Во времена СССР и КПСС существовала организация, имя которой по сей день приводит в ужас как граждан страны, где эта организация была создана и много десятилетий действовала, так и жителей других стран. Называлась эта организация Комитет государственной безопасности (КГБ) СССР. В документах советской коммунистической партии КГБ назывался «вооруженным отрядом партии». Эта организация, как и ее предшественники — ВЧК, ОГПУ, НКВД и МГБ, создавалась монопольно правящей в СССР партией — КПСС — с целью беспощадной борьбы с ее противниками как внутри страны, так и за ее пределами. Партия указывала на врагов, а органы безопасности страны, будучи орудием борьбы, безжалостно с ними расправлялись. Жалость к врагам партии проявлять было опасно. Тот, кто недостаточно жесток с врагами, — либо их пособник, либо сам враг. А как поступать с врагами учил «великий вождь всех народов» Сталин: «Если враг не сдается — его уничтожают».

Враги коммунистической партии Советского Союза в разные времена истории страны были разными, но самыми опасными были идеологические противники правящего режима. Их компартия боялась больше всего и всегда была готова к бескомпромиссной и беспощадной с ними борьбе. Стратегию этой борьбы разрабатывал главный орган коммунистической партии СССР — Центральный Комитет, и в частности Отдел агитации и пропаганды: орган, которому были подчинены все идеологические структуры страны, включая средства массовой информации. Последние, выполняя указания «руководящей и направляющей» силы страны — КПСС, замутняли сознание советских граждан и международного сообщества потоками лживой информации, целью которой было восхваление коммунистического режима в Советском Союзе и руководителей партии.

Для этого все средства были хороши. Одним из мощных факторов в идеологической борьбе с Западом являлась международная спортивная арена. Победы советских спортсменов в различных видах спорта на чемпионатах мира и Олимпийских играх должны были, по мнению руководителей КПСС, наглядно демонстрировать всему миру преимущество советской государственной системы перед западными демократиями.

С середины 1970-х годов и до начала так называемой перестройки в Советском Союзе отдел пропаганды ЦК КПСС возглавлял бывший первый секретарь ЦК ВЛКСМ Евгений Тяжельников, а его заместителем был опытный партаппаратчик Марат Грамов, земляк и друг будущего зачинателя перестройки Михаила Горбачева.

Личности идеологов Тяжельникова и Грамова заслуживают более подробного описания. Будучи вторым по значимости в стране идеологом (после знаменитого долгожителя партийного Олимпа Суслова), Тяжельников настолько полюбил высокое искусство, что в стремлении более глубокого к нему приобщения распространил свою любовь и на отдельных выдающихся его представителей. Любовь же его вызывали преимущественно мужчины — артисты балета прославленного Большого театра. Однажды одной из ведущих балерин Большого театра во время репетиции позвонил неизвестный, назвавшийся приятелем ее мужа, артиста балета Большого театра, известного в стране и за рубежом не менее чем и его знаменитая супруга. Неизвестный сообщил, что звонит по просьбе ее мужа. У него сердечный приступ, и он срочно просит приехать ее домой. Верная жена примчалась домой, где застала мужа в объятиях идеолога Тяжельникова. Скандал был громким, на всю страну. Тяжельникова в срочном порядке подальше от позора отправили послом в Румынию.

Его заместитель Грамов не отличался ни высоким интеллектом, ни склонностью к элитарности. Был он серым и заурядным аппаратчиком, таким же, как и их общий с Тяжельниковым шеф — секретарь ЦК КПСС по идеологии Михаил Суслов, имевший прозвище «Человек в футляре». Суслов панически боялся простуд и поэтому всегда не по сезону тепло был одет. В холодную погоду пальто его всегда было застегнуто на все пуговицы, включая последнюю — у горла, а на ногах красовались неизменные галоши. Знавшие его причуды охранники зданий ЦК КПСС из числа сотрудников Девятого управления КГБ, открывая перед ним двери при входе или выходе из здания, обязательно должны были открывать их поочередно. Не дай бог одновременно, когда между дверями возникает сквозняк. Незнание этого стоило карьеры одному из сотрудников. Стараясь угодить Суслову, он распахнул перед ним внутреннюю и внешнюю двери, за что немедленно был уволен.

С таким шефом могли уживаться только серые и безликие. Грамов не случайно получил среди людей, его знавших и общавшихся с ним, прозвище Огурцов — по имени одного из героев кинокомедии 1960-х годов «Карнавальная ночь», поставленной Эльдаром Рязановым. Огурцова, глупого и недалекого советского бюрократа, сыграл прекрасный актер Игорь Ильинский. После выхода фильма на экраны фамилия Огурцов стала нарицательной.

Долгие годы Грамов вынашивал мечту возглавить советское спортивное движение. Привлекали и возможность зарубежным поездок, и представительство в международных спортивных кругах, и, кроме того, получение доступа к большим денежным средствам, затрачиваемым СССР на достижение спортивных побед. Как человек, который многие годы курировал по линии ЦК КПСС советский большой спорт, Грамов более чем кто-либо хорошо представлял себе все выгоды такой должности. На пути к его мечте стоял человек яркий и неординарный, бывший 1-й секретарь ЦК ВЛКСМ, а затем глава Госкомспорта СССР Сергей Павлов. Как у любой неординарной личности, были у него и враги, коварные и могущественные. После проведения московской летней Олимпиады 1980 года, на которой советские спортсмены завоевали рекордное количество медалей, поскольку Олимпиаду бойкотировали ведущие спортсмены мира, Павлов неожиданно для всех был отправлен в Монголию послом СССР. Это было позорной ссылкой для деятельного и честолюбивого

Павлова, в итоге стоившей ему жизни. У него развилось тяжелое заболевание, и вскоре он умер.

После опалы Павлова и ссылки его в Монголию управление советским спортом принял на себя Грамов, имевший мощного покровителя в лице своего приятеля (к тому времени генерал-лейтенанта, начальника Пятого управления КГБ) И. П. Абрамова. Заместителем Грамов взял спортивного обозревателя газеты «Красная Звезда» Вячеслава Гаврилина, агента 1-го отдела Третьего управления КГБ (позднее это управление было переименовано в Третье Главное управление КГБ). Из простого сотрудника газеты волей своего патрона Грамова Гаврилин стал заместителем председателя Госкомспорта СССР.

Первый вице-президент Международного Олимпийского комитета Виталий Смирнов, узнав об этом странном назначении, спросил: «Это тот Гаврилин, который у Грамова на даче колбасу режет?»

Справка

Гаврилин Вячеслав Михайлович — заместитель председателя Госкомспорта СССР. Завербован 1-м отделом 3-го Главного управления КГБ (военная контрразведка) в период его работы в качестве корреспондента газеты «Красная Звезда». Работу с ним вел сотрудник 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ Попов Владимир Константинович.

Смирнов Виталий — вице-президент МОК, глава советского Национального олимпийского комитета. Завербован был в 1978 г. заместителем начальника Пятого управления КГБ генерал-майором Абрамовым Иваном Павловичем.

Умением резать колбасу Гаврилин компенсировал недостаток своей общей культуры и неумение общаться. Деятелей международного спортивного движения, посещавших Москву перед Играми доброй воли 1986 года и в последующие периоды, он шокировал тем, что по дороге из аэропорта доставал из портфеля промасленную газету, из которой извлекал колбасу и начинал ее резать, после чего следовало предложение гостю распить бутылку водки.

Гаврилин и Грамов воровали с упоением. Они стали создавать различные коммерческие структуры, приносящие им огромные барыши, и по праву могут считаться основоположниками коррупции в советском спорте. Кроме этого они оставили после себя память как преследователи ряда выдающихся советских шахматистов.

Еще в бытность свою заместителем заведующего отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС, Грамов, будучи убежденным антисемитом, направил острие своей ненависти на одного из выдающихся советских гроссмейстеров — Виктора Корчного. Корчной в силу своего характера и интеллекта являл собой натуру яркую и неординарную и отличался резкостью суждений, в том числе о советской действительности, о состоянии дел в Шахматной федерации СССР и о ее деятелях.

Долгие годы центральный (московский) шахматный клуб возглавлял заместитель председателя Шахматной федерации СССР В. Д. Батуринский.

Справка

Батуринский Виктор Давыдович — директор Центрального шахматного клуба, начальник управления шахмат Госкомспорта СССР. Завербован НКВД СССР в 1947 г. В 1970–1980 гг. оперативную работу с ним осуществляли офицеры Пятого управления КГБ Смазнов Анатолий Сергеевич и Лавров Владимир Алексеевич.

Главой же Шахматной федерации был дважды герой Советского Союза космонавт В. Севастьянов, выполнявший в основном представительские функции. Батуринский возглавил советские шахматы после того, как не одно десятилетие посвятил совсем иной деятельности. Он был сотрудником военной прокуратуры, а затем военным прокурором. В период правления Сталина он был одним из активных проводников и сторонников сталинских репрессий. По этой причине карьера его сложилась удачно — награды, должности и звания следовали своим чередом. Сопутствовало удачной карьере и еще одно обстоятельство — многолетнее негласное сотрудничество Батуринского с органами госбезопасности. Будучи агентом НКВД — МГБ — КГБ, Батуринский регулярно информировал о негативных высказываниях и настроениях сослуживцев из прокуратуры, исподволь устраняя таким образом своих конкурентов по службе.

Оттого и карьера Батуринского была на зависть многих его коллег стремительной и успешной.

Выслужив положенный срок, Батуринский вышел на пенсию. Агентурно-провокаторские таланты Батуринского кураторами госбезопасности забыты не были — его назначили директором московского шахматного клуба. Позаботился Батуринский и о своей дочери Марине, пристроив ее в международное управление Госкомспорта СССР. Вскоре она по наводке своего отца была завербована в качестве агента органов КГБ сотрудником 1-го отделения 1-го отдела Пятого управления КГБ капитаном Владимиром Лавровым. С той поры у Марины Бату-ринской с выездами за границу в качестве переводчика для сборных команд СССР проблем не было.

Мог ли агент с многолетним стажем Батуринский не замечать острые высказывания Корчного о нем и положении дел в Шахматной федерации? Конечно же, нет. И в интерпретации опытного провокатора Батуринского в 1-е отделение 1-го отдела Пятого управления КГБ к офицеру Смазнову поступали агентурные сообщения о негативном отношении к советской действительности гроссмейстера Корчного. Одновременно с этим по официальной линии от имени Шахматной федерации СССР регулярно в Госкомспорт СССР и отдел пропаганды ЦК КПСС поступала аналогичная информация.

На основании сообщений Батуринского органами госбезопасности в отношении Корчного было заведено «Дело оперативной проверки» (на лексиконе опер-состава — ДОП) по фактам «антисоветской агитации и пропаганды». Подобные дела велись сроком до шести месяцев, целью их было получение достоверных данных об антисоветской настроенности проверяемого (по терминологии, принятой в КГБ, — объекта дела). При получении данных, подтверждающих антисоветские высказывания «объекта дела», на него заводилось уже «Дело оперативной разработки» (ДОР), в ходе ведения которого собирался фактический материал о противоправной деятельности «объекта» с его последующей документацией для возбуждения затем уголовного дела, ведения предварительного следствия и передачи дела в судебные инстанции.

Следует отметить, что в среде советских гроссмейстеров было немалое число агентов госбезопасности. Тигран Петросян, Лев Полугаевский, Балашов, Ваганян, Гуфельд и начальник управления шахмат Госкомспорта СССР Крогиус имели большой опыт сотрудничества с КГБ в качестве негласных агентов. Не отставал от них многолетний главный редактор журнала «64» Александр Рошаль.

Справка

Петросян Тигран Вартанович — чемпион мира по шахматам. Завербован в 1973 г. офицером 1-го отдела Пятого управления КГБ Смазновым Анатолием Сергеевичем.

Полугаевский Лев Абрамович — завербован в 1980 г. заместителем начальника 11-го отдела Пятого управления КГБ подполковником Перфильевым Игорем Валентиновичем.

Балашов Юрий Сергеевич — завербован в 1981 г. заместителем начальника 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ подполковником Давнисом Эрнстом Леонардовичем.

Ваганян Рафаль Артемович — завербован в 1983 г. 5-м отделом КГБ Армянской ССР. Использовался для работы среди советских гроссмейстеров, в том числе и при их выездах за рубеж.

Гуфельд Эдуард Ефимович — завербован в 1981 г. Перфильевым Игорем Валентиновичем.

Крогиус Николай Владимирович — начальник управления шахмат Госкомспорта СССР с 1980 г. по 1990 г. Завербован в 1980 г. заместителем начальника 11-го отдела Пятого управления КГБ подполковником Перфильевым Игорем Валентиновичем. Агентурный псевдоним Эндшпиль.

Рошаль Александр Борисович — главный редактор шахматного журнала «64». Завербован в 1978 г. заместителем начальника 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ подполковником Давнисом Эрнстом Леонардовичем.

Все они были задействованы в разработке Корчного и его окружения. Те, кто был к Корчному близок, испытали на себе мощь советской репрессивной машины. В их числе оказался сын Корчного Игорь, по надуманному обвинению брошенный в тюрьму. Вероятный помощник Корчного гроссмейстер Борис Гулько, многие годы добивавшийся права на выезд из СССР, на протяжении многих лет, до момента выезда на Запад, терпел вместе со своей семьей притеснения и лишения.

В отношении Корчного на государственном уровне велась настоящая травля, и у него не оставалось иного выбора как навсегда покинуть Советский Союз. Советская государственная машина сделала ставку на восходящую звезду на шахматном небосклоне Анатолия Карпова, послушного и управляемого. Эмоциональный нонконформист и еврей Корчной советской системе был не нужен. В 1976 году, находясь в Голландии на международном шахматном турнире, Корчной попросил политическое убежище, которое вскоре и получил. Оставляя страну, где он родился и вырос, спортивную славу которой он преумножал, Корчной, чья семья продолжала жить в СССР, не предполагал, как много испытаний и борьбы с советской системой ему еще предстоит выдержать.

В начале 1970-х годов в рядах сотрудников Пятого управления КГБ появился среднего роста и приятной наружности молодой человек — Владимир Пищенко. Пройдет всего лишь несколько лет, и имя его обойдет страницы газет многих стран мира. Начало же службы у него было таким же, как и у большинства его коллег, достаточно рутинным. Службу он начинал в 3-м отделе Пятого управления КГБ, курировавшем Московский государственный университет им. Ломоносова и Университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы. Задачей офицеров госбезопасности, кураторов указанных вузов, было выявление агентуры спецслужб иностранных государств, прибывших на учебу в качестве студентов и аспирантов и вербовка из числа иностранных студентов агентуры для КГБ с последующим их использованием в зарубежных странах. В целях изучения иностранных студентов и аспирантов осуществлялась интенсивная вербовка преподавателей и студентов из числа советских граждан.

Выпускник экономического факультета МГУ Пищенко стал куратором одного из факультетов своей alma mater и оказался в знакомой для него среде. Но появлению в родном вузе в ином качестве — офицера госбезопасности — сопутствовала иная часть его жизни.

После окончания средней школы Пищенко был призван в Советскую Армию. Служил водителем грузовика. По возвращении со срочной службы пару лет проработал водителем автобазы «Интурист». Профессиональными водителями были и его родители. Видя их жизнь, он понимал, что единственный путь к достойной жизни в СССР — это получение высшего образования. Пищенко в МГУ женился на девушке Людмиле. Людмила, как и ее мать, работала в центральном аппарате КГБ в качестве секретаря одного из отделов Второго Главного управления. Не без помощи родственников жены Пищенко уже в период обучения на старших курсах был отправлен для стажировки на Кубу, где в течение полугода смог совершенствовать знание испанского языка. По окончании МГУ вновь с помощью родственников жены он был зачислен на службу в КГБ и был направлен на двухгодичные курсы с углубленным изучением иностранного языка. Вторым его языком был английский. Закончив курсы, Пищенко стал офицером Пятого управления КГБ.

В 1977 году в Советский Союз для стажировки прибыла группа офицеров органов государственной безопасности Республики Куба, занимавшихся у себя на родине сферой деятельности, схожей с вопросами, которые решало Пятое управление КГБ. Для работы с этой делегацией в качестве переводчика был выделен сотрудник 3-го отдела Пятого управления КГБ старший лейтенант Пищенко. По окончании стажировки кубинских офицеров для них была организована туристическая поездка на комфортабельном корабле по Волге. Сопровождали их в поездке сотрудники Пятого управления КГБ Пищенко и начальник 1-го отдела этого управления полковник Владимир Струнин, имевший среди коллег прозвище Пьяный Ежик. Он всегда был коротко подстрижен, а его маленький нос и щеки были украшены характерными прожилками, не оставлявшими сомнений в его пристрастии к алкоголю. Следует отметить, что ни характерные признаки, изобличающие его как пьяницу, ни позорное прозвище не помешали ему благодаря покровительству генерала Абрамова (он же Ваня Палкин) дослужиться до генерала, абсолютно, впрочем, спившегося и деградировавшего. Пройдут годы, и его судьбу, правда, без звания генерала повторит Пищенко, сблизившийся со Струниным во время совместной поездки по Волге на почве неумеренного потребления алкоголя.

В 1978 году на Филиппинах в Багио должен был состояться матч на звание чемпиона мира по шахматам между советским гроссмейстером Анатолием Карповым и «невозвращенцем» и «изменником Родины» (по терминологии, принятой в СССР) Виктором Корчным. Карпов еще в юном возрасте, когда жил в Ленинграде, был завербован КГБ как агент под псевдонимом Рауль. Не доверяя в полной мере информации о шахматах, поступавшей от подчиненных из Пятого управления, Андропов систематически приглашал к себе для бесед самого Карпова с тем, чтобы в полной мере быть осведомленным о его проблемах и пожеланиях, поскольку к Карпову благосклонно относился генеральный секретарь ЦК КПСС Леонид Брежнев. Результатом этих встреч стали указания начальнику Пятого управления КГБ генерал-лейтенанту Филиппу Бобкову о том, что чемпионом мира по шахматам должен обязательно стать Карпов.

Еще Брежнев интересовался хоккеем. И Андропов собирал для Брежнева спортивную информацию о ведущих игроках, их спортивных достижениях и личной жизни. Делалось это через референтов Андропова, которых, как Карпова, систематически приглашали в приемную председателя КГБ. Но с ними встречался чаще не сам Андропов, а куратор сборной СССР по хоккею заместитель начальника 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ подполковник Эрнст Давнис. Если, например, Брежнева интересовал биатлон, Андропов вызывал к себе для беседы референта Валерия Гончарова, офицера КГБ и чемпиона мира по биатлону.

Не обходилось без курьезов. Однажды Андропов решил для получения более полной информации побеседовать непосредственно с главным тренером сборной команды СССР по хоккею Виктором Тихоновым. Получив указание из аппарата председателя КГБ, Давние вызвал Тихонова и сообщил тому, что с ним хочет встретиться Андропов. Тихонов со страху занемог. С ним случился приступ «медвежьей болезни». В течение нескольких дней он не мог покинуть квартиру из-за жесточайшего расстройства желудка. Пришлось Давнису, помимо организации встречи Андропова с Тихоновым, срочно сдавать анализы Тихонова для выяснения, не болен ли тот каким-либо инфекционным заболеванием, могущим быть опасным для руководителя КГБ.

С виду тихий, говорящий немужественным фальцетом, Карпов, встречавшийся с Андроповым неоднократно, нервных срывов при этом не испытывал. После первой их встречи Андропов, получивший от генсека Брежнева указание любыми средствами не допустить победы «изменника Корчного», дал команду создать опергруппу КГБ для командирования ее в 1978 году на матч претендентов. В качестве офицера, отвечавшего за безопасность Карпова и одновременно могущего выполнять функции личного водителя, переводчика и секретаря, нужно было подобрать подходящего сотрудника Пятого управления КГБ.

Во время поиска нужной кандидатуры Струнин (он же Пьяный Ежик) напомнил генералу Абрамову (он же Ваня Палкин), что в управлении есть офицер, бывший профессиональный водитель, владеющий испанским и английским языками, хорошо себя зарекомендовавший во время сопровождения группы офицеров кубинских спецслужб, — Пищенко. Более подходящей кандидатуры не нашлось, и вопрос относительно Пищенко был решен положительно. Это почти на десятилетний срок определило судьбу Пищенко, ставшего буквально тенью Анатолия Карпова. Пищенко решал не только вопросы, относящиеся к его компетенции как сотрудника КГБ, но и личные и бытовые проблемы будущего чемпиона мира по шахматам.

В сформированную по указанию Андропова оперативную группу из числа офицеров КГБ кроме Пищенко вошли сотрудники Первого Главного управления (ПГУ, внешняя разведка) КГБ, выполняющие разведывательные функции под прикрытием советского посольства на Филиппинах в Маниле, торгового представительства СССР в этой стране и сотрудники КГБ, действовавшие под журналистским прикрытием. Кроме того, в состав оперативной группы были включены офицеры оперативно-технического управления (ОТУ) КГБ, впервые выезжавшие за границу для выполнения своих функций в составе советской спортивной делегации. Всего опергруппа КГБ, которой предстоял выезд в числе членов команды претендента на звание чемпиона мира по шахматам Карпова, насчитывала 12 человек.

В соответствии с планом, утвержденным заместителем Председателя КГБ В. М. Чебриковым, Пищенко было поручено постоянное сопровождение Карпова и его физическая охрана, а также установление оперативных контактов с руководителями международной Шахматной федерации и изучение их в плане возможного привлечения к сотрудничеству с органами госбезопасности Советского Союза.

Согласно общему плану, сотрудники советской разведки должны были использовать чемпионат по шахматам, привлекающий внимание мировой общественности, для развития уже имеющихся оперативных контактов среди иностранных граждан, равно как и вербовки новой агентуры, представляющей интерес для советской разведки. На Управление «А» ПГУ КГБ возлагалась задача позитивного освещения матча в зарубежных СМИ через имеющуюся советскую агентуру и оперативные контакты советской разведки из числа зарубежных журналистов. Кроме Управления «А» в работу были вовлечены Управление «П» (политическая разведка) ПГУ КГБ и Управление «К» (внешняя контрразведка), задачей которого являлось проникновение в спецслужбы иностранных государств и полицейские подразделения посредством вербовки их представителей в качестве агентов ПГУ. Для обеспечения устойчивой связи оперативной группы с Москвой были задействованы возможности резидентуры советской разведки в Маниле (поскольку матч планировалось проводить на Филиппинах).

На членов опергруппы из числа офицеров — сотрудников оперативно-технического управления — возлагались задачи по ежедневному контролю за состоянием здоровья Карпова путем регулярной проверки его испражнений и контроля за его питанием. В их задачу также входило обеспечение безопасности помещений, занимаемых Карповым и членами опергруппы, и защита помещений и телефонов от возможных попыток прослушивания иностранными спецслужбами или частными лицами.

3-м отделением 11-го отдела Пятого управления КГБ велась разработка советского гроссмейстера Бориса Гулько, 1947 года рождения. Вина Гулько и его жены, известной советской шахматистки Анны Ахшарумовой, заключалась в стремлении выехать на постоянное жительство за границу, где бы они могли обрести свободу и получать достойное денежное вознаграждение за участие в международных шахматных турнирах. Как и все советские спортсмены, гроссмейстеры-шахматисты получали лишь незначительную часть причитающихся им выплат, а остальное поступало в казну государства и чиновникам от спорта. Фактический глава Советской шахматной федерации Батуринский информировал отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС (Грамова) и КГБ о том, что в случае выезда Гулько на постоянное жительство за границу он, являясь сильным и достаточно молодым гроссмейстером, сможет оказать помощь «отщепенцу» Корчному в его борьбе за звание чемпиона мира с Карповым. Для Гулько это оказалось приговором.

В отношении Гулько осуществлялся целый комплекс оперативных и оперативно-технических мероприятий. Несмотря на видимое могущество КГБ, возможности этой огромной организации были далеко не безграничны. Оперативным подразделениям всегда нелегко было получить так называемую «точку» для осуществления слухового контроля телефонных переговоров, что называлось мероприятием «С» или «Т» (слуховой контроль помещения). Проводил указанные мероприятия по заданиям оперативных подразделений 12-й отдел КГБ, главное здание которого располагалось в Варсановьевском переулке, напротив здания центральной поликлиники КГБ. В его названии присутствовало очевидное лукавство, так как по числу сотрудников отдел превосходил некоторые оперативные управления, например Пятое. И хотя число сотрудников 12-го отдела было велико и труд их был напряженным, возможности этого подразделения всегда отставали от потребностей оперативных подразделений. Это только на слуху было поверье у советских граждан, что слушает КГБ чуть ли не каждого из них. Слушал бы, да вот возможностей не хватало.

Подобным же образом обстояло дело с осуществлением наружного наблюдения за объектами оперативной заинтересованности. За каждым управлением, осуществлявшим оперативную деятельность, был закреплен соответствующий отдел Седьмого управления КГБ, сотрудники которого по заданиям оперативных управлений осуществляли мероприятие «НН» (в чекистском обиходе «наружное наблюдение», или «наружка»). За Пятым управлением КГБ был закреплен 3-й отдел Седьмого управления, специализирующийся на ведении слежки за диссидентами. Следуя указаниям, поступающим из отдела пропаганды ЦК КПСС, инициируемых Грамовым, КГБ через 3-є отделение 11-го отдела Пятого управления КГБ навалился на потенциального помощника «изменника» Корчного гроссмейстера Гулько. В его разработке были задействованы все средства, имевшиеся в оперативных подразделениях советской госбезопасности.

Выполняя указания Генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева, Председатель КГБ Андропов, его заместитель генерал-лейтенант Чебриков, начальник Пятого управления генерал-лейтенант Бобков и заместитель начальника Пятого управления генерал-майор Абрамов приступили к руководству операцией по обеспечению победы в борьбе за звание чемпиона мира по шахматам Анатолия Карпова.

Шахматистами от госбезопасности рангом много ниже являлись начальник 11-го отдела Пятого управления КГБ полковник Борис Шведов, бывший ставленником генерала Абрамова, заместитель начальника 11-го отдела полковник Павел Зимин, начальник 3-го отделения 11-го отдела полковник Борис Тарасов и его заместитель подполковник Эрнст Давнис. Непосредственно шахматы курировал старший оперуполномоченный 3-го отделения майор Владимир Лавров, известный в спортивных кругах того времени под кличкой Гаденыш.

Куратор шахмат Лавров уже в середине 1970-х годов получил от своего коллеги по КГБ Вячеслава Иванникова, проходившего службу в 3-м отделе Второго Главного управления КГБ и осуществлявшего разработку посольства Франции в Москве, информацию о том, что их подразделением зафиксированы устойчивые контакты советского гроссмейстера Бориса Спасского с сотрудницей французского посольства. Его приятельница-француженка была внучкой генерала царской армии, бежавшего из России после революции 1917 года во Францию. Живя в эмиграции, генерал принимал участие в деятельности зарубежных антисоветских организаций и был активным членом французского отделения Народного Трудового Союза (НТС), который вел непримиримую борьбу с коммунистическим режимом в Советском Союзе.

Его внучка, родившаяся во Франции в семье русских эмигрантов, с любовью познавала русский язык и культуру вынужденно оставленной родины предков, все больше проникаясь ненавистью к коммунистическому режиму, воцарившемуся на территории бывшей Российской Империи. Получив прекрасное образование в Сорбонне, она не оставила дело своего деда, принимая деятельное участие в работе французского отделения НТС, что не могло не привлечь к ней внимания со стороны спецслужб СССР. Комитет государственной безопасности письменно (за подписью Андропова) информировал ЦК о недостойном поведении советского гроссмейстера Бориса Спасского, выражавшегося в его устойчивых контактах с сотрудницей посольства Франции в Москве. По указанию руководства КГБ Пятым и Вторым Главным управлениями был составлен план по оказанию позитивного влияния на советского гроссмейстера Спасского и разоблачению антисоветской деятельности его французской подруги с последующей ее компрометацией посредством публикаций в советской и зарубежной прессе.

В соответствии с данным планом через агентуру Пятого управления КГБ из числа советских гроссмейстеров (среди которых были широко известные в мире шахматисты Тигран Петросян, Олег Романишин и Лев Полугаевский) и функционеров от шахмат — директора Центрального шахматного клуба Батуринского и главного редактора журнала «64» Александра Рошаля — оказывалось психологическое давление на Бориса Спасского, чтобы заставить его отказаться от контактов с француженкой.

По согласованию с Пятым управлением Вторым Главным управлением была разработана операция, утвержденная руководством КГБ, по заражению подруги Спасского венерическим заболеванием. Планировалось, что сотрудниками 3-го отдела Второго Главного управления КГБ будет осуществлено скрытное проникновение в жилой корпус, в котором проживали сотрудники французского посольства, в квартиру, занимаемую подругой Спасского, для заражения нижнего белья француженки. Сотрудниками госбезопасности в одном из кожно-венерических диспансеров Москвы были получены лобковые вши, которыми было заражено нижнее белье подруги Спасского.

Операция представляла собой достаточно сложное мероприятие, так как условия конспирации требовали точного установления режима дня не только подруги Спасского, но и ее соседей по дому. В день проведения мероприятия все они находились под строгим контролем наружного наблюдения с целью недопущения неожиданного появления кого-либо из них по месту их проживания, что привело бы к провалу.

Непосредственный исполнитель операции майор Иванкин во время ее осуществления сильно нервничал. Волнение его было вызвано не столько фактом скрытного проникновения в жилое помещение, в котором проживала иностранная гражданка, сколько боязнью заразиться гнусными существами. Случись заражение у майора госбезопасности Иванкина, вряд ли бы его супруга поверила, что муж приобрел его, исполняя служебный долг перед родиной.

Иванкин не заразился. Но, к неудовольствию его начальников и коллег из Пятого управления КГБ, не заразилась и подруга Спасского. То ли вши были некачественные, то ли Иванкин куда-то не туда их засыпал, то ли француженка, что-то заподозрив, перестирала белье.

Факт был неутешительным — план, утвержденный руководством КГБ, не был реализован. Пришлось участникам операции по заражению все начинать сначала. Последовало очередное обращение в кожно-венерический диспансер, где теперь уже были приобретены споры серьезного венерического заболевания — гонореи.

Вооружившись ими, чекисты ринулись в очередную атаку на любящую друг друга пару. И снова трясущимися руками контрразведчик Иванкин вытряхивал содержимое небольших стеклянных баночек на нижнее белье француженки, вновь он был вынужден подвергать угрозе заражения венерической болезнью себя и свою жену.

Руководство по достоинству оценило смелость Иванкина. За проявленное мужество при исполнении боевого задания майор Иванкин был награжден почетной грамотой КГБ, подписанной председателем КГБ Андроповым. В грамоте говорилось: «За выполнение особого задания».

Подруга Спасского уехала из Москвы в Париж. Правда, вскоре за нею последовал сам Спасский, женившийся на своей возлюбленный и оставшийся жить во Франции. В Советский Союз Спасский больше не возвращался.

Потерпев поражение в борьбе с гроссмейстером Спасским, шахматисты из КГБ решили взять реванш в борьбе с Корчным. Имея достаточно большой опыт борьбы с советской системой и располагая информацией о проблемах Бориса Спасского до момента его выезда из СССР, Корчной выбрал единственно возможный и правильный, хотя и нелегкий для него и его близких путь. Он бежал во время очередной зарубежной поездки.

После бегства Корчного в СССР поднялась волна выступлений в средствах массовой информации, бичующих «отщепенца». Инициировалась эта кампания советской госбезопасностью.

Выезд Спасского и бегство Корчного были не единственным поражением КГБ на спортивной арене в 1976 году. Много волнений принесла КГБ летняя Олимпиада 1976 года в Монреале. По установленному правилу в составе советской спортивной делегации и в туристических группах специалистов в области спорта и журналистов выезжали офицеры госбезопасности СССР под соответствующим прикрытием. Вместе они составляли оперативную группу КГБ. Руководство подобной структурой на летней Олимпиаде было поручено тогда еще заместителю начальника Пятого управления КГБ генерал-майору Абрамову. Опергруппа КГБ, возглавляемая Абрамовым, состояла из тринадцати человек. Ей оказывали помощь сотрудники резидентуры советской разведки, действовавшие под прикрытием генерального консульства СССР в Монреале.

Абрамов (выехавший в Канаду под фамилией Заломова, активного участника революционного движения в России, прообраза героя известного романа Максима Горького «Мать») и его заместитель по группе Владимир Лавров (он же Гаденыш) установили в советской делегации атмосферу осажденного врагами лагеря. Очередной их жертвой оказался 18-летний прыгун в воду Сергей Немцанов, вина которого заключалась в двух письмах, полученных им от американской прыгуньи в воду, члена олимпийской сборной США. Во время пребывания на Олимпиаде в Монреале они несколько раз встречались и вместе проводили время.

Для бдительных гебистов этого было достаточно. В спешном порядке под надуманным предлогом Немцанова решено было досрочно вернуть в Советский Союз, не дав ему закончить выступления на Олимпиаде. В ответ Немцанов принял решение бежать. Он покинул олимпийскую деревню, в которой проживали участники соревнований, и несколько месяцев скрывался на одном из многочисленных островов устья реки Святого Лаврентия. Укрывали его друзья — спортсмены Канады.

Советские средства массовой информации развернули мощную пропагандистскую кампанию, обвиняя западные страны в идеологической войне против Советского Союза и в склонении советских спортсменов к бегству из СССР. Одновременно КГБ оказал давление на родителей и друзей Немцанова, которые через прессу обращались к нему с призывом вернуться на родину. Немцанов вернулся и до развала СССР никогда уже не участвовал в международных соревнованиях.

В течение ряда лет со стороны советских спортивных функционеров испытывала на себе давление выдающаяся пара советских фигуристов Людмила Белоусова и Олег Протопопов. Инициаторами кампании травли в отношении них также выступал КГБ, которому не нравилась независимость Белоусовой и Протопопова, их широкие контакты с иностранными спортсменами и представителями зарубежных спортивных кругов и СМИ.

Гаденыш (Лавров) не уставал строчить справки о негативной настроенности спортсменов к советской действительности, об их преклонении перед западным образом жизни. На основе этих справок готовилась информация в ЦК КПСС, а оттуда следовала команда в Госкомспорт СССР — «давить» спортсменов. Результат не заставил себя ждать. В 1979 году во время гастролей в Швейцарии Белоусова и Протопопов бежали из Советского Союза. Когда в 1988 году на Олимпиаде в Калгари знаменитый дуэт пригласили принять участие в показательных выступлениях вместе с другими чемпионами и призерами прошлых олимпиад, председатель Госкомспорта СССР Грамов заявил канадским организаторам олимпиады, что если Белоусова и Протопопов выйдут на лед, советская делегация пробойкотирует церемонию закрытия олимпийских игр. Белоусова и Протопопов на лед не вышли. В 1996 году они получили швейцарское гражданство. В Россию они не возвращались даже после распада СССР.

В 1972 году 17-летняя советская гимнастка Ольга Корбут на летних Олимпийских играх в Мюнхене покорила сердца миллионов людей разных стран мира, став олимпийской чемпионкой и получив три золотые и одну серебряную медали. Корбут олицетворяла молодость, красоту и гармонию. Именно этими ее качествами были покорены миллионы жителей нашей планеты. Ее имя на долгие годы стало синонимом торжества человеческого духа и красоты.

В течение ряда лет после триумфа Корбут на мюнхенской Олимпиаде авторитетные международные организации и телерадиокорпорации называли ее лучшей спортсменкой прошлых лет. В 1975 году ЮНЕСКО назвала Корбут женщиной года.

В 1976 году на Олимпийских играх в Монреале Корбут в очередной раз стала олимпийской чемпионкой и помимо золотой медали получила «серебро». Спустя год она оставила выступления на гимнастическом помосте. Было ей всего лишь 22 года. Она могла еще долго радовать любителей спорта во всем мире своим великолепным мастерством. Но были причины, вынудившие ее оставить большой спорт. Причины настолько серьезные, что даже по прошествии многих лет, живя в эмиграции в США, она не рискнет о них заговорить.

Корбут приобрела огромную популярность во всем мире. В разных странах стали открываться многочисленные спортивные клубы, названные в ее честь. Наиболее популярна она была в Соединенных Штатах, где установился буквально культ Ольги Корбут, а число ее поклонников исчислялось миллионами.

Популярность Корбут в мире, особенно в США, крайне насторожила КГБ, прежде всего куратора управления гимнастики капитана Лаврова. Из КГБ от Лаврова и тогда еще майора КГБ Анатолия Смазнова в ЦК КПСС на Ольгу Корбут стала поступать негативная информация. В связи с этим по решению ЦК КПСС Ольга Корбут была взята под бдительный контроль 5-м отделом КГБ Белорусской ССР (Корбут жила в Белоруссии). В отношении нее было заведено дело оперативной проверки, которое вопреки ведомственным инструкциям велось не один год. Постоянный тренер Корбут Кныш был завербован в качестве агента органов госбезопасности и регулярно информировал своих кураторов из 5-го отдела КГБ Белорусской ССР буквально о каждом шаге своей подопечной, умалчивая при этом о своем жестоком обращении со своей воспитанницей и о регулярных ее изнасилованиях. По существу он превратил ее в свою сексуальную рабыню. Кныш был завербован по инициативе офицера 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ Владимира Лаврова.

Пользуясь поддержкой со стороны госбезопасности и партийных инстанций, Кныш делал все, чтобы полностью подчинить себе молодую талантливую спортсменку. Телефонные переговоры Корбут постоянно прослушивались, так же как и квартиры, в которых она проживала. Месяцами она находилась под наружным наблюдением. Все ее знакомые и друзья также оказывались в поле зрения органов госбезопасности. В отношении близкого друга Ольги Корбут, члена популярного в те годы музыкального коллектива «Песняры» Леонида Борткевича, впоследствии ставшего ее мужем, 5-м отделом КГБ Белорусской ССР проводился целый комплекс агентурно-оперативных мероприятий. С самой Корбут регулярно проводились воспитательные беседы руководящими сотрудниками Спорткомитета Белоруссии и отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС республики.

В течение ряда лет выдающаяся спортсменка под различными предлогами отводилась от поездок за границу и долгие годы, до момента выезда в США на постоянное место жительства, ощущала на себе гнет со стороны советской партийно-кагебистской машины.

Практика агентурной вербовки тренеров, спортсменов и функционеров от спорта применялась КГБ достаточно широко, особенно в период подготовки к Московской олимпиаде 1980 года. 11-й отдел Пятого управления КГБ, насчитывавший чуть более 30 человек, был перед олимпиадой увеличен до 350 офицеров, прикомандированных из других подразделений КГБ. В большинстве своем они осуществляли вербовку агентуры и работу с ней. Только офицерами 11-го отдела Пятого управления было завербовано более 300 агентов. Спортсмены были легко уязвимы, так как относились к категории людей, которым было необходимо выезжать за границу для участия в соревнованиях. Тренеры — потому что хотели ездить за границу со своими подопечными. Бюрократы— потому что просто хотели ездить за границу. Любая командировка за границу в советские времена сулила определенные материальные блага. Особенно это относилось к спортивному сектору. Помимо так называемых суточных (необходимых денежных средств, выдаваемых за каждый день пребывания за границей) спортсменам полагалась экипировка. Под экипировкой понималось выделение бесплатно членам сборных команд СССР спортивной одежды и необходимого инвентаря и предметов гардероба: костюмов, пальто, шуб (в зависимости от сезона), головных уборов и обуви. Поэтому наиболее предпочтительным для выезда за границу был выезд на зимние Олимпиады. Стоимость такой экипировки была соизмерима со стоимостью престижной советской автомашины «жигули». И все это спортсмены получали бесплатно. Вопрос о разрешении или отказе в выезде зависел только от КГБ. Понятно, что завербовать спортсмена было намного проще, чем любого другого советского человека, не ездившего за границу и ничего не теряющего при отказе сотрудничать.

Полный список завербованных КГБ известных спортсменов, тренеров и спортивных функционеров составил бы несколько сот человек. В частности, с КГБ сотрудничали тренер женской сборной команды СССР по теннису Тарпищев, тренер сборной команды СССР по боксу Копцев, вице-президент Международной федерации бокса Гордиенко, начальник управления зимних видов спорта Панов и другие.

Справка

Тарпищев Шамиль Аверьянович — старший тренер женской сборной СССР по теннису. Завербован в 1980 г. офицером 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления Демидовой Альбиной Гавриловной.

Копцев Константин Николаевич — государственный тренер сборной команды СССР по боксу. Завербован в 1987 г. Топорыни Владимиром Измайловичем.

Гордиенко Владимир Данилович — вице-президент международной федерации бокса (АИБА). Завербован в 1979 г. офицером 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Поповым Владимиром Константиновичем. Псевдоним Даня. Использовался в качестве резидента для работы среди советских боксеров и членов АИБА.

Панов Герман Михайлович — начальник управления зимних видов спорта Госкомспорта СССР, член совета Международного союза конькобежцев. Завербован в 1979 г. офицером 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Волковым Федором Михайловичем. Псевдоним Юля.

Пархоменко — начальник управления спортивных единоборств. Завербован в 1982 г. офицером 3-го отделения Пятого управления КГБ Торопыни Владимиром Измайловичем.

Маматов Виктор Федорович — заместитель председателя Госкомспорта СССР. Завербован в 1972 г. УКГБ по Новосибирской области. Псевдоним Диоптр. Работу с ним вел офицер 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Попов Владимир Константинович.

Горохова Галина Евгеньевна — член исполкома НОК России, председатель Российского союза спортсменов. Завербована в 1980 г. офицером 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ Кулешовым Владимиром Георгиевичем.

Хоточкин Виктор Алексеевич — первый заместитель президента НОК России. Завербован в 1977 г. сотрудником Пятого управления КГБ Лавровым Владимиром Алексеевичем.

Шарандин Юрий Афанасьевич — в середине 1980-х гг. — начальник протокольного отдела Госкомспорта СССР, бывший сотрудник Управления пропаганды Госкомспорта СССР. Завербован в 1979 г. офицером 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Поповым Владимиром Константиновичем. В дальнейшем использовался как резидент КГБ для руководства агентурой из числа переводчиков, обслуживавших спортделегации. В настоящее время председатель Комитета по законодательству Совета Федерации России.

Сысоев Валерий Сергеевич — заместитель председателя, затем председатель Центрального совета «Динамо», заместитель председателя Госкомспорта СССР. Завербован в 1979 г. начальником Пятого управления КГБ Бобковым Филиппом Денисовичем.

Колосков Вячеслав Иванович — начальник Управления футбола и хоккея Госкомспорта СССР, вице-президент ФИФА. Завербован в 1978 г. заместителем начальника 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Давнисом Эрнстом Леонардовичем.

Стеблин Александр Яковлевич — председатель Федерации хоккея с шайбой России. Завербован в 1977 г. УКГБ по городу Москве и Московской области. Псевдоним Москвич.

Марков Геннадий Васильевич — начальник Управления медико-биологического обеспечения сборных команд СССР. Завербован в 1978 г. офицером 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Поповым Владимиром Константиновичем. Псевдоним Генин.

Показательна история бывшего в 1980 году старшим тренером по академической гребле сборной команды СССР Леонида Драчевского. Завербован он был в 1979 году офицером, прикомандированным к 3-му отделению 11-го отдела Пятого управления КГБ Валентином Петровичем Нефедовым. Драчевский сумел установить хорошие отношения с заместителем начальника 11-го отдела Пятого управления КГБ подполковником Игорем Перфильевым во время их совместной командировки в 1979 году на Универсиаду в Мексику. Это послужило началом его беспрецедентного карьерного роста. В 1986 году Драчевский стал заместителем председателя Госкомспорта РСФСР. В 1991 году он уже первый заместитель председателя Госкомспорта СССР. С 1992 года— на дипломатической работе (консул в олимпийской Барселоне). В последующем Драчевский — начальник департамента МИД России, в 1996—98 гг. — посол России в Польше, затем замминистра иностранных дел России. С 2000 по 2004 года — полномочный представитель президента России в Сибирском федеральном округе (его сменил затем генерал Квашнин).

Нахождение в агентурном аппарате КГБ не всегда спасало спортсменов от неприятностей, если они становились жертвами крупной политической игры в спорте. Так, КГБ начал травлю и преследование основателя советского каратэ Алексея Штурмина, вина которого заключалась в яркости его натуры и огромном организационном таланте. За короткий срок Штурмин и его сподвижник Тадеуш Касьянов создали широкую сеть школ каратэ в Москве и на территории всей страны. Этим видом восточных единоборств стали заниматься и сотрудники спецслужб Советского Союза. В спортивном обществе «Динамо», где совершенствовали мастерство рукопашного боя офицеры КГБ и МВД СССР, вели занятия ученики Штурмина. Штурмин проводил огромную пропагандистскую работу по популяризации нового вида спорта, выступая с воспитанниками своих школ перед сотрудниками спецслужб и общественностью.

Однако ни его деятельность и широкая известность в стране и за рубежом, ни занимаемая им почетная должность культурного атташе при посольстве Голландии в Москве, ни даже то, что Штурмин состоял в агентурном аппарате Второго Главного управления КГБ, не спасли его от системы, на которую он согласился работать, от КГБ. В начале 80-х годов Штурмин был арестован Пятым управлением КГБ по обвинению в распространении порнографии. В действительности имела место запись Штурминым на видеомагнитофон сцен сексуального характера с его приятельницами, с их согласия и «для личного пользования».

При обыске в квартире Штурмина оперативными работниками 13-го отдела Пятого управления КГБ старшими оперуполномоченными майорами Николаем Царегородцевым и Олегом Никуличем была изъята коллекция редких вин, которую долгие годы собирал Штурмин. Так как данная коллекция не являлась вещественным доказательством по уголовному делу, которое было возбуждено в отношении Штурмина, он, естественно, стал требовать ее возвращения. Проблема заключалась в том, что на момент обращения Штурмина с требованием возвращения коллекции возвращать уже было нечего. Царегородцев и Никуличев все уже давно выпили (они отчитались сфабрикованным актом об уничтожении вин). В начале 1990-х годов Николай Царегородцев, находясь в Крыму на отдыхе в отеле, принадлежавшем его бывшему коллеге по Пятому управлению КГБ, скончался от острой сердечной недостаточности (сказалась пагубное пристрастие к спиртному). Доставлял тело друга и собутыльника в Москву Олег Ни-кулич, которого тоже вскоре не стало по той же самой причине. Обоим в момент смерти не было и 50 лет.

Устранение Штурмина со спортивной арены явилось началом широкой кампании по уничтожению в СССР каратэ. Внедренным агентом 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ в спортивных кругах был Дмитрий Иванович Иванов. В прошлом он был рекордсмен мира в тяжелой атлетике. Однако Иванов, оставив занятия спортом, стал злоупотреблять спиртным. Однажды во хмелю он сильно намял бока незадачливому обидчику. Итог для Иванова был печален — уголовная статья «хулиганство» и несколько лет в местах лишения свободы. Согласившись стать агентом КГБ, Иванов сумел с помощью КГБ вернуться в Москву в свою квартиру в элитном доме на улице Горького (ныне Тверская), полученную им от государства за выдающиеся заслуги в спорте. Зная, кому он обязан за возможность вернуться к нормальной жизни, Иванов был верным агентом госбезопасности. С помощью КГБ он получил работу спецкора в газете «Советский спорт», где среди прочего по заданию госбезопасности им была написана и опубликована статья «Осторожно, каратэеды», имевшая широкий резонанс в Советском Союзе.

В дополнение к этому КГБ систематически информировал ЦК КПСС о попытках специальных служб противника проникнуть в советские спецслужбы через «чуждый» идеологический вид спорта — каратэ, одним из основных постулатов которого является беспрекословное подчинение сэнсэю (учителю). Итогом кампании КГБ по пресечению развития каратэ в СССР стал Указ Президиума Верховного Совета РСФСР за № 6/24 от 10 ноября 1981 года «Об административной и уголовной ответственности за нарушение правил обучения каратэ». Кроме того, в уголовный и административный кодексы РСФСР были введены статьи, которыми предусматривались уголовная и административная ответственность за незаконное обучение каратэ. А 17 мая 1984 года приказом № 404 Госкомспорта СССР было запрещено заниматься каратэ в спортивных обществах. На многие годы этот увлекательный для миллионов людей вид спорта оказался под запретом.

В 1978 году завербованный Лавровым в агенты под псевдонимом Эльбрус старший тренер сборной СССР по горнолыжному спорту Леонид Тягачев был задержан на таможне в международном аэропорту «Шереметьевой» при попытке контрабандного ввоза большой партии джинсов, около 200 штук, упакованных в коробки для горнолыжных ботинок.

Справка

Тягачев Леонид Васильевич — глава советского Национального олимпийского комитета. Завербован в 1976 г. офицером 1-го отделения 1-го отдела Пятого управления КГБ Лавровым Владимиром Алексеевичем. Псевдоним Эльбрус.

В отношении Тягачева таможенными органами было возбуждено дело за попытку контрабанды в особо крупных размерах. Джинсы в Советском Союзе продавались только на черном рынке и стоили безумные деньги. Советской промышленностью джинсы не производились.

В соответствии с внутренними правилами КГБ оперативный работник (в данном случае Лавров) в полной мере отвечал за действия своего агента. Однако Лавров, неоднократно получавший бесплатно от своего агента Тягачева дорогостоящий горнолыжный инвентарь, не забывал делиться подарками со своими начальниками и поэтому не понес наказания за противоправные действия своего агента. Тягачев тоже отделался легким испугом. Он был переведен в Спорткомитет РСФСР и лишен на несколько лет права выезда за рубеж. В настоящее время Тягачев (Эльбрус) занимает высокую должность президента Олимпийского комитета России.

О том, насколько сложна была в иерархическо-бюрократическом плане структура КГБ и насколько серьезно относились там к малейшим отклонениям от буквы уставов и инструкций, говорит случай, произошедший с человеком, участвовавшим в операции по задержанию Тягачева в аэропорту, — еще одним агентом того же 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ Михаилом Монастырским (по кличке Владимиров), являвшимся директором международных альпинистских лагерей Спорткомитета СССР. Вскоре после выполнения задания по задержанию Тягачева Монастырский (Владимиров) по линии Госкомспорта СССР был командирован в США. Как-то раз Монастырский отправился в генконсульство СССР в Нью-Йорке с доносом и, не подумав о последствиях, передал этот донос «чистому» сотруднику генконсульства, т. е. сотруднику, не имевшему отношения к органам советской разведки. Иными словами, Монастырский «засветил» себя как агент КГБ в США.

Началась паника. В тот же день из резидентуры советской разведки, действовавшей под прикрытием генерального консульства СССР в Нью-Йорке, за подписью заместителя резидента в 1-й отдел Первого Главного управления КГБ в Москву была отправлена шифротелеграмма, в которой сообщалось о посещении Монастырским генконсульства и о его беседе с «чистым» сотрудником. Указывалось также, что беседа велась в незащищенном (от прослушивания американскими спецслужбами) помещении, что, по мнению резидентуры, явилось грубым нарушением правил конспирации со стороны агента Владимирова (Монастырского). В связи с этим резидентура требовала более тщательного инструктирования агентуры, выезжающей в США, а самому Монастырскому просила сделать предупреждение.

ПГУ КГБ по получении шифротелеграммы направило ее копию во Второе Главное управление (ВГУ) КГБ, 13-й отдел которого осуществлял командирование за границу оперативных работников контрразведки и агентуры контрразведывательных подразделений. Многие годы 13-м отделом ВГУ КГБ руководил полковник Гук, в прошлом резидент советской разведки в Лондоне. После перехода на сторону англичан советского разведчика Гордиевского, бывшего у Гука заместителем, карьера последнего была навсегда сломана. Закончилась она для Гука в отделе с несчастливым 13-м номером в звании полковника. Останься Гук в Лондоне в качестве резидента советской разведки, — быть бы ему генералом.

ВГУ КГБ переадресовало шифротелеграмму в Пятое управление КГБ, в агентурной сети которого состоял агент Владимиров (Монастырский). Заместитель начальника Пятого управления КГБ генерал-майор Абрамов (Ваня Палкин), получив шифрограмму, дал распоряжение агента Владимирова немедленно исключить из агентурной сети, а оперативного работника, у которого он находится на связи, наказать.

Началась проверка работы агента Владимирова. Было установлено, что он ранее неоднократно выезжал за границу с заданиями, успешно с ними справлялся и замечаний по поездкам не имел, считал, что встречался в генконсульстве с офицером разведки в помещении, оборудованном по всем правилам конспирации. В итоге Монастырского в агентурной сети оставили.

Одним из участников расследования «дела Владимирова» был Валерий Балясников по кличке Баляс. В молодые годы Балясников был футболистом, вторым номером у знаменитого динамовского вратаря Льва Яшина. В силу яркого спортивного таланта Яшина Балясникову в полной мере не удалось проявить себя на вратарском поприще. Став офицером госбезопасности, он неоднократно выезжал в составе сборных команд СССР по различным видам спорта: в 1984 году — на зимнюю Олимпиаду в Сараево с командой саночников, в 1986 году — на летнюю Олимпиаду в Мексику в составе футбольной команды и на другие соревнования.

В феврале 1984 гада на зимнюю Олимпиаду в Сараево в составе советской олимпийской команды выезжала оперативная группа офицеров КГБ с задачей по контрразведывательному обеспечению советских спортсменов и предотвращению в отношении них возможных террористических актов. Руководителем оперативной группы был молодой начальник 11-го отдела Пятого управления КГБ подполковник Игорь Перфильев, выдвиженец Бобкова. В группу входил также сотрудник 3-го отделения11-го отдела Пятого управления КГБ Гаденыш (Лавров).

Лавров постоянно информировал своих руководителей, в том числе генерала Абрамова, о якобы нездоровой обстановке, сложившейся в сборной команде СССР по фигурному катанию. В этих документах с грифом секретности и упоминанием агентуры и доверенных лиц подробно описывались взаимоотношения между тренерами Чайковской, Тарасовой и Дубовой и их отношения со Станиславом Жуком. Последний, имея склонность к злоупотреблению спиртными напитками, нередко становился объектом скандалов. Жук был военнослужащим, представлял Центральный спортивный клуб Армии (ЦСКА) и являлся агентом Третьего управления КГБ. В своих агентурных сообщениях Жук представлял достаточно объективную картину происходящего в сборной СССР по фигурному катанию, что шло в разрез с информацией, исходящей от Лаврова. По этой причине Лавров делал все возможное, чтобы изгнать Жука из сборной СССР, где Жук как тренер имел высокий авторитет благодаря заслугам своих воспитанников, среди которых наиболее яркой звездой была выдающаяся советская фигуристка Ирина Роднина — многократная олимпийская чемпионка, победительница чемпионатов мира и Европы, выигравшая в общей сложности 24 золотые медали.

Пытался собирать Лавров различный компромат и на тренера Чайковскую, муж который после переезда из Киева в Москву долгие годы возглавлял издательство «Физкультура и спорт». Причины, по которым Лавров невзлюбил Чайковскую, заключались в том, что, живя и работая в Киеве, муж Чайковской подружился с сотрудником КГБ Украинской ССР Бояровым и вскоре стал его агентом. Через несколько лет Боярова перевели в Москву, где он стал генералом, заместителем начальника ВГУ КГБ. За Бояровым в Москву потянулся его друг и агент А. Чайковский.

В числе противников Лаврова оказалась также тренер по фигурному катанию Дубова. Муж Дубовой был начальником управления кадров Спорткомитета СССР. Лавров неоднократно грубо пытался вмешиваться в кадровую политику главного спортивного ведомства страны и далеко не всегда находил в этих вопросах взаимопонимание у Дубова. Таким образом, у Лаврова появилась еще одна семья врагов — чета Дубовых. И если с известным тренером Дубовой Лаврову было расправиться сложно, ее супруга Лавров все же из Спорткомитета сумел выжить.

Так как спортсмены-фигуристы и их тренеры во время пребывания за границей на различных международных соревнованиях активно общались со своими зарубежными коллегами и бежавшими из СССР Белоусовой и Протопоповым, у КГБ возникла идея завербовать каких-нибудь фигуристов. Такими агентами стала выдающаяся пара — Наталья Линичук и ее муж Геннадий Карпоносов.

Справка

Линичук Наталья Владимировна — завербована в 1980 г. офицером 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ Лавровым Владимиром Алексеевичем.

Карпоносов Геннадий Михайлович — завербован в 1983 г. офицером 15-го отдела Пятого управления КГБ Ка-пытовым Сергеем Петровичем.

К работе по изучению обстановки в сборной СССР были также подключены «друзья». «Друзьями» в КГБ называли органы госбезопасности социалистических стран, входивших в Варшавский договор. Ответственным за координацию деятельности отделов Пятого управления КГБ и соответствующих подразделений спецслужб социалистических стран — участниц Варшавского договора — был назначен сотрудник 2-го отделения 1-го отдела Пятого управления КГБ старший оперуполномоченный майор Евгений Аужбикович.

Вскоре была образована группа, получившая название «Группа по координации работы с друзьями», просуществовавшая до падения социализма в Европе. Аужбикович стал первым руководителем этой группы (позже его сменил старший оперуполномоченный майор Ларионов). Курировал группу по линии руководства Пятого управления КГБ генерал-майор Абрамов.

Строптивый по характеру Аужбикович, не ладивший с непосредственными начальниками — Струниным и его заместителем Бетеевым (ставшими затем генералами), нашел верный путь к сердцу генерала Абрамова. Он безропотно списывал значительные денежные средства, затрачиваемые Абрамовым по статье 9-й оперативных расходов на угощения и ценные подарки тем, в ком был заинтересован Абрамов. Таким образом, Аужбикович стал для генерала Абрамова верным человеком и получил от него в знак благодарности зарубежную командировку на пару лет, откуда регулярно слал Абрамову подарки на тысячи долларов (что по тем временам было немало). По возвращении из командировки Аужбикович купил себе престижный в СССР автомобиль «Волга» и дачу в ближнем Подмосковье. В один из дней, направляясь на «Волге» на дачу, он погиб вместе с женой в автокатастрофе.

Именно Аужбикович в середине 1970-х годов, выполняя указание генерала Абрамова, подготовил шифротелеграмму в Министерство безопасности ГДР, в отдел XX, генерал-лейтенанту Маркусу с просьбой руководства Пятого управления КГБ усилить агентурные позиции среди членов сборной команды ГДР по фигурному катанию и о проведении совместных агентурно-оперативных мероприятий по изучению членов сборных команд двух стран и иностранных граждан, поддерживающих постоянный контакт с советскими и восточногерманскими спортсменами. Выполняя просьбу советских коллег, восточногерманская госбезопасность («Штази») в срочном порядке пополнила ряды своей агентуры, завербовав в том числе выдающуюся фигуристку ГДР Катарину Витт. Она активно использовалась как агент «Штази» до падения социализма в Восточной Германии и принимала участие в совместных с органами КГБ оперативных мероприятиях по контрразведывательному обеспечению пребывания восточногерманских и советских спортсменов в период проведения Олимпиад по зимним видам спорта в Сараево в 1984 году и в Калгари (Канада) в 1988 году.

Сама Витт тоже была объектом пристального внимания со стороны спецслужб ГДР, которые опасались ее возможного бегства в ФРГ, и оказалась объектом разработки XX отдела «Штази». Офицеры, державшие с нею агентурную связь, одновременно вели «глубокую разработку» Витт, осуществляя за ней ежедневную слежку и контролируя ее телефонные переговоры и корреспонденцию. Досье Витт в «Штази» составляло не одну тысячу страниц донесений и многочисленные фото- и видеоматериалы, включающие интимные контакты.

Когда в период подготовки к проведению Московской олимпиады в 1979 году штатный состав 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ был расширен, в нем появился новый сотрудник — капитан Владимир Кулешов. Переведен он был из Седьмого управления КГБ, осуществлявшего наружное наблюдение за «объектами оперативной заинтересованности» КГБ, прежде всего во время дипломатических приемов, устраиваемых Министерством иностранных дел СССР.

Родился Кулешов в январе 1941 года. Отец его был кадровым военным. Во время Сталинградской битвы в звании полковника отец командовал дивизией, где геройски погиб, и посмертно был награжден званием Героя Советского Союза. Оставил комдив Кулешов после себя двух сыновей. Оба сына воспитывались в суворовских училищах, которые были созданы во время войны для воспитания детей погибших военнослужащих. Старший пошел по стопам отца и достиг больших высот— в 1980-е годы в звании генерал-полковника возглавлял одно из главных управлений Министерства обороны СССР. Младший Кулешов с детства полюбил спорт и, отдавая этому увлечению все свободное время, стал мастером спорта по современному пятиборью. Однако учился он плохо и среднюю школу суворовского училища закончил в 21 год.

Влиятельный старший брат помогал двоечнику Ку-лешову-младшему оставаться в числе воспитанников училища. Но из училища Кулешов-младший вышел дремучим и безграмотным человеком. В этой патовой ситуации старший брат нашел спасительный вариант — Институт физкультуры. На первом курсе института Владимир Кулешев женился. Вскоре у молодых супругов родилась дочь, через пару лет другая. Жили Кулешовы не просто бедно, а нищенски. Когда в 27 лет Владимир Кулешов окончил институт, отчим, являвшийся директором издательства «Международные отношения» и членом коллегии Министерства иностранных дел, устроил пасынка на работу в МИД. Вскоре Кулешова с семьей отправили в длительную командировку в Швецию, где Кулешов стал завхозом в советском посольстве в Стокгольме.

За границей в каждом советском посольстве действовали разведывательные резидентуры. В составе советских резидентур (за исключением ГРУ, чьих сотрудников курировали органы военной контрразведки) всегда работали представители управления «К» ПГУ КГБ, на которое возлагались задачи внешней разведки во всем мире, включая контроль за сотрудниками посольств советскими разведчиками, работающими под прикрытием посольской резидентуры. В этих целях перед сотрудниками управления «К» стояла задача агентурного проникновения в полицейские подразделения и органы контрразведки и разведки страны пребывания. Именно это управление завербовало в Швеции в качестве своего агента… завхоза посольства Кулешова.

Зарубежная командировка Кулешова близилась к концу. По совету кураторов, еще до ее окончания он стал посещать курсы английского языка при советском посольстве. Заручившись обещанием о поддержке со стороны кураторов от Управления «К» ПГУ КГБ, 33-летний Кулешов возвратился в Москву для службы в КГБ. Теперь он уже не был нищим. По приезде он купил для своей семьи кооперативную квартиру на Ленинском проспекте и автомобиль «жигули».

В КГБ Кулешова зачислили в порядке исключения. Он был мал ростом и по этому критерию к службе в органах не подходил. Кроме того, предельный возраст для зачисления на службу был 33, так как иначе человек просто не успевал выслужить положенный срок для пенсии (подполковники служили обычно до 50 лет, полковники — до 55). По этой причине, став офицером Седьмого управления КГБ, Кулешов не оказался в числе большинства его сотрудников, осуществлявших наружное наблюдение на улицах Москвы во все времена года. Он получил назначение в элитное подразделение, ведущее наблюдение на официальных приемах, организовываемых МИДом СССР для дипломатических представительств зарубежных стран (в тепле и с важной для голодного СССР возможностью бесплатно угощаться деликатесами со столов, накрываемых для представителей дипломатического корпуса).

Со временем Кулешов стал капитаном. В 1979 году он перевелся в 3-є отделение 11-го отдела Пятого управления КГБ, где получил среди коллег прозвище Окурок. Именно на Кулешова-Окурка с радостью для себя спихнул ветеран подразделения Лавров курирование осточертевших ему шахмат.

Самый интеллектуальный в мире вид спорта, яркими представителями которого в течение многих лет были советские шахматисты, оказался в подчинении неуча. Избавлялся Лавров от шахмат по той причине, что в зарубежные поездки в составе малочисленных шахматных команд почти никого из офицеров КГБ не посылали. Место сопровождающего чемпиона мира Анатолия Карпова прочно было занято Пищенко. Других чемпионов советское правительство иметь не планировало. А без зарубежных поездок Лаврову шахматы нужны не были.

Руководил подразделением Кулешова ветеран органов госбезопасности полковник Борис Тарасов. В свои 50 с небольшим он имел огромную выслугу лет — 39. Москвич Борис Тарасов в возрасте 18 лет был зачислен на службу в органы госбезопасности и направлен для прохождения службы в Магадан. Назначение для него было не случайным. Управление, в котором ему предстояло служить, возглавлял его отец. Прослужил Тарасов в Магадане более 20 лет, а так как город этот расположен был за полярным кругом, выслуга лет в этом регионе засчитывалась из расчета год за полтора. За это время Тарасов, работая в подразделениях по борьбе с антисоветскими проявлениями, дослужился до звания полковника и должности начальника 5-го отдела Управления КГБ по Магаданской области.

В Магаданской области располагалось большое количество лагерей, где отбывали сроки лишения свободы осужденные по политической 58-й статье («Антисоветская агитация и пропаганда»). Среди заключенных было большое число знаменитых людей. К числу их относился исполнитель русских романсов и песен Вадим Козин. Чтобы выжить в условиях сталинских лагерей, Козин вынужден был стать агентом госбезопасности. Многие годы агентурную связь с ним осуществлял Борис Тарасов.

За долгие годы Козин и Тарасов подружились, в знак дружбы Козин подарил Тарасову большое количество своих фотографий и пластинки с записями песен в своем исполнении с автографами. Работа в агентурном аппарате и дружба с Тарасовым, ставшим начальником 5-го отдела, помогли Козину досрочно выйти на свободу. Позднее он был реабилитирован. Однако доживать он остался в Магадане, где впоследствии и был похоронен.

Длительная служба в суровых условиях Крайнего Севера не прошла бесследно и для полковника Тарасова. В 49 лет он был совершенно седой и не имел ни одного своего зуба. Но благодаря хорошим отношениям с начальником Пятого управления КГБ генерал-лейтенантом Бобковым Тарасов был переведен на службу в Москву на должность заместителя начальника 1-го отделения 9-го отдела Пятого управления КГБ. Отдел этот занимался разработкой видных советских диссидентов: писателя Александра Солженицына, академика Дмитрия Сахарова, Петра Якира, Виктора Красина и многих других. Курировал отдел лично Бобков, и никто из его заместителей не смел вмешиваться в дела этого отдела.

1-е отделение, в которое был назначен Тарасов, вело разработку академика Сахарова. Отдел изощрялся как мог. С тем, чтобы лишить Сахарова и его супругу Елену Боннэр свободы передвижения в принадлежащем им автомобиле, неоднократно пробивался радиатор, а без него не поехать — мотор перегревается и заклинивает. Периодически замазывались отверстия дверных замков автомобиля эпоксидной смолой, удалить которую было большой проблемой. Перечень подобных «шалостей» был велик.

В дни голодовки Сахарова в знак протеста против действий советских властей, насильно удерживавших Сахарова и Боннэр в ссылке в городе Горьком (ныне Нижний Новгород), КГБ распорядился поместить их в больницу. Основной целью помещения их в медицинский стационар было ограничение их контактов с внешним миром и недопущение к ним западных журналистов.

Для слежки за Боннэр к ней в палату были положены две сотрудницы госбезопасности — старшие оперуполномоченные майоры Галина Невструева и Алла Демидова, которые день и ночь фиксировали поведение поднадзорной Боннэр, перехватывая ее записки, адресованные внешнему миру. В прошлом указанные женщины-офицеры КГБ были сотрудницами Седьмого управления КГБ, осуществляли наружное наблюдение, а впоследствии были переведены в Пятое управление КГБ к Бобкову. Невструева проходила службу в 9-м отделе управления, а Демидова в — 11-м.

В 9-м отделе по согласованию с председателем КГБ Андроповым оперативные работники, ведущие разработку лидеров советского диссидентского движения, получали кроме настоящих служебных удостоверений личности удостоверения, в которых указывались их ненастоящие фамилии. В практике советских спецслужб широко применяются различные документы прикрытия, маскирующие причастность к органам госбезопасности, например выдаваемые офицерам КГБ удостоверения сотрудников уголовного розыска, но липовые удостоверения офицеров КГБ раньше в СССР не практиковались. Тем самым те, кто непосредственно участвовал в операциях, освобождались от ответственности в случае жалоб, так как в КГБ неизменно отвечали, что в числе сотрудников «такие не значатся».

Прослужив около двух лет в 9-м отделе, Тарасов был переведен на должность начальника 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ. Однако в карьере Тарасова не все было чисто. В числе агентов, находившихся у него на связи, были люди, принимавшие участие в незаконном получении золота с золотых приисков, в большом количестве расположенных на территории области, и в транспортировке этого золота в другие части СССР. В местах добычи золота и транспортных узлах: аэропортах и железнодорожных и автобусных вокзалах — органами внутренних дел и госбезопасности осуществлялись специальные мероприятия по задержанию лиц, причастных к незаконному сбору золота и его транспортировке. Но начальник 5-го отдела Управления КГБ по Магаданской области полковник Тарасов был хорошо информирован об операциях органов МВД — КГБ и умело находил в них «окна» для своей агентуры, причастной к незаконному обороту золота. Тем не менее в какой-то момент деятельностью Тарасова заинтересовалась местная прокуратура. Было возбуждено уголовное дело, по которому проходили отдельные агенты Тарасова и даже его супруга. Нужно было уносить из Магадана ноги. С помощью старого знакомого — генерала Бобкова — Тарасов перевелся в Москву.

Вслед за ним пришли по линии прокуратуры материалы о его магаданском прошлом. И по этой причине, будучи руководителем 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ, сотрудники которого систематически выезжали за границу в составе спортивных делегаций, сам Тарасов выехал за границу всего лишь один раз — в короткую командировку на шахматную олимпиаду в социалистическую Болгарию. Причина заключалась в том, что офицеры госбезопасности, выезжающие за границу, проходили специальную проверку на наличие компрометирующих материалов. О результатах ее информировался отдел заграничных кадров и выездов за границу ЦК КПСС. Сообщить в этот орган о том, что в Пятом управлении КГБ на руководящей должности стоит офицер, проходивший по уголовному делу о незаконном обороте золота, Бобков, разумеется, не мог. Но он мог отправить Тарасова в командировку в социалистическую страну, для выезда в которую спецпроверка офицеров не проводилась.

В подразделении, которое возглавил Тарасов, он получил прозвище Дед. В среде советских шахматистов, с которыми на протяжении ряда лет Тарасов общался, его звали Седой. Заместителем полковника Тарасова служил уже упоминавшийся нами подполковник Давние. До прихода на службу в КГБ Давние был агентом одного из районных отделений московского управления госбезопасности. По окончании технического вуза удачно женился на дочери помощника председателя Совета Министров СССР А. Н. Косыгина, при помощи которого в предельном возрасте (старше тридцати лет) был зачислен на службу в КГБ. Практически с момента создания Пятого управления КГБ Давние служил в нем, занимаясь контрразведывательным обеспечением Университета дружбы народов им. Патриса Лумумбы, проходя службу в 3-м отделе Пятого управления, а затем был переведен в 8-й отдел Пятого управления, осуществлявшего разработку так называемых «еврейских экстремистов», в действительности — отказников, добивавшихся выезда из СССР. При формировании 11-го отдела Пятого управления КГБ в 1977 году Давние был назначен на должность заместителя начальника 3-го отделения и получил звание подполковника.

С годами у Давниса развилось чувство предельной подозрительности по отношению ко всем, в том числе и к своим непосредственным коллегам, прежде всего потому, что он опасался неприятностей по службе и уголовного преследования. Он нарушил, по крайней мере, два ведомственных закона: расходование оперативных средств на личные нужды (статья 9-я, в чекистском обиходе — «девятка») и запрет на вступление в интимные отношения с женской агентурой.

В период своей службы в «спортивном» 3-м отделении 11-го отдела Давние начинал свой рабочий день с посещения ресторана гостиницы «Метрополь», в котором питались члены иностранных спортивных делегаций. Там же начинал свой трудовой день начальник протокольного отдела Госкомспорта СССР Михаил Мзареулов, дававший указания на месте сотрудникам протокольного отдела и внештатным переводчикам, работавшим с зарубежными спортсменами.

Справка

Мзареулов Михаил Степанович — начальник протокольного отдела Госкомспорта СССР с начала 1970-х до середины 1980-х гг. Завербован в 1973 г. офицером 1-го отделения 1-го отдела Пятого управления КГБ Смазновым Анатолием Сергеевичем.

Мзареулов, помимо официально занимаемой должности начальника протокольного отдела, являлся резидентом КГБ для работы с переводчиками и осуществлял руководство агентурой из числа переводчиков, привлекаемых для работы с зарубежными спортивными делегациями. В ресторане Давниса всегда ждали готовые агентурные отчеты, собранные для него резидентом Мзареуловым, и после традиционного завтрака он следовал к месту службы на Лубянку. Традиционный бесплатный завтрак позднее списывался как угощение агента в качестве поощрения за представляемую информацию или же как угощение представляющего оперативный интерес иностранца. Так как число принимаемых Спорткомитетом СССР делегаций исчислялось многими десятками, Давние не голодал.

Что касается женского вопроса, то Давние, вопреки канонам, состоял в многолетних интимных связях с женской агентурой, появлялся с женщинами-агентами в обществе, участвовал в устройстве их на работу и даже был вхож в семьи некоторых своих женщин-агентов (все это считалось «расшифровкой агентуры» и нарушением правил конспирации). Одну из таких женщин Давние устроил в 1-й отдел Госкомспорта СССР.

Была у Давниса еще одна слабость: всю жизнь он зачитывался детективами. На его счастье органы госбезопасности СССР осуществляли в стране широкомасштабную перлюстрацию почты. В составе оперативнотехнического управления (ОТУ) и соответствующих органах на местах (в союзных республиках, краях и областях) для этого были созданы подразделения почтового контроля (ПК). Сотрудники данного подразделения через свою агентуру и доверенных лиц осуществляли отбор входящей из-за рубежа и уходящей за границу почты, после чего отобранная почта доставлялась в расположение отдела ПК, где вскрывалась таким образом, что факт вскрытия оставался незаметным. Затем вскрытая почта поступала в оперативные подразделения для просмотра и принятия решения — пропускать данное почтовое отправление по адресу или конфисковать.

Почта классифицировалась в соответствии с направленностью деятельности конкретных оперативных подразделений. Например, подразделение, осуществляющее контрразведывательное обеспечение предприятия, выпускавшего продукцию военного назначения, просматривало почту, адресованную его работникам; подразделение, курировавшее спорт, — почту спортивных деятелей и спортсменов.

Любитель детективов, Давние еще во время службы в 8-м отделе Пятого управления КГБ (разработка «еврейских экстремистов») получил как-то на просмотр почтовое отправление из-за границы, адресованное некоему Игорю Можейко, проживавшему в Москве на улице Мосфильмовская. Для Давниса это посылка была настоящим кладом. В ней было несколько зарубежных детективов. Естественно, он их сразу же конфисковал, а ничего не подозревавшего Можейко поставил на постоянный почтовый контроль и в дальнейшем на протяжении целого ряда лет присваивал себе книги, идущие в адрес Можейко, прикрываясь липовыми актами об их уничтожении.

Можейко был человеком энциклопедических знаний, доктором исторических наук, писателем-фантастом, которым зачитывались миллионы людей. Писал Можейко под псевдонимом Кир Булычев. Именно это имя было широко известно читающей публике. Сам Булычев, поддерживавший с некоторыми сотрудниками КГБ неформальные отношения, жаловался, что высылаемые ему детективы конфискует в КГБ кто-то из любителей этого жанра и что книги доходят лишь в те периоды, когда «любитель детективов» находится в отпуске или в командировке. Так оно в действительности и было.

Оба руководителя 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ — полковник Тарасов и его заместитель подполковник Давние — с момента создания в конце 1977 года нового подразделения были вынуждены активно заниматься шахматами. Наличие за рубежом советских гроссмейстеров Спасского и Корчного, по мнению Отдела агитации и пропаганды ЦК КПСС и Управления шахмат Госкомспорта СССР, ослабляли советскую шахматную школу. В 1978 году предстоял матч на звание чемпиона мира по шахматам. У советского гроссмейстера Карпова в этой связи могли возникнуть серьезные препятствия в деле завоевания шахматной короны.

Главным соперником Карпова в его борьбе за чемпионский титул должен был стать именно Корчной, в прошлые годы четырежды завоевывавший звание чемпиона СССР. С целью оказания психологического давления на претендента (так без упоминания имени и фамилии называла в те годы советская пропаганда Корчного) срочно призвали в армию его сына Игоря. Срок службы в армии был два-три года. Но после службы военнослужащий автоматически подпадал под графу «секретность» и по советским законам не имел права покидать пределы СССР в течение как минимум еще пяти лет. Таким образом, призывая Игоря Корчного в армию, советское правительство лишало его права выехать к отцу в ближайшие семь лет, а то и больше. Степень секретности и сроки ее действия определял КГБ. Совершенно очевидно, что для сына «врага народа» Корчного срок секретности был бы определен большой.

Понимал это и Игорь Корчной, которому в этой ситуации оставалось только одно — всеми силами пытаться избежать призыва в советскую армию. Однако сделать это было нелегко. Многочисленные повестки с требованием незамедлительной явки в военкомат сменились практически ежедневными визитами участкового милиционера, пытавшегося лично вручить такую повестку Игорю Корчному. При получении повестки таким образом — под расписку — неявка в военкомат влекла за собой уголовное преследование за уклонение от исполнения воинской обязанности. Оставалось одно — скрыться.

Нетрудно догадаться, что операция по призыву сына Корчного в армию была организована КГБ. Конкретным ее автором был Гаденыш (Лавров), поддержанный непосредственными руководителями — Тарасовым и Давнисом. В практике советских спецслужб не было примеров, когда в отношении человека, уклоняющегося от призыва на военную службу, госбезопасность заводила «дело оперативного учета» и начинала «разработку» уклоняющегося. В ведомственных инструкциях КГБ просто отсутствовало описание действий, которыми занимался КГБ в отношении Игоря Корчного. Более того, уголовным законодательством СССР четко регламентировалась сфера деятельности органов госбезопасности: все то, что могло представлять угрозу безопасности страны. Совершенно очевидно, что попытка уклонения от призыва на военную службу Игоря Корчного безопасности СССР угрожать никоим образом не могла.

При разработке мер по нейтрализации за границей Виктора Корчного было установлено, что среди близких ему людей (на языке КГБ — «в числе его близких связей») была гражданка Швейцарии Петра Лееврик, хорошо известная органам госбезопасности СССР. В послевоенные годы Петра Лееврик была студенткой университета в Лейпциге, находившегося в советской оккупационной зоне. Органами советской военной контрразведки она была взята в разработку по подозрению в проведении шпионажа в интересах западных разведок. Разработка Петры Лееврик была завершена ее арестом и высылкой в Советский Союз, где она была осуждена военной коллегией Верховного Суда СССР за шпионаж на 10 лет лишения свободы в лагерях. В 1945 году, когда советская разведка заподозрила Петру в шпионаже, девушке было 20 лет.

Срок наказания в одном из воркутинских лагерей, где в зимнее время температура опускалась до минус 40 градусов, Петра отбыла «от звонка до звонка». В лагере органы госбезопасности продолжали ее разработку, надеясь склонить к сотрудничеству. Но, несмотря на все тяготы лагерной жизни, лишенная возможности общения с родными и близкими и разговора на родном языке, Петра Лееврик сохранила силу духа, отказалась сотрудничать с советскими спецслужбами и не скрывала среди своего лагерного окружения ненависти к стране, где отсиживала срок за несовершенное преступление. Единственным ее пристрастием в лагере стали шахматы. Вернуться на родину Петра смогла только после смерти Сталина, в 1955 году.

Виктору Корчному за границей Петра Лееврик оказывала различного рода помощь. В западной прессе регулярно стали публиковаться интервью с Корчным и Лееврик, ставшей вскоре его гражданской женой. Впоследствии они официально оформят свои отношения, что для параноического КГБ будет выглядеть как спланированная акция западных спецслужб, направленная против СССР через «подвод женской агентуры» сначала к гроссмейстеру Борису Спасскому, а затем и к Виктору Корчному.

По согласованию с Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС КГБ стал понуждать Госкомспорт к активным акциям, направленным на дискредитацию Корчного перед международной и советской шахматной общественностью. В этих целях Управлением шахмат Госкомспорта СССР была инспирирована акция по подписанию коллективного письма советских гроссмейстеров, в котором они должны были резко осудить невозвращение Корчного в Советский Союз и его критические выступления в зарубежной прессе, которые в письме назывались «клеветническими».

Подобные письма за подписями представителей советской интеллигенции практиковались раньше. В частности, Пятым управлением КГБ были подготовлены осуждающие письма против писателей Александра Солженицына, Георгия Владимова, Василия Аксенова и Владимира Войновича, против выдающегося виолончелиста Мстислава Ростроповича. Иезуитская изощренность подобных акций заключалась в том, что те, кто давал согласие на подписание писем против своих коллег по творчеству, ставили себя в положение очевидных конформистов и становились заложниками своего поступка, от которого было не откреститься всю оставшуюся жизнь. Взамен они получали подачки в виде возможности без искусственных затруднений продолжать свою творческую деятельность.

Но были среди представителей советской интеллигенции и другие люди. Они всегда были в меньшинстве, но это не останавливало их в стремлении жить не по лжи. Заведомо зная, на какие лишения они обрекают себя и свои семьи, они отвечали отказом на предложения подписать групповой пасквиль. Эту малочисленную группу людей называли «неподписанты». Письмо с осуждением Корчного не подписали три выдающихся советских гроссмейстера: Михаил Ботвинник, Давид Бронштейн и Борис Гулько. Своим поступком они к шахматным победам прибавили победу торжества человеческого духа над окружавшей их мерзостью.

КГБ трудно было наказать Ботвинника, уже завершившего спортивную карьеру. А вот Бронштейн и Гулько в полной мере испытали на себе мощь репрессивной системы. Бронштейн, лишенный возможности выезжать за границу, на 15 лет был вычеркнут из числа участников международных турниров. Его спортивная карьера была практически сломана. Гулько был отстранен от зарубежных поездок и участия в международных турнирах на территории Советского Союза. Правда, в 1977 году, вопреки усилиям руководства Управления шахмат, Гулько выиграл чемпионат СССР. Тогда, в нарушение регламента соревнований, Гулько и второй претендент на чемпионское звание — Дорфман — были принуждены к матчу между собой. Матч закончился вничью, и вопрос об очередном шахматном чемпионе был формально объявлен открытым.

Курировал шахматы заместитель председателя Госкомспорта агент КГБ Виктор Ивонин.

Справка

Ивонин Виктор Андреевич — заместитель председателя Госкомспорта СССР. Дата вербовки неизвестна. Работу с ним осуществлял заместитель начальника Пятого управления КГБ генерал-майор Абрамов Иван Павлович.

Ивонин был одним из ведущих звеньев в претворении политики этого ведомства в главном спортивном учреждении страны. Хорошо зная тех, с кем он имеет дело, он панически боялся вызвать недовольство со стороны надзирающего ведомства. Ивонин был намерен четко выполнить указания КГБ: Гулько чемпионом не должен быть ни при каком раскладе. Однако в дело вмешался председатель Госкомспорта СССР Павлов, который буквально заставил Ивонина восстановить справедливость и дать Гулько возможность в конце концов получить титул чемпиона СССР по шахматам.

В 1978 году в Буэнос-Айресе проходила шахматная Олимпиада. В соревнованиях принимала участие женская сборная команда СССР, в состав которой входила жена Гулько, Анна Ахшарумова — победительница женского чемпионата СССР по шахматам 1976 года. Павлов и тут сумел убедить ЦК КПСС в необходимости послать на эти соревнования Гулько — в качестве тренера Ахшарумовой. Благодаря настойчивости Павлова выезд был разрешен обоим супругам, что по нормам Советского Союза допускалось крайне редко, так как ближайших родственников обычно оставляли в СССР в качестве заложников.

В соответствии с указаниями, поступившими из Пятого управления КГБ, 5-м отделом УКГБ по Ленинградской области в отношении Игоря Корчного было заведено дело оперативной проверки по статье «антисоветская агитация и пропаганда» (по терминологии КГБ). Заведение дела с подобной окраской — по факту уклонения гражданином от военной службы — было вне компетенции КГБ и являлось очевидным нарушением советского законодательства. Игорь Корчной не участвовал в «антиобщественных акциях» и не занимался правозащитной деятельностью. Он был виновен лишь в том, что был сыном великого шахматиста.

Игорь был взят КГБ под строгое наблюдение. Его телефонные разговоры контролировались и фиксировались в виде ежедневных отчетов. За ним было установлено наружное наблюдение, обо всех встречах Игоря и о его передвижении по городу также составлялись ежедневные отчеты. Из числа его «связей» (т. е. широкого круга знакомых) выявлялась агентура органов КГБ, с которой затем КГБ проводил специальные собеседования, ориентируя агентов на сбор информации о семье Корчного и о планах Игоря. Одновременно вербовалась новая агентура, которая также обязана была выявлять намерения и планы Корчных.

Если изначально у Игоря, как и у его отца, была надежда на возможность скорого их воссоединения за границей, теперь эта надежда постепенно таяла. Было очевидно, что КГБ не разрешит Игорю покинуть СССР. А избежать армии Игорю удастся лишь бегством из собственного дома. Долгих два года Игорь Корчной скитался, находя приют у друзей, поскольку адреса всех родственников, как Игорь правильно полагал, были под контролем органов госбезопасности и милиции. По линии Министерства внутренних дел Игорь был объявлен во всесоюзный розыск. Любой опознавший его милиционер должен был его немедленно арестовать.

В один из дней своих вынужденных скитаний, скрытно проживая на квартире своей московской приятельницы на 2-й Фрунзенской улице, Игорь совершил роковую ошибку и позвонил домой в Ленинград. Звонок сразу же был зафиксирован соответствующей службой оперативно-технического отдела УКГБ по Ленинградской области, и информация незамедлительно поступила в 5-й отдел старшему оперативному уполномоченному майору Безверхову, который вел разработку Игоря Корчного. О полученной информации шифротелеграммой был информирован 11-й отдел Пятого управления КГБ, сотрудниками которого вскоре была установлена квартира, где проживал Игорь. В тот же день квартира была взята под круглосуточное наружное наблюдение.

Через несколько дней Игорь совершил вторую ошибку. Он вышел за продуктами в ближайший магазин и был немедленно сфотографирован сотрудниками службы наружного наблюдения. По ведомственному телетайпу фотография была отправлена в Ленинград для окончательной идентификации, после чего в Москву срочно вылетел майор Безверхов и начальник 3-го отдела Седьмого управления КГБ подполковник За-польских. На свободе Игорю оставалось провести считанные часы.

Ранним июньским утром 1978 года в квартире, где скрывался Игорь, раздался звонок в дверь. Представившись сотрудниками милиции, проверяющими паспортный режим, в квартиру вошла группа захвата, возглавляемая Запольских. Однако в квартире Корчной обнаружен не был. Для уточнения ситуации Запольских, выйдя на лестничную площадку, по рации связался со своими подчиненными, дежурившими в составе бригады наружного наблюдения у подъезда дома, и получил подтверждение, что из квартиры никто не выходил. Вернувшись в квартиру, он стал проводить дополнительный осмотр и, забравшись в коридоре на антресоли под потолком, нашел того, кого спецслужбы и милиция разыскивали более двух лет — Игоря Корчного. Теперь у КГБ появился заложник, столь необходимый для давления на Корчного в матче с Карповым.

До начала матча оставалось несколько месяцев. Арест Игоря Корчного и его осуждение были лишь частью общего плана. В 1976 году по рекомендации КГБ и ЦК КПСС Госкомспорт наложил запрет на участие советских шахматистов в международных турнирах, в которых играл Корчной. В газете «Советский спорт», читателями которой в СССР были десятки миллионов человек, регулярно стали появляться статьи, в которых Виктор Корчной и Петра Лееврик представали в самом плохом свете. Большинство подобных статей по заданию КГБ писались заведующим международным отделом газеты Семеном Близнюком, завербованным 3-м отделением 11-го отдела Пятого управления КГБ под псевдонимом Львов.

Справка

Близнюк Семен Григорьевич — журналист, заведующий международным отделом редакции газеты «Советский спорт». Завербован куратором от КГБ этой газеты и Федерации спортивных журналистов СССР офицером 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ Поповым Владимиром Константиновичем. Использовался широко, чему способствовала занимаемая им должность. Он направлялся на изучение интересовавших КГБ иностранцев, советских журналистов, спортсменов. Присутствовал на матчах Корчной — Карпов. Курировавшим его офицером КГБ преимущественно был офицер 3-го отделения Пятого управления КГБ Пищенко Владимир Михайлович. Псевдоним Львов.

Близнюк (Львов) командировался также на матчи претендентов на звание чемпиона мира по шахматам в филиппинском городе Багио в 1978 году и в итальянский Мирано в 1981 году. Результатом этих командировок были публикации, якобы изобличавшие Корчного и его команду во всякого рода провокациях по отношению к Анатолию Карпову.

Вторил ему другой агент того же подразделения КГБ Александр Рошаль, публиковавший и в своем журнале, и в других ведущих советских изданиях статьи, направленные против Корчного. Для укрепления команды Карпова Рошаль по настоянию КГБ был назначен пресс-атташе советского гроссмейстера, что давало Рошалю возможность пребывать за границей на всем протяжении матча и получать дополнительные командировочные деньги и гонорары за эксклюзивные репортажи о ходе матча.

Во время шахматного матча 1978 года в Багио сражения проходили не только за шахматной доской. Прикрепленный к Карпову сотрудник 3-го отделения Пятого управления КГБ Пищенко, владеющий испанским, по заданию руководства КГБ наладил неформальные тесные отношения с вице-президентом Международной шахматной федерации (ФИДЕ) Кампоманесом. Через Пищенко доверительные отношения с Кампоманесом установил и Карпов. Тогда же КГБ стал «разрабатывать» Кампоманеса как «кандидата на вербовку». Ахиллесова пята вскоре была найдена: вице-президент ФИДЕ мечтал стать президентом. В обмен на обещание подержать его кандидатуру при голосовании в ФИДЕ силами СССР и всего социалистического блока Кампоманес согласился стать агентом КГБ и проводником советской шахматной политики и интересов Карпова. По существу к Кампоманесу был применен метод, который был уже отработан на президенте Международного олимпийского комитета испанце Хуане Антонио Самаранче, завербованном 3-м отделом Второго Главного управления КГБ. Завербованному Самаранчу голосами СССР и других социалистических стран была обещана должность президента МОК.

Справка

Самаранч Хуан Антонио — президент Международного Олимпийского комитета (МОК). Избран президентом МОК в 1980 г. в Москве. До избрания был послом Испании в СССР. Завербован офицером 3-го отдела Второго Главного управления КГБ (отдел вел разработку посольства Испании в Москве). Основа вербовки: незаконный вывоз из СССР предметов антиквариата, что являлось по советским законам уголовно наказуемым деянием. Став агентом КГБ, Самаранч получил поддержку СССР и соцблока при голосовании для избрания его на пост президента МОК.

Но вернемся в Багио. Находившиеся в составе советской делегации офицеры КГБ, сотрудники оперативно-технического управления (ОТУ), ежедневно контролировали состояние здоровья Карпова, беря многочисленные анализы и постоянно проверяя потребляемую Карповым пищу; осуществляли слуховой контроль за помещениями, занимаемыми советской делегацией. Специально выделенный сотрудник Восьмого Главного управления КГБ (шифрование и дешифрование текстов) осуществлял регулярную шифрованную связь с Центром. В этих регулярных шифровках сообщалось не только об обстановке на матче. Главной их составляющей была информация о шахматных позициях и запросы рекомендаций ведущих советских гроссмейстеров для реализации их Карповым в отложенной партии.

По сути дела в Москве в интересах Карпова работали два штаба. Один из них действовал в 11-м отделе Пятого управления КГБ, куда поступала вся оперативная информация о ходе матча. Другой располагался в Госкомспорте СССР. Усилиями КГБ и Госкомспорта большая часть ведущих советских гроссмейстеров были привлечены в качестве консультантов Карпова. Их рекомендации незамедлительно шифротелеграммами поступали в оперативную группу КГБ, действовавшую в составе команды Карпова в Багио.

В состав команды Карпова был также включен психолог Зухарь, основным местом работы которого был Центр подготовки советских космонавтов. Помимо оказания психологической помощи Карпову во время матча, Зухарь должен был посредством парапсихологического воздействия негативно влиять на психику Корчного. В СССР Зухарь был признанным специалистом в этой области. На матче он неизменно занимал первое место в ряду зрителей и не покидал его до окончания игрового дня.

Общими усилиями у «врага советской страны» Корчного для ставленника КПСС и КГБ Анатолия Карпова победа была вырвана. Он стал чемпионом мира. Но эта победа должна была явиться лишь прологом к последующим завоеваниям на ниве шахмат любимцем генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брєжнєва. Для обеспечения будущих побед Карпова внимательно отслеживались успехи его потенциальных противников. Главный конкурент был определен легко: в Баку рос и мужал гениальный шахматист Гарри Каспаров, первым тренером которого был Александр Никитин.

Справка

Никитин Александр Сергеевич — первый тренер Каспарова. Завербован в 1980 г. заместителем начальника 5-го отдела КГБ Азербайджанской ССР подполковником Литвиновым Виктором Петровичем.

Даже не специалистам в области шахмат был очевиден выдающийся талант Каспарова. Талантливый, экспансивный и непредсказуемый, он внушал советскому руководству серьезные опасения, тем более что по происхождению, как было известно в руководящих кругах, он был наполовину евреем, наполовину армянином. Надежным такой человек казаться не мог. Карпов был русским.

Прежде всего Москва предписала Баку для контроля Каспарова прикрепить к нему офицера КГБ, который бы сопровождал Каспарова во время всех зарубежных поездок. Таким прикрепленным к Каспарову офицером стал заместитель начальника 5-го отдела КГБ Азербайджанской ССР подполковник Виктор Литвинов, в прошлом телохранитель первого секретаря ЦК компартии Азербайджана Гейдара Алиева.

Мастер спорта по современному пятиборью, высокий и широкоплечий, с густой шевелюрой вьющихся волос, красавец-мужчина Литвинов был заметным человеком в Баку. Выбор его был не случаен. Глава республики Алиев внимательно наблюдал за успехами бакинского самородка Каспарова и со своей стороны всячески содействовал созданию для него благоприятных условий. Алиев хорошо знал Литвинова, знал его уравновешенный характер и умение строить отношения с людьми.

Литвинов в полной мере оправдал доверие Алиева. На долгое время он стал как бы членом семьи Гарри Каспарова, искренне заботясь о нем и его матери, очень много значившей в жизни шахматиста.

Литвинов оказался в сложном положении. Он входил в команду Каспарова, но систематически, особенно перед поездками Каспаров за границу, выезжал в Москву за подробным инструктажем. По возвращении с турниров Литвинов обязан был задерживаться в Москве на несколько дней для составления в КГБ подробнейших отчетов о поездках, включающих описание поведения Каспарова, его контактов, взаимоотношений членов его команды и даже о влиянии на него его матери, решавшей многие организационные вопросы в команде своего сына. Но главная проблема заключалась в другом. Для Литвинова все более очевидным становилось откровенно отрицательное отношение к Каспарову со стороны его московских коллег по КГБ.

Курировавший в КГБ шахматы капитан Кулешов с Литвиновым был знаком со времен совместного участия в чемпионатах СССР по современному пятиборью: оба были мастерами спорта. Дружны они не были, слишком разные были люди. Встретившись вновь как сотрудники КГБ, подружиться они тем более не могли. Литвинов, будучи ровесником Кулешова, уже занимал заметный пост в КГБ Азербайджана, к тому же имел привилегию по сопровождению Каспарова в заграничные поездки. Ничего этого у невзрачного Кулешова не было. Так у Кулешова, привыкшего ненавидеть успешных в жизни людей, появился очередной враг — Литвинов. И появилась новая цель: стать вместо Литвинова прикрепленным к Каспарову офицером КГБ.

В Москве эта идея пришлась по вкусу. По указанию московских коллег, в частности заместителя начальника 11-го отдела Пятого управления КГБ майора И. В. Перфильева, Литвинов познакомил Кулешова с Каспаровым и его матерью. Но чем больше Кулешов пытался сблизиться с семьей Каспаровых, тем очевидней становились Каспаровым преимущества Литвинова. Проект по замене Литвинова пришлось отменить.

В 1981 году предстоял очередной матч на звание чемпиона мира по шахматам между Анатолием Карповым и Виктором Корчным. В КГБ внимательно изучались связи Корчного среди советских гроссмейстеров, могущих оказать ему помощь в подготовке к матчу. Потенциальным помощником и союзником Корчного, по мнению КГБ, мог стать молодой московский гроссмейстер Борис Гулько, отказавшийся подписать коллективное письмо против Корчного и вместе с женой подавший заявление на выезд в Израиль.

В КГБ заявление четы Гулько об эмиграции произвело эффект разорвавшейся бомбы. Руководство советских шахмат было уверено, что в случае выезда за границу Гулько сможет стать тренером Корчного в его подготовке к матчу с Карповым и во время самого матча. Об этом в своих интервью неоднократно заявлял сам Корчной. Положение (для КГБ) усугублялось еще и тем, что жена Бориса Гулько Анна Ахшарумова тоже была сильнейшей шахматисткой и в 1976 году стала победительницей женского открытого чемпионата СССР, в котором принимали участие чемпионка мира Нона Гаприндашвили и будущая чемпионка мира Майя Чибурданидзе. Выдающиеся успехи Ахшарумовой давали веские основания предполагать, что ее выезд из СССР на постоянное место жительство в любую страну мира создаст реальную угрозу доминированию советских шахматисток в мире, так как она имеет все шансы стать очередной чемпионкой мира. Именно так считал экс-чемпион мира Михаил Ботвинник, полагавший, что с отъездом Ахшарумовой СССР может потерять шахматную корону.

Наиболее озабоченным в данной ситуации был Анатолий Карпов. Формально агентурную связь с Карповым (Раулем) осуществлял Пищенко. Но основную работу и с Карповым, и с его помощниками, ближайшим из которых были два Алика, как их называли в шахматной среде — Александр Бах и Александр Рошаль, — проводил непосредственный начальник Пищенко Тарасов.

Справка

Бах Александр Григорьевич — завербован в 1979 г. начальником 3-го отделения 11 — го отдела Пятого управления КГБ полковником Тарасовым Борисом Васильевичем.

Именно Бах, вхожий в круг Гулько, по указанию Тарасова настойчиво предлагал Гулько отказаться от планов выезда на постоянное жительство за границу, взамен суля различные блага, прежде всего возможность участия в престижных зарубежных турнирах. Однако Гулько на уговоры не поддался.

Техническую работу по ведению разработки Гулько было поручено вести Кулешову. Но так как у Кулешова опыта такой работы не было, разработку фактически осуществлял Тарасов. После изменения кадрового состава 11-го отдела к этой деятельности подключился также новый заместитель начальника отдела майора Перфильева. Именно Перфильевым (в присутствии Кулешова) был завербован новый начальник управления шахмат Крогиусс, сменивший на этом посту Батуринского. Крогиусс избрал себе псевдоним Эндшпиль, под которым сотрудничал с КГБ — ФСК — ФСБ до момента своего выезда в США на постоянное место жительства. В США эмигрировал и его верный помощник гроссмейстер Гуфельд, также завербованный в свое время Перфильевым и Кулешовым как агент КГБ.

По канонам КГБ вербовка агента, совершаемая двумя оперативными работниками (независимо от их должностного положения), засчитывалась обоим. Для Перфильева, тогда занимавшего в чине майора должность заместителя начальника отдела, новые вербовки важны не были. Новичку Кулешову новые вербовки шли в зачет. Со временем неграмотный работник КГБ, не умевший написать простейший оперативный документ (за него их писал Тарасов или коллеги Кулешова), дорос до должности оперативного уполномоченного и звания подполковника.

Неудовлетворенный результатом разработки Гулько, который никак не отказывался от идеи эмиграции из СССР, в дело вмешался куратор 11-го отдела Пятого управления КГБ генерал-майор Абрамов. Он решил лично воздействовать на упрямца.

Во времена, когда во главе КГБ стоял Андропов, в работе органов госбезопасности широкое применение нашла так называемая профилактика. Заключалась она в следующем. В процессе агентурно-оперативной деятельности КГБ накапливалась информация о проведении отдельными лицами или группой лиц деятельности, могущей нанести определенной вред политической системе СССР. На начальной стадии такой деятельности некоторых лиц, представлявших для КГБ определенный интерес, вызывали для проведения официальной беседы в целях разъяснения противоправности их действий. Считалось, что подобными разъяснительными беседами можно было уменьшить число потенциальных диссидентов в стране. В случае если профилактика не давала результатов, КГБ выносил официальное предостережение, после которого, как правило, следовал арест и суд.

Намерение Гулько эмигрировать не подпадало под категорию деяний, требовавших профилактической беседы. Но от подчиненных заместителя начальника Пятого управления КГБ генерала Абрамова зависело выполнение указания генерального секретаря ЦК КПСС Брежнева и председателя КГБ члена Политбюро ЦК КПСС Адропова. С учетом этих обстоятельств и в целях более решительного воздействия на Гулько Абрамов решил провести профилактическую беседу лично. А чтобы Гулько было пострашнее, Абрамов пригласил его на беседу в свой кабинет на Лубянке.

Приглашение для беседы в помещение КГБ рассматривалось как важная часть профилактики. Подобные беседы могли проводиться офицерами КГБ в различных точках: в местах учебы, работы, в партийных и общественных организациях. Считалось, что сам факт приглашения на беседу в КГБ оказывает на профилак-тируемого мощное психологическое воздействие. Советские люди хорошо помнили времена, когда с таких бесед просто не возвращались, и приглашенные прямо с беседы на много лет отправлялись в тюрьмы и лагеря. Некоторых после таких бесед просто расстреливали. Разумеется, это было при Сталине. Но психологический расчет КГБ как раз и строился на том, что почти в каждой советской семье были репрессированные в сталинские годы родственники. И уверенности в том, что после беседы тебя отпустят, никогда не было.

Чем известней был вызываемый, тем старше по чину был беседующий с ним офицер КГБ. С известной эстрадной певицей Аллой Пугачевой и ее мужем кинорежиссером Стефановичем профилактическую беседу проводил сам генерал-лейтенант Бобков. С Гулько эту беседу провел Абрамов. В назначенный день и час в подъезде № 5 дома № 1/3 по Фуркасовскому переулку, фасадом выходящим на площадь Дзержинского, гроссмейстера Гулько встретил верный подручный генерала Абрамова майор Лавров. Преодолев четыре высокие ступеньки и пройдя проверку документов, которой занимались стоящие в подъезде прапорщики, Гулько и Лавров поднялись на медленно идущем лифте на последний девятый этаж здания. На этом этаже непосредственно перед лифтом располагался кабинет Бобкова, а в самом конце длинного коридора, уходящего направо от лифта, — кабинет Абрамова. Были там и другие служебные кабинеты 1-го и 9-го отделов Пятого управления.

Угловой кабинет Абрамова был просторным. Генерал восседал за массивным столом из красного дерева, спиной к огромным до потолка окнам, из которых открывался великолепный вид на московский Кремль. Картина эта у человека, впервые оказавшегося в его кабинете, безусловно, должна была вызвать душевный трепет. Было очевидно — человек, сидящий в таком кабинете вершит человеческие судьбы.

Генерал Абрамов поднимался по служебной лестнице с самой ее нижней ступеньки. В годы войны рыл окопы на подступах к Москве. В боевых действиях не участвовал, но, став генералом, сумел получить удостоверение участника Отечественной войны. После рытья окопов был принят на службу в комендантский взвод Управления НКВД по Москве и Московской области. Во время прохождения службы был комсомольским активистом, избирался секретарем комитета комсомола Управления, что положительно сказалось на его карьере. С первых дней службы уяснил два важных постулата: безоглядно служить КПСС и никогда не перечить своим начальникам.

В 1960—70-е годы его имя было уже хорошо известно в среде московской интеллигенции. Тех, кто рисковал критически относиться к советской власти и роли компартии, Абрамов безжалостно карал. Те, кто участвовал в акциях правозащитников на Пушкинской площади Москвы, вряд ли забудут имя организатора разгонов мирных демонстраций и арестов их участников. Им был ставший к тому времени полковником Абрамов.

Усердие его было замечено. Из территориального органа, которым являлось Управление по Москве и Московской области, Абрамов был переведен в центральный аппарат КГБ на должность начальника 1-го отдела недавно созданного Пятого управления, призванного бороться с «идеологическими диверсиями противника».

В 1968 году Абрамовым и его подручными были арестованы, а затем преданы суду шесть отважных молодых людей, не побоявшихся выйти на Красную площадь с протестом против ввода советских войск в Чехословакию. Спустя год на весь мир прогремело уголовное дело двух советских писателей Юлия Даниэля и Андрея Синявского, вина которых заключалась в издании своих произведений за пределами СССР. В 1972 году на свежем воздухе в Москве художники-неформалы, непризнанные правительством, провели несанкционированную, т. е. не разрешенную правительством, выставку своих картин. Выставка получила название «бульдозерная», так как ее участников разгоняли гусеничными бульдозерами, превратившими художественные полотна, выставленные на земле, в щепки и лохмотья. Вслед за бульдозерами шли поливочные машины, нещадно поливавшие участников выставки и посетителей водой. Это была настоящая акция устрашения, наглядно демонстрирующая, что те, кто охраняет существующую в стране власть, не остановятся в деле ее защиты ни перед чем. Руководил этой операцией полковник Абрамов.

Известного диссидента Владимира Буковского, позже обмененного на генерального секретаря чилийской компартии Луиса Корвалана, также арестовывал Абрамов. Травлю писателей Владимира Войновича и Георгия Владимова, Василия Аксенова и Анатолия Гладилина, приведшую к их эмиграции из СССР, тоже организовывал Абрамов, ставший со временем и генералом, и заместителем начальника, а затем начальником Пятого управления КГБ. Именно с этим человеком предстояло теперь встретиться для разговора гроссмейстеру Борису Гулько.

Имевший богатый опыт ломки людей и человеческих судеб, генерал Абрамов меньше всего ожидал потерпеть поражение в деле Гулько. Строптивый шахматист стоял на своем: хочу уехать. И переубедить его Абрамов был не в состоянии. В первый и, наверное, в последний раз генерал Абрамов устыдился своего звания и, отпуская Гулько, сказал ему, что при необходимости тот может связаться с ним, позвонив по служебному телефону Лубянки и попросив «полковника Абрамова». Неудобно было генералу Абрамову демонстрировать, на каком уровне решалась судьба гроссмейстера Гулько и кем была проиграна партия.

Учитывая отрицательный результат беседы, Абрамов дал команду «прессовать» Гулько по всем направлениям. Абрамов знал, что довольно часто противники системы, столкнувшись с ее жесточайшим «прессингом», ломались и просили о пощаде. Давление на Гулько началось со всех сторон. Руководители советских шахмат разного уровня попеременно вели беседы с ним и его женой Ахшарумовой, кто угрозами, кто посулами пытаясь склонить к изменению решения о выезде из СССР. По приказу КГБ чету Гулько лишили стипендий (так назывались ежемесячные гарантированные выплаты ведущим советским спортсменам), их фамилии исчезли из числа участников внутрисоюзных турниров. Вместе с недавно родившимся ребенком Гулько остались практически без средств к существованию.

Однако советскому правительству не везло. В 1979 году еще один советский шахматист — Лев Альбурт — попросил политического убежища в США, когда находился в составе советской команды на международном турнире в ФРГ. Выпускать Гулько сейчас — значило открыть зеленую улицу эмиграции всем советским гроссмейстерам. А этого власти опасались не меньше чем проигрыша Карпова в матче с Корчным. Гулько и его жене мстили теперь еще и за Альбурта.

Приближалась Московская олимпиада 1980 года. Руководство Советского Союза было весьма озабочено ситуацией, складывающейся вокруг предстоящих игр за рубежом и внутри страны. Советская армия только что вошла в Афганистан. Президент Картер объявил бойкот Олимпийских игр. Советская внешняя политика подверглась критике во всем мире. Жестокое преследование инакомыслящих и отказ евреям, желающим эмигрировать из СССР, стали основной причиной критики внутренней политики советского правительства мировым сообществом и политическими лидерами демократических стран.

Особое внимание критики советской системы обращали на использование советским правительством в карательных целях психиатрии. Авторами этой идеи были председатель КГБ Андропов и начальник Пятого управления Бобков. План состоял в том, чтобы таким образом уменьшить количество осужденных политических заключенных. Претворяя в жизнь указания Андропова, Бобков распорядился либо помещать диссидентов в психиатрические лечебницы специального типа, либо привлекать арестованных по политическим статьям к уголовной ответственности за уголовные преступления.

Охрану психиатрических лечебниц специального типа осуществляли военнослужащие Министерства внутренних дел, что обеспечивало жесткий режим пребывания находящихся в нем пациентов. Строго ограничивался контакт пациентов с внешним миром. По предписанию врачей пациентам насильственно определяли курс лечения. Попадавшим туда людям быстро становилось понятно, что психбольницы в СССР были страшнее тюрьмы. Заключенный, отбывавший срок в местах лишения свободы, отбывал его по решению суда и определенное количество лет. Правозащитники, помещенные в психбольницы, находились там не по решению суда, срок пребывания в больницах не был определен и ограничен, а прав у таких «больных» вообще никогда не было.

Тех же, кого привлекали к ответственности за политические преступления по уголовным статьям, еще на стадии предварительного следствия, как правило, содержали в следственных изоляторах вместе с уголовниками, которые при попустительстве тюремной администрации чинили свою расправу над подследственными из числа правозащитников.

Но что же было делать в преддверии Олимпиады с упрямой семьей Гулько? Как избежать общения Гулько с иностранцами или открытых его протестов во время Московской олимпиады? Не сажать же шахматистов в сумасшедший дом за желание уехать из Советского

Союза! Полковнику Тарасову в голову пришло несколько умных мыслей. Сначала Карпов (Рауль) через знакомых Гулько гроссмейстеров Сосонко и Разуваева довел до него информацию о том, что вопрос о его выезде, возможно, будет решен положительно. Это было намеренной дезинформацией. Смысл ее заключался в том, что Гулько накануне олимпиады в течение какого-то времени не будет участвовать в протестах отказников. Так как полной уверенности в бездеятельности Гулько не было, Тарасов решил отправить Гулько подальше от Москвы в почетную временную ссылку. От агентуры из числа видных шахматистов Тарасову было известно о дружеских отношениях между Гулько и талантливым тренером гроссмейстером Дворецким, чьей подопечной была одна из сильнейших грузинских шахматисток Нана Александрия. Вместе с тренером она как раз должна была в эти дни готовиться к турниру на спортивной базе Госкомспорта СССР «Эшеры», расположенной на территории Абхазии. Спортбаза эта имела статус олимпийской и лучшего места для «ссылки» Гулько трудно было придумать.

В 1977 году по указанию КГБ все спортивные базы, получившие статус олимпийских, были взяты под оперативный контроль органами госбезопасности. На них производилась массовая вербовка агентуры среди обслуживающего персонала и велась работа с агентурой в сборных командах СССР по различным видам спорта. Агенты полковника Тарасова Алики (Бах и Рошаль) убедили ничего не подозревавшего Дворецкого в том, что его другу Гулько было бы полезнее всего отдохнуть от всех проблем в «Эшерах», одновременно участвуя в тренировке Александрии. Дворецкий пригласил Гулько в «Эшеры», и Гулько приглашение принял.

Для контроля Гулько были использованы оперативные возможности КГБ Абхазской АССР. Номер, в котором проживали супруги Гулько, заранее был оборудован средствами слухового контроля. Кроме того, в «Эшеры» были отправлены два агента КГБ: агент 3-го отделения 11-го отдела Пятого управления КГБ, сотрудник управления медико-биологического обеспечения Госкомспорта, выезжавший в качестве врача в составе шахматных команд СССР за границу и знавший Гулько лично, и Батуринский. Уже в «Эшерах» КГБ предпринял попытку завербовать еще одного агента — самого Дворецкого. Тот отказался, и за это на год был лишен «по оперативным соображениям» права выезда за границу.

Операция завершилась успешно. Во время олимпийских игр в Москве акций протеста со стороны семьи Гулько не последовало. Олимпиада в Москве закончилась без происшествий. Из-за оккупации Афганистана и неучастия в играх многих ведущих спортсменов ряда стран, бойкотировавших Олимпиаду, эти соревнования стали триумфом советской команды, получившей 80 золотых медалей. Мало кто знал в СССР и за его пределами, как именно завоевывались эти медали. В антидопинговом центре Московской олимпиады допинговые пробы советских спортсменов менялись на идеально чистые. Для обеспечения судейства в пользу советской сборной на подкуп иностранных судей по секретному решению ЦК КПСС Госкомспорту СССР была выделена значительная сумма в американских долларах. Активно использовались валютные средства КГБ на ценные подарки, которые через агентуру КГБ дарились в этих же целях иностранным судьям.

По завершении Московской олимпиады многие сотрудники КГБ были награждены различными правительственными и ведомственными наградами. Тарасов был награжден медалью «За доблестный труд». Кулешов был повышен в должности и вскоре стал майором. Была определена следующая веха борьбы на шахматном фронте: весной 1981 года должен был состояться тщательно планируемый в КГБ матч между Карповым и Корчным на звание чемпиона мира.

В преддверии матча Карпов дважды встречался с Андроповым в его кабинете в здании на Лубянской площади. К весне в КГБ был разработан план агентурно-оперативных мероприятий по оперативному обеспечению матча, в котором было предусмотрено участие оперативных сил и средств целого ряда подразделений центрального аппарата КГБ: ПГУ, Оперативно-технического управления, Пятого управления, Восьмого Главного управления (шифрование и дешифрование). Данным планом для Пятого управления, в частности, предусматривалась дальнейшая нейтрализация действий предполагаемого помощника Корчного гроссмейстера Гулько. И тут Гулько повезло второй раз (после отдыха на базе в Абхазии). Он получил от Госкомспорта СССР новую квартиру.

Для наблюдения и превентивных действий в отношении разрабатываемого Гулько необходим был слуховой контроль. Для этого необходимо было оборудовать его квартиру прослушивающей аппаратурой. Установка подобной техники по адресу, где Гулько проживал с родителями, было затруднительно, так как кто-то из членов многочисленной семьи Гулько все время находился дома, прежде всего отец Гулько, инвалид войны.

Чтобы решить эту проблему, Перфильев убедил Госкомспорт СССР выделить Гулько и его жене новую квартиру в районе новостройки Строгино. Такую квартиру можно было заблаговременно оборудовать прослушивающей аппаратурой и всегда быть в курсе планов Гулько и Ахшарумовой.

По терминологии госбезопасности установка слухового контроля за помещением называлась мероприятием «Т», на чекистском сленге «Татьяна». В обычных условиях результат звукового перехвата поступал на специальный передатчик, скрытно монтируемый на чердачных или подвальных подсобных помещениях жилого дома, откуда в кодированном виде перехваченная информация поступала на контрольный пункт 12-го отдела КГБ, где она расшифровывалась и записывалась на специальную магнитную ленту. После этого следовала обработка информации операторами 12-го отдела, которые ее распечатывали на пишущей машинке и придавали информации читабельный вид. Дом, в котором располагалась подобранная для Гулько квартира, не был телефонизирован, как и весь микрорайон, где находился новый жилой дом. Это создавало определенные трудности для технического персонала 12-го отдела КГБ, который устанавливал и затем использовал средства слухового контроля и передачи перехваченной информации.

Для обеспечения процесса перехвата и передачи информации на чердаке дома, где располагалась квартира, выделенная для Гулько, был смонтирован передатчик, обеспечивавший передачу информации, полученной в ходе слухового контроля. Передатчик был обложен кирпичной кладкой и надежно замурован. От него была проложена проводная линия на крышу дома, также надежно укрытая и исключающая возможность ее обнаружения. Далее линия по воздуху соединялась с крышей рядом стоящего жилого дома, где она контактировала с приемником информации, также надежно замурованным на чердачном этаже здания. Через внутренние технические коммуникации строений линия была выведена на конспиративную квартиру, оборудованную 12-м отделом КГБ. На этой квартире был обустроен рабочий пост операторов КГБ, обеспечивающих фиксацию перехваченной информации, ее обработку и экстренную связь с круглосуточно несущим службу дежурным 12-го отдела КГБ и Управлением правительственной связи (УПС).

Мобильных телефонов в тот период еще не было. Поэтому сотрудники КГБ, обеспечивавшие теле- и радиосвязь, использовали стационарные радиостанции. Именно такая радиостанция и была установлена на конспиративной квартире. Дверь квартиры была надежно укреплена, а операторы из КГБ, работавшие в квартире, имели личное оружие на случай непредвиденных ситуаций.

Операторами 12-го отдела, обрабатывающими информацию, были исключительно молодые женщины, имевшие звание прапорщиков. В основном они были выпускницами курсов стенографисток при Министерстве иностранных дел СССР, отобранные для службы в КГБ. Одна из таких женщин — Урсулова — во времена перестройки была назначена председателем КГБ, генералом армии Крючковым, заместителем начальника 12-го отдела. Должность эта была генеральской. Так в системе советских спецслужб впервые в их истории появилась женщина генерал-майор, получившая генеральское звание за службу в подразделении по подслушиванию бесед «объектов оперативной заинтересованности».

Обеспечение средствами слухового контроля квартиры гроссмейстера Гулько и использование этой техники для получения необходимой информации о планах и намерениях Гулько было весьма затратным мероприятием. Значительных денежных средств стоила установка аппаратуры и обработка получаемой информации. Операторы 12-го отдела работали на конспиративной квартире вахтовым методом по 24 часа в сутки. Заступали они на службу на неделю и в течение этого срока не имели права выходить из квартиры и связываться с внешним миром по неслужебным вопросам. Продукты питания им доставлялись сотрудниками 12-го отдела КГБ.

К затратам по разработке Гулько также следует отнести службу наружного наблюдения, стоимость которой в сутки равнялась стоимости автомобиля. Но цель оправдывала средства. А целью была победа Карпова на чемпионате мира по шахматам.

Игорь Корчной по-прежнему сидел в тюрьме, что вызывало протесты во всем мире, так как участники предстоящего матча — Карпов и Корчной — находились в явно неравных условиях. Президент ФИДЕ Ф. Олафсон пошел поэтому на беспрецедентный шаг — перенес начало матча с 19 сентября на 19 октября 1981 года, формально мотивируя свое решение желанием предоставить советской стороне больше времени для решения вопроса об освобождении Игоря Корчного и предоставлении ему и его матери возможности эмигрировать. Гулько и Ах-шарумова на одном из заседаний федерации шахмат в преддверии матча зачитали свое открытое письмо в поддержку Корчного. Однако, несмотря на давление со стороны ФИДЕ и инициативу Гулько и Ахшарумовой, Игоря Корчного не освободили и семью к Виктору Корчному не выпустили. Давление на Гулько только возросло, причем теперь к КГБ присоединился лично Карпов: Александр Бах по согласованию с полковником Тарасовым встретился с Гулько и передал ему крайнее недовольство Карпова действиями Гулько в защиту Корчного.

Карпов вел очень тонкую игру не только на шахматной доске, но и в шахматной политике. Он сумел убедить Тарасова, что после его очередной победы над Корчным (в которой Карпов, имея за собой поддержку и КГБ, и советского правительства, и Кампоманеса, был уверен) Гулько можно будет выпустить из СССР, так как в качестве тренера Корчного он опасен уже не будет. Угроза советскому шахматному престижу со стороны

Ахшарумовой Карпова не волновала: ведь он был чемпионом среди мужчин! Оставшись же в СССР, Гулько мог начать консультировать поднимающегося Каспарова. А вот это для Карпова было смертельно опасно. Именно поэтому Карпов убеждал Тарасова в необходимости как можно скорее выбросить Гулько из страны после своего матча с Корчным в 1981 году в итальянском городе Мерано.

Оглашением своего открытого письма Гулько и Ахшарумова планы Карпова нарушили. Карпову пришлось выслушать серьезные упреки со стороны Тарасова, который заявил, что Гулько после своей акции в защиту Корчного из СССР не будет выпущен никогда. Однако расправу с Гулько решено было отложить до окончания матча в Мерано.

По распоряжению Андропова и в соответствии с планом агентурно-оперативных мероприятий на период матча в Мерано было решено отправить туда дипломатической почтой уникальное и секретное оборудование, имевшее кодовое название «Шатер». Это многотонное устройство экранировало внутренние помещения и практически полностью исключало возможность слухового контроля помещения «противником». Устройство было разработано специалистами КГБ и использовалось исключительно при выездах за границу первых лиц государства с правительственными визитами, во время которых делегации размещались в предоставляемых принимающей стороной резиденциях.

За несколько дней до начала матча в аэропорт города Милана в сопровождении членов опергруппы КГБ, имевших дипломатические паспорта, прибыли три огромных контейнера. В аэропорту их встречали сотрудники советской разведки, действующие в Италии под прикрытием советского посольства. Груз прибыл как дипломатический и таможенному досмотру не подлежал. Правда, итальянских таможенников смутил вес и габариты груза, и они настаивали на досмотре. Но когда в дело вмешался советский МИД и советский посол в Италии, груз пропустили без досмотра.

«Шатер» был затем смонтирован на вилле, выделенной Анатолию Карпову на период матча и находящейся под круглосуточной охраной офицерами КГБ из оперативной группы, прибывшей в Италию. Посещать виллу не имел права никто из «посторонних», даже жена Карпова Ирина, прибывшая на матч как туристка, хотя она и была дочерью заместителя начальника управления РТ (разведка с территории) ПГУ КГБ генерала Куимова.

Кроме защиты от прослушивания помещений, где разместился Анатолий Карпов со своей командой, технические специалисты КГБ из состава оперативной группы скрытно проникали в места размещения команды Виктора Корчного для установки аппаратуры слухового контроля. У одного из молодых европейских гроссмейстеров была испано-говорящая жена. Она была завербована Пищенко и в КГБ известна была под псевдонимом Амиго. Муж ее был в хороших отношениях с Корчным, имел постоянные контакты с ним и членами его команды и присутствовал на матчах и в 1978 году, и в 1981-м. Через Амиго КГБ опосредованно получал информацию о происходящем в штабе Корчного. В результате штаб Карпова ежедневно имел достаточно полную картину подготовки Корчного к очередной партии.

В составе опергруппы КГБ находились также специалисты по отравляющим веществам, в задачу которых входил ежедневный контроль за пищей Карпова и контроль за его физиологическими отправлениями. Целью их было недопущение ввода посторонними лицами каких-либо веществ, могущих негативно повлиять ha состояние здоровья советского чемпиона мира. Одновременно эти же специалисты имели в своем распоряжении особые вещества, вызывающие чувство тревоги, нарушение сна и повышение артериального давления. Этими веществами были обработаны помещения, в которых располагалась команда Корчного и куда скрытно смогли проникнуть сотрудники оперативной группы КГБ.

В случае неблагоприятного хода матча для Карпова разработанный КГБ план предусматривал ввод Корчному препарата, вызывающего острую сердечную недостаточность со смертельным исходом. Но это, разумеется, предусматривалось лишь в самом крайнем случае — если бы Карпов проигрывал.

Усердно трудились в ходе матча специалисты КГБ в области парапсихологии, находившиеся в составе оперативной группы. Научными разработками в области возможного дистанционного воздействия на психику человека в Советском Союзе занималось несколько десятков институтов. Лучшие их разработки и разработчики использовались в интересах КГБ. Члены команды Корчного в достаточной мере испытали на себе весь имеющийся у КГБ арсенал. Члены опергруппы КГБ и остальные члены команды Карпова четко отдавали себе отчет в том, что проигрыш им на родине не простят. Равным такое состязание назвать было трудно.

С полным накалом шла борьба за победу Карпова в Мерано и в самом СССР. По указанию КГБ Управление шахмат Госкомспорта, возглавляемое агентом Крогиусом (Эндшпилем) обязало всех ведущих советских гроссмейстеров анализировать каждую партию Карпова — Корчного и предлагать свои рекомендации по их ходу. Устойчивую ежедневную связь с Мерано обеспечивал шифрограммами КГБ. Однако, несмотря на все предпринимаемые усилия, во второй половине матча Карпов традиционно начал сдавать. Ему не хватало физических сил. У параноически настроенной опергруппы КГБ появилось подозрение, что на Карпова как-то негативно влияют. Тогда руководством оперативной группы КГБ была разработана операция, в результате которой техническим специалистам опергруппы удалось скрытно проникнуть в строго охраняемый итальянской полицией зал, где проходил матч и обследовать кресло, на котором сидел Карпов. В сиденье, снизу, была обнаружена дырка размером десять на пять сантиметров. Других подозрительных факторов, которые могли пагубно влиять на физическое состояние Карпова, выявлено не было.

Факт обнаружения дырки в сиденье кресла был воспринят в КГБ весьма серьезно. По мнению руководства оперативной группы КГБ, это свидетельствовало о попытках воздействия на Карпова со стороны противоборствующей команды и развязывало руки оперативной группе КГБ: если бы Корчной был близок к выигрышу, он мог неожиданно умереть от острой сердечной недостаточности.

Но Корчной выжил, потому что проиграл. Карпов вновь стал чемпионом мира. Второй победой Советского Союза стало смещение ненавистного советским властям главы ФИДЕ Олафсона и избрание на этот пост завербованного Пищенко агента КГБ Кампоманеса. В шахматах на несколько лет установилась эпоха Карпова. Любое его желание исполнялось ФИДЕ беспрекословно.

Для КГБ шахматные баталии на этом не закончились. В Москве в сентября 1982 года проходил межзональный турнир первенства мира. Благодаря прослушиванию квартиры Гулько КГБ знал, что во время турнира Гулько с женой проведут демонстрацию протеста против действия советских властей, не выпускающих их в Израиль.

Заместителем начальника 11 — го отдела Пятого управления КГБ в этот период был подполковник Перфильев. Накануне турнира у него произошли неприятности: в июне 1982 года в Испании во время пребывания на международных соревнованиях попросила политического убежища член сборной команды СССР по синхронному плаванию Васса Герасимова. Герасимова давно разрабатывалась отделом Перфильева, поскольку были установлены контакты Герасимовой и 2-го секретаря посольства Канады в Москве Гаевского. Гаевского в свою очередь разрабатывал 2-й отдел ВГУ, разумеется, по подозрению в шпионаже.

У Гаевского и Герасимовой был роман, и в КГБ рассматривали вопрос о запрещении Герасимовой выезда в Испанию. Но Перфильев, за которым было решающее слово, счел информацию недостаточной для запрета и выезд разрешил. Герасимова через две недели выехала в Испанию, где сразу же обратилась к властям с просьбой о предоставлении политического убежища.

В этот период времени возглавлял КГБ генерал армии Федорчук, отличавшийся суровым нравом. Это был первый за время его руководства случай бегства, и Федорчук дал команду разобраться и наказать виновных. Занималось проверкой инспекторское управление КГБ. Вина Перфильева была установлена, и Перфильеву был объявлен строгий выговор. Понимая, что над его карьерой нависла угроза, Перфильев с удвоенной силой ринулся в «шахматные баталии». Необходимо было, как он полагал, доказать свою состоятельность на должности руководителя отдела и свою непримиримость к тем, кто является противником существующего в СССР строя.

Местом проведения межзонального шахматного турнира была определена гостиница «Спорт», построенная перед Московской олимпиадой. Своим фасадом она выходила на Ленинский проспект и не имела ограждений по периметру. Это обстоятельство не на шутку испугало Перфильева, и он сумел добиться переноса турнира в гостиницу «Дом туриста», расположенную неподалеку и огражденную высоким забором.

Напуганный недавним наказанием, Перфильев ввел небывалые меры безопасности. Всегда открытые для всех желающих шахматные мероприятия были впервые превращены в закрытый турнир, посетить который могли лишь счастливые обладатели пригласительных билетов, раздаваемых партийными организациями по месту работы и в Центральном шахматном клубе. Любителям шахмат из других городов СССР турнир был недоступен. Кроме того, охрану здания гостиницы по периметру и внутри нее осуществляли несколько десятков военнослужащих ОМОНа — отдельного милицейского отряда особого назначения. Внутри турнира несли постоянное дежурство офицеры госбезопасности УКГБ по Москве и Московской области и Пятого управления КГБ.

Меры по ограничению допуска на шахматный турнир преследовали основной целью не допустить демонстраций протеста со стороны Гулько. В первый день начала турнира Перфильев направил к месту его проведения заместителя начальника 3-го отделения подполковника Давниса, который должен был руководить совместными действиями КГБ, внутренних войск МВД и милиции, обеспечивающих общественный порядок на подступах к гостинице, по ее периметру и непосредственно в зале. Высокий, плотного сложения, с крупной практически лысой головой, Давние обходил гостиницу по внешнему периметру, проверяя, надлежащим ли образом организована ее охрана, когда его взору предстала живописная картина. На противоположной стороне проспекта никем не удерживаемые злодеи — Гулько и его жена — развернули плакат с надписью, сделанной крупными буквами: «Отпустите нас в Израиль».

Это было ЧП, так как стало понятно, что многочисленные меры предосторожности, придуманные в параноидальном страхе проштрафившимся Перфильевым, не сработали. Перенос турнира из одной гостиницы в другую, отсутствие свободного доступа на турнир, задействование сотен сотрудников КГБ, подразделений внутренних дел и милиции — все оказалось напрасно. Гулько с Ахшарумовой стояли с плакатом, и сделать с ними было ничего нельзя.

На глазах у Давниса толпа людей, осаждающая вход на территорию гостиницы, явно обратила внимание на протестантов с плакатом. Ситуация выходила из-под контроля. Времени на отдачу каких-либо указаний не было. В ярости, совершавший ежедневно многокилометровые пробежки Давние в несколько прыжков пересек проспект и мгновенно в клочья изорвал злополучный плакат. Сдав нарушителей порядка — Гулько и его жену — милиции, Давние победителем вернулся в расположение 11-го отдела Пятого управления КГБ, прихватив с собой в качестве трофея разорванный плакат. Остатки плаката были приобщены к делу Гулько.

Пробраться незамеченным к месту проведения шахматного турнира Гулько помогли некоторые особенности в режиме работы службы наружного наблюдения КГБ. Как правило, «наружка» заканчивала работу в полночь. Лишь в редких случаях наружное наблюдение велось круглосуточно. Для круглосуточного наблюдения необходимо было вдвое больше людей, так как несшим службу в ночное время необходим был отдых. Подобным образом обстояло дело и со службой слухового контроля, которая ночью в автоматическом режиме все записывала, а расшифровку проводила в рабочие часы на неделе. По всей вероятности, Гулько покинули свою квартиру рано утром, и их уход никем не был замечен.

Разбираться с задержанными был отправлен старший оперуполномоченный майор Пищенко. От Перфильева он получил указание обязательно выяснить, где находится второй плакат, заготовленный Гулько. Информация о наличии второго плаката «Отпустите нас в Израиль!» поступила к этому времени от службы слухового контроля. Перфильев справедливо опасался, что после того, как задержанные будут выпущены из отделения милиции, они со вторым плакатом вновь направятся к месту проведения турнира для продолжения акции протеста. Однако второй плакат не был обнаружен (Гулько рассказывать о местонахождении второго плаката отказались, пытать их не стали).

Когда на следующий день Перфильев пригласил в свой кабинет двух старших оперативных уполномоченных майоров — В. В. Мартынова и В. К. Попова — он выглядел явно встревоженным. К этому времени уже была получена информация о том, что Гулько и его жена планируют повторить вчерашнюю акцию протеста перед Домом Туриста, где проходит шахматный турнир, перед большим скоплением зрителей и западных журналистов, и что, вооружившись вторым плакатом, супруги Гулько уже двигаются в направлении Дома Туриста. Мартынову и Попову в этой связи приказывалось любыми мерами физического воздействия не допустить Гулько к месту проведения соревнований. Однако рукоприкладством перед камерами иностранных журналистов майорам заниматься не хотелось. Попов предложил Перфильеву выдать ему письменные инструкции и предписания, как именно задерживать Гулько с Ахшарамовой. «Умный слишком. Оба свободны», — ответил Перфильев и нашел другое решение.

У Перфильева с Поповым был конфликт. В преддверии летней Олимпиады в Москве в 1980 году состоялись зимние Олимпийские игры в Лейк-Плэсид (США). Как обычно, на соревнования в составе советской спортивной делегации выезжала оперативная группа КГБ, возглавляемая заместителем начальника 11-го отдела Пятого управления подполковником Перфильевым. По возвращении, в соответствии с внутренними приказами КГБ, руководителем опергруппы был составлен подробный отчет о командировке. В нем Перфильев красочно описывал, как он боролся с вражескими спецслужбами во время пребывания на Олимпиаде.

В его многостраничном отчете не нашел отражение факт, который был ему известен. По возвращении в Москву агент майора Попова Близнюк (Львов), находившийся на Олимпиаде в качестве спецкорреспондента, представил агентурное сообщение, в котором доносил, что в последний день соревнований сотрудники газеты «Советский спорт» Рыжков и Коршунов провели несколько часов в комнате пресс-центра соревнований, которая была выделена для редакции радиостанции «Голос Америки». В этой же комнате находился бывший сотрудник редакции газеты «Советский спорт» Рубин, выехавший из СССР несколько лет назад на постоянное место жительства в Израиль и проживающий в США. Рубин активно сотрудничал с радиостанцией «Голос Америки», рассказывая о теневых сторонах жизни советских спортсменов. По этой причине Рубин разрабатывался 11-м отделом Пятого управления КГБ.

Агентурное сообщение Близнюка в срочном порядке было доложено Перфильеву, так как факт контактов советских журналистов с сотрудниками радиостанции «Голос Америки» должен был быть отражен в отчете оперативной группы. Перфильев расписался на агентурном сообщении и вернул его Попову. Естественно, в отчете Перфильева руководству КГБ об Олимпиаде сведения Львова отражения не нашли, поскольку факт контакта советских журналистов с эмигрантом Рубиным автоматически считался бы упущением Перфильева. Но подпись Перфильева на донесении агента Попова осталась. Кроме того, в соответствии с практикой, существовавшей в КГБ, на других экземплярах агентурного сообщения агента Львова майором Поповым были сделаны отметки о том, что донесение передано Перфильеву.

Через пару недель после окончания Олимпиады в Лейк-Плэсиде в отдел Перфильева с резолюцией куратора Пятого управления заместителя председателя КГБ генерал-полковника В. М. Чебрикова поступил регулярно издаваемый для руководства КГБ сборник радиоперехвата по всему миру. Система эта называлась «Арктика». Осуществляли радиоперехват корабли, внешне похожие на океанографические, занимающиеся исследованиями в высоких широтах. На самом деле их огромные антенны ловили иные сигналы: они занимались глобальной прослушкой телефонных разговоров всего мира.

Указанной системой был перехвачен телефонный разговор двух сотрудников радиостанции «Голос Америки». Один из них — Дулерайн звонил из Нью-Йорка своему коллеге Юрию Змию, работавшему на «Свободе» в Мюнхене. Дулерайн рассказывал коллеге о своих впечатлениях об Олимпиаде в Лейк-Плэсиде и упомянул о встрече с двумя советскими журналистами. По словам Дулерайна, советские журналисты, фамилии которых он не называл, критично отзывались о советской действительности, а один из них заявил, что если бы не больная жена, он бы в Советский Союз не вернулся.

Прочитав радиоперехват, Чебриков сделал пометку: «Бобкову Ф. Д. Кто они?» Бобков наложил свою резолюцию заместителю начальника Пятого управления Абрамову: «Установить совжурналистов. О результатах доложить». Куратор 11-го отдела генерал Абрамов адресовал радиоперехват заместителю начальника 11-го отдела подполковнику Перфильеву. И тут Перфильев понял, что его ожидают крупные неприятности. Ведь ему об этом разговоре доложил первым его же сотрудник, принесший донесение агента Близнюка, а он не дал этому донесению хода.

Ситуация получалась для Перфильева очень невыгодная. Началось расследование, которое вел начальник 11-го отдела полковник Б. С. Шведов. Перфильев заявил, что не видел донесения Близнюка (Львова) и что о контактах советских журналистов ему не докладывали. Тогда Перфильеву предъявили первый экземпляр доноса с его размашистой подписью с характерным хвостиком в ее конце и двумя вертикальными точками над ним. Отпираться было бессмысленно: «Подпись моя, но сообщения я этого не видел», — сказал Перфильев.

Оплошность Перфильева не имела для него последствий. Со временем Перфильев стал заместителем начальника Управления «3» (Управление по защите конституционного строя), преемника Пятого управления КГБ, а 19 августа 1991 года, в первый день попытки воєн-ного переворота в СССР, получил звание генерала, пробыв в нем до 22 августа — дня провала ГКЧП. Именно в дни путча вновь испеченный генерал Перфильев отдавал приказы об аресте депутатов Верховного Совета СССР Гдляна и Иванова, а когда дело дошло до следствия, которое вела в отношении путчистов военная прокуратура, от своих устных приказов открестился, заявив, что его подчиненные превратно поняли указания (один из таких подчиненных, 42-летний майор Борис Молотков, от расстройства получил обширный инфаркт). Перфильев же и из этой переделки вышел невредимым, вскоре организовав вместе с уволенным со службы начальником Управления по защите конституционного строя генералом В. П. Воротниковым охранную компанию.

Именно из-за недоразумения с донесением Львова майор Попов потребовал у Перфильева письменного приказа в отношении физической расправы с Гулько. Перфильев же, получив отказ своего подчиненного выполнять устный приказ, связался по телефону с Главным управлением внутренних дел (ГУВД), возглавляемым полковником Панкратовым. В период подготовки и проведения Олимпиады-80 в Москве и при обеспечении безопасности на традиционных соревнованиях по хоккею на приз газеты «Известия» и фигурному катанию «Нувель де Моску» 11-м отделом Пятого управления КГБ был налажен хороший деловой контакт с ГУВД. Панкратов не отказал Перфильеву. Его подчиненные, которым не впервой было избивать граждан, перехватили Гулько на подступах к Дому Туриста, избили и доставили в ближайшее отделение милиции.

Гулько по освобождении из милиции обратился за медицинской помощью, в ходе оказания которой были засвидетельствованы побои и серьезная гематома на ноге. Факт задержания и избиения Гулько милиционерами получил широкую мировую огласку, чем остались недовольны в ЦК. КГБ начал внутреннее расследование. Перфильев от своих слов отказался, и виновным в инциденте признали полковника Панкратова. С тех пор сотрудничество 11-го отдела Пятого управления КГБ с ГУВД не выходило за рамки действий, предусмотренных письменными совместными планами.

Среди участников межзонального шахматного турнира в Москве был английский гроссмейстер Кин, хороший знакомый и ассистент Корчного в различных шахматных турнирах. В КГБ долго думали, впускать ли Кина в СССР или же закрыть ему въезд в страну. В конце концов Кину въехать и участвовать в турнире разрешили, но с момента прибытия в СССР КГБ начал его разработку. Кин и его багаж были тщательно досмотрены на таможенном пункте в международном аэропорту «Шереметьевой». В гостинице, где размещались участники турнира, Кина поместили в «плюсовой» номер, т. е. в номер, оборудованный техникой слухового контроля. Его контакты отслеживались агентурой КГБ и службой наружного наблюдения.

В один из дней «наружка» зафиксировала визит Кина и американского гроссмейстера Ларри Кристиансена к Гулько. Служба слухового контроля за квартирой Гулько записала со своей стороны длительную беседу между хозяином квартиры и иностранцами, предложившими Гулько написать статью о его шахматной карьере и проблемах, которые он испытывает, пытаясь выехать из СССР. Предполагалось, что статья будет опубликована в шахматном журнале.

Но опубликована она не была. Получивший от Гулько статью Кин в прослушиваемом КГБ номере своей гостиницы передал статью Кристиансену. Но поскольку и этот разговор был записан, в «Шереметьево-2» американского гроссмейстера уже ждал старший оперуполномоченный майор Кулешов. Офицером ВГУ, действующим под прикрытием сотрудника таможни, Кристиансен был подвергнут тщательному таможенному досмотру. В багаже была обнаружена и конфискована (с составлением протокола в связи с попыткой вывоза из СССР материалов, не подлежащих вывозу) рукопись Гулько. Позднее на основании изъятой статьи и протокола таможни Кристиансену закрыли въезд в СССР.

Тогда Гулько вместе с женой начали бессрочную голодовку. Для ее проведения они переехали в квартиру родителей Гулько, где был телефон, дабы связываться с иностранными журналистами и зарубежной общественностью. Но по письменному приказу полковника Тарасова московский телефонный узел телефон отключил. Пытаясь морально поддержать голодающих шахматистов, квартиру начали посещать другие отказники.

Следует отметить, что отказниками занимался 8-й отдел Пятого управления КГБ. Этот же отдел занимался выводом своей «еврейской агентуры» в Израиль, США и другие страны с целью внедрения в зарубежные еврейские организации. В целях конспирации агентура, готовившаяся для вывода из СССР по еврейской линии, сначала для видимости удерживалась внутри страны и принимала активное участие в деятельности отказников, формируя у зарубежной общественности образ активных борцов с тоталитарным советским режимом. На сотрудничество с органами КГБ шли и отдельные отказники, пытавшиеся таким образом получить заветное разрешение на выезд. Став отказником, Гулько должен был быть передан 8-му отделу Пятого управления КГБ. Но подполковник Перфильев настоял на том, чтобы Гулько остался за 11-м отделом.

В один из дней голодовки Гулько и Ахшарумовой на их квартире должен был собраться шахматный клуб отказников. Разработчики Гулько из КГБ были прекрасно осведомлены о многочисленных посетителях квартиры Гулько и Ахшарумовой и о состоянии здоровья голодающих шахматистов, тем более что кроме «прослушки» и «наружки» в работу были вовлечены находившиеся в среде отказников агенты. Именно из-за присутствия агентов в числе посетителей квартиры Гулько КГБ не препятствовал посетителям.

Шахматный клуб Гулько планировал, однако, не просто собраться в квартире и провести блицтурнир, но еще и информировать об этом западные средства массовой информации. А вот это в планы КГБ никак не входило. В день, когда на квартире Гулько должны были собраться члены шахматного клуба, сотрудники 3-го отделения 11-го отдела КГБ во главе с полковником Тарасовым блокировали квартиру. Все пришедшие к Гулько были задержаны и препровождены в милицию для составления протокола об установлении личности и сопротивлении представителям власти. Среди задержанных были и агенты КГБ, доставленные в милицию для конспирации.

Одним из них был высокий плечистый красивый мужчина средних лет, в момент задержания и в отделении милиции ведший себя дерзко, демонстрируя сатрапам свое презрение. Был он человеком интеллигентным, научным сотрудником одного из научно-исследовательских институтов, и никто не догадывался тогда, что уже много лет он состоял особо доверенным агентом старшего оперативного уполномоченного 8-го отдела Пятого управления КГБ майора Гагарина, готовившего его на вывод за рубеж. Выполняя задание своего офицера-куратора, в тот же день этот человек связался с рядом западных журналистов, аккредитованных в Москве, в разработке которых он также принимал участие, и информация о блокировании квартиры Гулько пошла на Запад.

Это был план начальника 8-го отдела Пятого управления КГБ подполковника Валерия Лебедева, утвержденный руководством КГБ по выводу в Израиль агента «на длительное оседание» (по терминологии западных спецслужб — спящий агент). Засылаемым человеком был агент 8-го отдела Пятого управления КГБ Шабтай Калманович, в конце концов арестованный и осужденный в Израиле за шпионаж в пользу СССР. Его куратор Лебедев работал в КГБ до 22 августа 1991 года, дослужившись до должности заместителя председателя КГБ. Он был куратором Управления «3» (Управления по защите конституционного строя), преемника Пятого управления. Занимавший пост 1-го заместителя Председателя КГБ СССР Бобков заблаговременно, до ввода в стране ГКЧП, в разработке которого он принимал самое действенное участие, добровольно покинул свой пост в начале 1991 года и ринулся осваивать партийные деньги КПСС, которые перед самым распадом СССР выводились за границу, в том числе через Фонд мира СССР, председателем которого был шахматист Анатолий Карпов.

В период голодовки Гулько в Советском Союзе произошли значительные события. Умер Брежнев. В стране назревали серьезные перемены. Всем стало не до супругов Гулько. Им разрешили принимать участие во внутрисоюзных соревнованиях, в том числе в 43-м чемпионате СССР по шахматам в Таллине. КГБ, однако, не оставлял их в покое. В отсутствие Гулько и Ахшарумовой подчиненные полковника Тарасова зачастили к ним домой. В оперативно-техническом управлении (ОТУ) КГБ были специалисты, которых называли «ключники». Не было замков, которые эти специалисты не могли бы открыть — от сложнейших сейфов иностранных посольств до замков дверей квартир советских обывателей. Проникновение в квартиру Гулько оформлялось как оперативное мероприятие «Д» — негласный досмотр помещения. Проводилось оно, как правило, с целью выявления предметов или материалов (например, письменных), изобличающих объекта разработки в проведении им противозаконной деятельности. В квартире Гулько заведомо нечего было искать, но можно было, прикрываясь оперативным мероприятием, хулиганить. После каждого проникновения в квартиру намеренно оставлялись открытыми водопроводные краны, и квартиру, естественно, затапливало. Оставлялись настежь открытыми окна, отчего по всей квартире гулял ледяной ветер.

Несмотря на эти мелкие шалости КГБ, недавно вышедшие из тяжелой голодовки Гулько и Ахшарумова успешно провели таллинский чемпионат. Ахшарумова практически выиграла первенство. КГБ вновь пришлось в срочном порядке вмешиваться в ход соревнований с тем, чтобы чемпионские лавры не достались отказнице. В конфликт вовлекли даже летчика-космонавта Виталия Севастьянова, руководившего Шахматной федерацией СССР.

Севастьянов с курирующими шахматы кагэбэшниками знаком был хорошо. С Пищенко он приятельствовал, часто виделся с ним за границей, где Пищенко неизменно сопровождал Карпова. Пищенко же познакомил Севастьянова со своим непосредственным начальником полковником Тарасовым, с которым впоследствии Севастьянов сверял все свои шаги в деле руководства федерацией шахмат. От прямых контактов с начальником Тарасова Перфильевым Севастьянов уклонялся. Поэтому Перфильев все вопросы решал через начальника Управления шахмат Госкомспорта СССР агента Крогиуса (Эндшпиля), а Севастьянов свои вопросы решал через Тарасова.

Когда фарс с фактическим лишением Ахшарумовой Золотой медали чемпионки СССР по шахматам зашел в тупик, Севастьянов по совету Тарасова просто отказался рассматривать вопрос, лишив, таким образом, Ахшару-мову чемпионского титула.

После смерти Брежнева пост генерального секретаря партии занял Андропов. Вместо Андропова КГБ возглавил его первый заместитель В. М. Чебриков. Одним из заместителей нового главы КГБ стал Бобков, а начальником Пятого управления КГБ был назначен генерал Абрамов (Ваня Палкин), бывший заместителем Бобкова. На место главы Госкомспорта СССР был назначен приятель генерала Абрамова и друг будущего генсека КПСС Михаила Горбачева заместитель заведующего Отделом агитации и пропаганды ЦК КПСС Грамов, ранее как завотделом ЦК требовавший не допустить протесты супругов Гулько. Возглавив Госкомспорт, Грамов спешил заключить с Гулько перемирие и направил на переговоры с Гулько в его прослушиваемую квартиру своего заместителя Гаврилина и сотрудника КГБ Попова как представителя Пятого управления КГБ.

Однако разговора не получилось. Беседа была непродолжительной. Очаровать Гулько пришедшие не смогли. Попов, которого впоследствии (как зафиксировал слуховой контроль квартиры) Гулько обозвал «кондовым гебистом», весь разговор молчал. Гаврилин как представитель Госкомспорта заявил, что Госкомспорт не имеет отношения к вопросам эмиграции из страны, но может предложить Гулько оплачиваемую работу.

Работы и денег у Гулько тогда не было. Глава семьи явно выглядел много старше своих лет не только по причине седых волос и практического их отсутствия. Весь его облик говорил пришедшим о страданиях, выпавших на его долю. Печальным выглядел и его маленький сынишка на вид лет пяти, с большими выразительными глазами на бледном красивом личике. Убогая обстановка в квартире только дополняла тяжелое впечатление о жизни семьи, столько лет противостоящей могущественной системе.

После ухода гостей квартира Гулько немедленно была вновь блокирована сотрудниками госбезопасности.

Всех, кто пытался ее посетить в этот день, фотографировали для последующей идентификации. Службой слухового контроля и наружного наблюдения было зафиксировано нахождение в квартире Гулько неустановленного мужчины, который, как оказалось, присутствовал в ней на протяжении всего разговора Гулько с Гаврилиным и Поповым. При выходе от Гулько неизвестный был остановлен сотрудником 11-го отдела Пятого управления КГБ, одетого в милицейскую форму. Неизвестный назвался именем недавно умершего (о чем спрашивавшие не знали) шахматиста и был отпущен, но взят под наружное наблюдение и затем установлен как совсем другой человек: Борис Постовский. Позднее Постовского вызвали для объяснений к Кулешову и даже пытались завербовать как агента для участия в разработке Гулько, но он отказался.

Времена наступали другие. Что-то менялось. Не помогали подметные письма о супружеской неверности Ахшарумовой, изготовленные Кулешовым по наущению большого мастера провокаций полковника Тарасова. Под носом у Лубянки в выставочном зале на Кузнецком мосту прошла художественная выставка, приуроченная к недавно прошедшей Спартакиаде народов СССР. В числе художественных полотен была выставлена картина под названием «Поединок», на которой была изображена Анна Ахшарумова, ведущая борьбу за шахматной доской с монстрами. Время теперь уже работало на Гулько.

В середине 1983 года в небольшом городке Пасадена, в Калифорнии, под Лос-Анджелесом, должен был состояться полуфинальный матч претендентов за шахматную корону Корчного и Каспарова. Отвечавшие за безопасность матча 11-й отдел Пятого управления и ПГУ КГБ должны были высказаться «за» или «против» матча.

В штате Калифорния для сотрудников советских диппредставительств традиционно существовал жесткий режим передвижения из-за нахождения там Силиконовой долины, военно-морской базы Тихоокеанского флота США и иных военных объектов, в том числе школы военных разведчиков в окрестностях города Монтерей, недалеко от Сан-Франциско. Немногочисленная резидентура советской внешней разведки, действовавшая под прикрытием генерального консульства СССР в Сан-Франциско, расположенного примерно в 900 км севернее Пасадены, не располагала, как считали в КГБ, необходимыми людскими и техническими возможностями для работы в ходе предстоящего матча. Для выезда сотрудников генконсульства в Лос-Анджелес требовалось разрешение Госдепартамента США, получаемое за две недели до выезда, с указанием цели поездки, ее продолжительности и даты выезда. Кроме того, ЦК КПСС и КГБ хотели отомстить Америке за бойкот Олимпийских игр 1980 года отказом проводить матч в США.

С другой стороны, в Калифорнии проживало много эмигрантов из России, покинувших родину в различные годы. Конечно, матч вызвал бы интерес у бывших соотечественников и американцев, тем самым открыв офицерам разведки прекрасные перспективы для вербовки. Особенно соблазнительной казалась перспектива завербовать кого-нибудь из преподавателей или слушателей школы военных разведчиков в Монтерее.

Решающее слово оставалось за Центром. Но те, кто курировал шахматы в 11-м отделе Пятого управления КГБ, вообще не были заинтересованы в проведении матча с участием Каспарова. Место рядом с Каспаровым было прочно занято всегда сопровождавшим Каспарова Литвиновым. По этой причине московским шахматистам в штатском рассчитывать на длительную, а потому особенно желанную зарубежную командировку не приходилось. Негативное отношение центрального КГБ к Каспарову как к основному конкуренту Карпова диктовало необходимость в целом усложнить и замедлить путь Каспарова к схватке за корону чемпиона мира, а не упростить и ускорить его.

Лавров любил повторять, что политику определяют оперы, а не генералы и был в этом отчасти прав. Документы для доклада руководства готовил оперативный состав, и генералы невольно рассматривали проблемы через призмы своих подчиненных. Именно стараниями Лаврова Москва в свое время приобрела Олимпийскую деревню 1980 года совсем не там, где ее первоначально планировалось разместить.

При подготовке к московской Олимпиаде 1980 года рядом со станцией метро «Измайловская» был построен огромный комплекс из высотных гостиниц, где предполагалось разместить спортсменов — участников игр. Рядом находились корпуса Института физической культуры и спорта, располагавшего прекрасной спортивной базой, включавшей стадион, которые могли быть использованы олимпийцами в качестве тренировочной базы. Но при разработке мер по обеспечению безопасности на предстоящих играх Лавров написал докладную о нецелесообразности использования комплекса в период Олимпиады. Так, Москва обзавелась новым микрорайоном «Олимпийский». Мотивировал же свой вывод Лавров рассуждением о том, что если террористы окажутся на крышах высотных строений Измайловского комплекса, обезвредить их будет крайне сложно. Подготовленный им ответ был завизирован генералом Абрамовым и подписан председателем КГБ Чебриковым. Вопрос был решен.

Таким же образом поступил Лавров с предстоящим в США матчем претендентов на звание чемпиона мира по шахматам. Им были подготовлены несколько справок, свидетельствовавших о сложной оперативной обстановке в районе Лос-Анджелеса, серьезных затруднениях по обеспечению безопасности советского участника матча и членов его команды. Перфильевым и Лавровым была подготовлена докладная записка в ЦК КПСС, в которой высказывалась мысль о нецелесообразности участия советского шахматиста в матче претендентов в американском городе Пасадена, так как организаторы соревнований не смогут якобы в необходимой мере осуществить меры безопасности в ходе матча. Докладную записку завизировали генерал Абрамов, первый заместитель КГБ генерал армии Бобков и председатель КГБ Чебриков. Секретариат ЦК КПСС поддержал мнение КГБ. Судьба матча была предрешена. Каспаров был лишен возможности сразиться за шахматной доской с Корчным, и победа была защитана Корчному.

Тем временем к сидевшему в отказе Гулько были успешно подведены два агента. Одним из них был случайный, но старый знакомый Гулько Андрей Макаров, завербованный агент 3-го отдела Пятого управления КГБ, который использовался в разработке Гулько по просьбе 11-го отдела Пятого управления КГБ. Но Гулько сразу же отнесся к нему с подозрением, и особой пользы КГБ Макаров принести не смог. С другим агентом КГБ повезло больше, так как тот сумел стать другом Гулько, втерся к нему в доверие и через Гулько смог установить контакты с рядом видных правозащитников СССР, от которых получал не только интересующую КГБ информацию, но и важный для последующего выезда за границу политический капитал как заметный участник правозащитного движения в Советском Союзе.

Была сделана даже попытка использовать в разработке Гулько иностранного дипломата, но она закончилась провалом. В одной из протестных акций Гулько участвовал дипломат из Мальты, пытавшийся помогать советским диссидентам. Мальтийца стал разрабатывать КГБ с целью его вербовки в качестве агента. В разработке принимала участие жена дипломата, уже работавшая на КГБ в качестве агента. Когда же КГБ стало очевидно, что на вербовку дипломат не пойдет, мальтиец был спровоцирован на участие в какой-то шумной акции и на этом основании был выдворен из СССР. На его дипломатической карьере на родине из-за скандала был поставлен крест.

В сентябре 1984 года в Колонном зале Москвы начался безлимитный (до шести побед, одержанных одним из участников) матч на звание чемпиона мира по шахматам между ставленником КГБ и советского правительства Карповым и Каспаровым. К началу матча 11-м отделом Пятого управления КГБ был подготовлен многостраничный план агентурно-оперативных мероприятий в период проведения соревнования между двумя советскими гроссмейстерами. План был утвержден заместителем председателя КГБ генерал-полковником Бобковым. Все телефонные переговоры Каспарова, его матери и тренеров команды записывались. Комната отдыха, выделенная для Каспарова в помещении Колонного зала, была оборудована средствами слухового контроля. Благодаря этому КГБ был хорошо информирован о теоретических разработках Каспаровым перед предстоящими партиями, планировании ходов во время ведения очередной партии и психологическом и физическом состоянии самого Каспарова. Весь турнир, с утра до вечера, не пропустив ни одной игры, в зале находился Перфильев, организовывавший непосредственно на месте работу подчиненных ему офицеров-оперативников, производивший инструктаж и контроль деятельности сотрудников и агентов КГБ, находящихся в Колонном зале, координировавший действия с начальником Управления шахмат Госкомспорта гроссмейстером Крогиусом (Эндшпилем). Имея столь серьезную поддержку со стороны КГБ, Карпов уверенно начал матч и повел в счете. Вскоре счет стал 5:0 в его пользу. Казалось, неблагоприятная для Каспарова развязка была близка. Ликовал не только Карпов. Ликовали еще и шахматисты из КГБ. Как оказалось — преждевременно.

В безвыходной для Каспарова, как многим казалось, ситуации он неожиданно начал выигрывать партию за партией. Счет стал 5:3. С каждой партией Каспаров играл все решительнее, тогда как Карпов, очевидно, сдавал и физически, и морально. В КГБ запаниковали. Уже не было в живых ни Брежнева, ни Андропова, а в КГБ до сих пор считали, что чемпионом обязательно должен стать их агент Карпов. Перфильев использовал все имевшиеся в его распоряжении оперативные и административные ресурсы. Под угрозой оказался не чемпионский титул Карпова, а его собственная карьера. Генеральские погоны, которые мерещились после победы Карпова, уносились куда-то вдаль (и унеслись, как оказалось, в август 1991 года). По указанию Перфильева Пищенко денно и нощно уговаривал и ублажал (в том числе многотысячными подарками) теперь уже агента КГБ президента ФИДЕ Кампоманеса придумать что-нибудь, чтобы предотвратить победу Каспарова. Одновременно Кампоманеса обрабатывал глава федерации шахмат СССР Севастьянов. За подписью Бобкова в ЦК ушла докладная с предложением остановить матч, причем новый матч начать со счета 0:0, чтобы решение не выглядело как принятое в пользу Карпова и, главное, чтобы не вызвать гнев могущественного покровителя Каспарова Гейдара Алиева.

Секретариат ЦК КПСС поддержал предложение КГБ. С Кампоманесом к тому моменту все было согласовано, и решением главы ФИДЕ матч был остановлен.

Шахматная общественность мира и СССР была в шоке. Решение Кампоманеса противоречило всем существующим нормам и правилам. Но какие же могли быть правила, когда за звание чемпиона мира бились еще и КГБ с ЦК.

В этот день был рожден Каспаров, тот Каспаров, которого мы знаем сегодня, — бескомпромиссный борец за справедливость в своей стране.

Все более настойчиво напоминал о себе отказник Гулько. В одном из американских журналов неожиданно для КГБ появилась статья Гулько, описывавшая его борьбу за выезд. Как эта статья оказалась за границей, в КГБ не знали. Это был очевидный прокол гигантской системы, круглосуточно отслеживавшей все контакты и разговоры Гулько. У майора Кулешева возникли серьезные неприятности по служебной линии.

КГБ немедленно потребовал от руководства Госкомспорта СССР проведения с Гулько профилактической беседы. Беседу провели, припугнули Гулько уголовным преследованием, но эта беседа, как стало ясно в дальнейшем, лишь убедила Гулько в необходимости действовать более решительно. А тут еще умер очередной генеральный секретарь Черненко. Его место занял молодой и деятельный Горбачев, сразу же объявивший о необходимости преобразований в стране и разрядки международной обстановки.

В апреле 1986 года в одном из красивейших городов Швейцарии, в Берне, должна была состояться встреча руководителей ряда стран Европы в рамках Совещания по взаимопониманию и сотрудничеству в Европе. Зарубежные средства массовой информации уже сообщили, что во время этой встречи будет проведен шахматный турнир под девизом «Салют Гулько». Организатором этого турнира выступил давнишний враг КГБ и советского режима известный во всем мире правозащитник Владимир Буковский.

КГБ пришлось в срочном порядке давать объяснения аппарату нового генерального секретаря по поводу удержания семьи Гулько в Советском Союзе и вырабатывать систему мер по предотвращению его выступлений. Но действия КГБ теперь только провоцировали Гулько на ответные шаги. В период работы очередного съезда КПСС в феврале-марте 1986 года Гулько организовал и провел массовую голодовку протеста, в которой кроме него приняли участие несколько отказников, в том числе и женщины. Перед началом голодовки была проведена пресс-конференция с участием зарубежных тележурналистов. Эффект получился неплохой. В КГБ загрустили.

По окончании голодовки Гулько уведомил целый ряд государственных организаций СССР о том, что в первой половине апреля, за несколько дней до начала Совещания глав европейских стран в Берне и начала шахматного турнира «Салют Гулько», он начинает демонстрации протеста. КГБ пребывал в растерянности. Сведения, поступавшие из ЦК КПСС, свидетельствовали о нежелании нового генерального секретаря иметь проблемы с отказниками и объясняться по их поводу с лидерами ведущих стран мира. Как поступать в такой ситуации, не знали ни Кулешов, ни Перфильев, ни даже Бобков. Все шло по инерции. Как и ранее, планы Гулько контролировались агентурой и средствами слухового контроля за его квартирой. По-прежнему каждый его шаг отслеживала служба наружного наблюдения. При выходе Гулько на демонстрацию КГБ задействовал собственные подразделения и милицию, пытаясь сорвать протестные акции Гулько. Рвались плакаты, арестовывались и доставлялись в милицию демонстранты. Устав от повторяющихся акций протеста и не желая привлекать внимание прохожих к акциям Гулько, «отказников» пытались блокировать уже на подступах к памятнику Гоголю, у которого проводились демонстрации. В разгонах приходилось принимать участие даже Кулешову, ранее не опускавшемуся до практической уличной работы.

Пока Гулько с женой, одетые в черные майки с надписью «Отпустите нас в Израиль», в очередной раз удерживались в милиции, 11-й отдел Пятого управления КГБ в срочном порядке решал, как быть дальше. Время шло, милиция торопила, требуя решения: что делать с задержанными — больше трех часов при административном задержании нельзя было по закону удерживать людей; следовало либо освободить их, либо возбудить уголовное дело. Дела не было. Надо было Гулько отпускать. Отпускать не хотелось. Дали команду милиции перевозить задержанных из одного отделения в другое, каждый раз вновь оформляя административное задержание. Прием был сомнительный, но позволял выиграть время. Последним пунктом перевозки супругов Гулько в тот день стало 43-е отделение милиции на Красной Пресне. Здесь с ними провели очередную профилактическую беседу о бессмысленности демонстраций протеста и отпустили.

Приблизительно через две недели Гулько и его семье была вручена повестка о вызове в ОВИР. До долгожданного выезда из СССР оставались считанные дни. Противник сдался. Гулько выиграл партию.