Любовь-морковь

Аболина Оксана Валентиновна

Морковкина любила Волкова. А Волков Морковкину не любил. Мало того, он никогда не слышал о ней, хотя смутно подозревал о существовании тайной возлюбленной. Морковкина училась в девятом классе гимназии с биохимическим уклоном, а Волков был восходящей звездой телевидения — исполнителем главной роли сериала «Ментагон». Откуда ему было о ней знать?

Любовь кипела в Морковкиной на маленьком огне всю зиму, тихо побулькивая и выплёскивая мутную пену в тетрадки для сочинений, а в марте, как выглянуло из-за туч солнышко, огонь под котелком Морковкиной любви усилился, и девушке стоило больших усилий удержать её в себе, чтобы, не дай Бог, не перелилась через край. В апреле дело приняло совсем худой оборот. Морковкина забросила учёбу, начала грубить родителям, злобно облаяла во дворе болонку тёти Моти, доведя её до инфаркта (болонку, а не тётю Мотю), а также поколотила соседа-третьеклашку Стёпу за то, что ходил за ней следом, показывал язык и противным голосом дразнился: «Любовь-морковь».

В мае у Морковкиной с головы слетела крыша, и через освободившееся отверстие к ней под черепную коробку набежали в огромном количестве тараканы, которых давно никто не видел в радиусе трёхсот километров. Перед сном Морковкина их тщательно пересчитывала, но каждый раз сбивалась со счёта и засыпала. А когда просыпалась, то не вспоминала о тараканах. Также она не вспоминала ни об оставленном на столе матерью завтраке, ни об опостылевшей гимназии, ни об обиженной тёте Моте, настраивающей против Морковкиной всю округу, ни о сердитом отце Стёпы, пригрозившем ей показать сидорову козу, как только представится удобный случай. Нет, она помнила только о Волкове. И все совершаемые с момента открытия глаз до глубокого вечера поступки она производила на полном автомате, почти без запинки и сбоев.

Поднявшись с постели и не прибрав её, лишь машинально подоткнув одеяло, Морковкина заглядывала в ванную для того, чтобы поспешно ополоснуть лицо и прихватить материнскую косметичку. Потом она целый час ехала в трамвае в другой район города — туда, где жил Волков, по дороге успевала накраситься, пересчитать оставленные матерью деньги, погадать на воронах и номерах проезжающих мимо машин «любит-не любит», «встретит-не встретит», «узнает-не узнает», «заговорит-не заговорит», а главное, кончится ли всё это тем самым, главным… о чём в гимназии рассказывали с первого класса, что это нормально, естественно и даже замечательно, чем давным-давно занимались все девочки в классе, а Морковкина, хоть и училась на биолога, и фильмы взрослые давно смотрела, а всё не очень представляла, как это будет с ней самой…

Сойдя с трамвая, Морковкина подходила к цветочному ларьку, долго выбирала самую белую и самую пушистую гвоздику, а затем неторопливо направлялась к дому Волкова, который находился всего в трёх кварталах от остановки. Каждый раз девушка старалась пройти другим маршрутом. У неё всегда был с собой баллончик с краской, и Морковкина на каждом доме рисовала стрелку по направлению своего движения. И все здания в округе были помечены этими фирменными значками Купидона, и все они вели к одному и тому же месту — к дому Волкова. Когда Морковкина рисовала стрелки, тараканы в её голове бегали особенно быстро. Она пыталась представить себе, что думает Волков, когда смотрит на результат её векторного творчества. Догадывается ли он, что стрелки ведут именно к нему? А может быть, он их вовсе не замечает? Для пущей убедительности Морковкина нарисовала по три стрелки с обеих сторон подворотни, которая вела к подъезду Волкова.