Тихона Каширина, чекисты устроили в ней засаду. Через некоторое время появился неизвестный, который в перестрелке с чекистами убил одного из них и сам был убит. Он оказался участником налета Иваном Бубновым. После этого на квартире Бубнова и М. Н. Романова были задержаны анархисты И. Н. Гаврилов и Тихон Каширин — главные участники налета на ГВИУ. Потом была арестована и «идейная» вдохновительница анархиствующих бандитов — Фаня Барон. Во время обысков чекисты нашли литографские камни, краски, экспедиционную бумагу, револьверы и переписку анархистской группы.

Инициатором создания группы был Павел Турчанинов (он же Лев Черный). В подпольной анархистской деятельности он участвовал и в 1919 г. Между прочим, на его квартире в свое время печаталось «извещение» анархистов о совершенном ими злодейском взрыве в Московском комитете РКП (б). Тогда анархистское подполье было разгромлено. А теперь, два года спустя (в момент разгула кулацких выступлений), Турчанинов решил, что снова пришло его время. В инициативную группу по созданию организации входили также остававшиеся на свободе с 1919 г. «анархисты подполья» Владимир Пивоваров, Юзик Перельман и Илья Шапиро. Начало деятельности группы положил Юзик Перельман, который организовал в Казани налет на артельщиков райлескома, захватив у них около 200 миллионов рублей, и из этих денег дал Турчанинову несколько десятков миллионов рублей на «организационную работу». Инициативная группа решила привлечь в организацию лиц, отбывавших наказание в тюрьме в Рязани Ивана Гаврилова, Тихона Каширина, Виктора Курбатова и Фаню Барон. Они устроили им 10 июля 1921 г. побег из тюрьмы, мечтая создать подпольные организации анархистов для террористической борьбы с Советской властью.

Преступники устроили нелегальную типографию для печатания фальшивых советских денежных знаков. Турчанинов и Потехин связались с уголовником Фаером, договорились установить на его квартире станок для печатания денег, закупили специальную бумагу, заказали клише и т. п. Вопросы этики не беспокоили бандитствующих псевдореволюционеров. Уголовники, находившиеся в анархистской группе, торопили главарей поскорее начать печатание денег. Турчанинов отчетливо сознавал опасность этого. «В их руках, — говорил он, — деньги пойдут на их личные, ничего общего с анархистской работой не имеющие надобности». Но все же он передал им «типографию». Преступникам не удалось приступить к фабрикации фальшивых денег: они были арестованы. Все типографское оборудование и материалы были изъяты Чрезвычайной комиссией.

Одновременно подпольщики занимались и грабежами. 1 августа 1921 г. Тихон Каширин и Иван Бубнов в Москве в Армянском переулке во время налета убили двух артельщиков Центрального управления торфа. По постановлению Московской чрезвычайной комиссии девять активных участников этой группы анархиствующих бандитов были расстреляны.

Все эти действия левоэсеровских «активистов» и анархиствующих бандитов вынудили ВЧК принять решительные меры против них. В Москве, Петрограде и других городах страны были проведены аресты преступников.