Действительная жизнь участвует в книгах Ф. Абрамова как неотвязная, неотступная сила. Но Ф. Абрамов — сдержанный художник; может быть, самый сдержанный во всей «деревенской прозе».
Первый звонок:
— Ананий Егорович? Привет, привет. Ну чем порадуешь? Активность, говоришь, большая? Все на пожни выехали? Хорошо, хорошо. А как с силосом? Разворачиваешься? Давай, давай.
Второй звонок:
— Силоса в сводке не вижу. Твой колхоз весь район назад тянет. Что? Погода сухая — на сено нажимаешь?
Нажимай, нажимай. Но имей в виду: за недооценку сочных кормов райком по головке не погладит. Уж комукому, а тебе-то эту политграмоту надо бы знать.
I
«Хлип-чав, хлип-чав, хлип-чав…»
Это под ногами, а сверху все льет и льет. И так две недели подряд.
У Анания Егоровича болели зубы, и он шел, подняв воротник плаща и держась рукой за правую щеку. Клавдия Нехорошкова, бригадир зареченской бригады, шагала впереди. Длинный, забрызганный грязью дождевик колом стоял на ней.
У озерины они остановились.
— Значит, так, — сказал Ананий Егорович, повторяя то, что говорил ей с полчаса назад в конторе, — переправишь за реку трактор и силос вози трактором.
— Понятно, — сказала Клавдия низким, простуженным голосом.
