Андре-Марсель Адамек — современный бельгийский писатель. «Хозяин черных садов» (1993) — один из наиболее популярных его романов. Книги Адамека переведены на английский, немецкий, чешский, греческий, болгарский языки. Рассказ о событиях, ведущийся попеременно от лица двух героев, странно смещает плоскости, создавая сложный стереоскопический эффект. Ощущение непредсказуемости усиливает старинная легенда, легенда «черных садов».
От переводчика
Адамек. Так зовут его друзья и домашние. Под этим именем вот уже более тридцати лет он известен бельгийскому читателю. С ним этот тонкий и страстный художник, этот суровый романтик с душой кочевника или скитальца-моряка войдет в историю мировой литературы. Он, как герои его романов, одновременно и похож, и не похож на нашего современника. С насмешливым прищуром острых, пронзительных глаз, в неизменной белой панаме, он, кажется, сошел со страниц какого-то им еще не написанного романа, где старинные легенды вторгаются в сегодняшний сюжет, создавая эффект фантастических «дыр» в реальном трехмерном пространстве. И в этом сквозном, «колючем» смешений — тайна и власть его письма, индивидуальный художественный стиль и стиль жизни, в которой Адамек столь же неповторим и уникален, как и в своем литературном творчестве.
Он родился в 1946 году в небольшой деревушке на юге Бельгии в простой рабочей семье. С шестнадцати лет перепробовал с дюжину профессий: плавал стюардом на пароходе, разводил овец, работал в типографии, занимался издательской деятельностью и производством игрушек. Со времени выхода его первого романа («Кислород», 1970) Адамек вошел в современную европейскую литературу как блестящий писатель-рассказчик. В 1974 году ему была присвоена одна из самых престижных литературных премий Бельгии — премия Россель за роман «Лепестковое ружье», в котором история любви простого крестьянина, одержимого идеей воздухоплавания, причудливым образом сочетается со средневековым рыцарским сюжетом, придавая тем самым фантастический оттенок происходящим событиям.
Роман «Дурак на солнце» (1983) получил высокую оценку во Франции (премия Жана Масэ, 1984). Сюжет этой книги представляет собой историю нового Робинзона, добровольно покинувшего Европу и отправившегося на один из девственных островов Латинской Америки в поисках себя, тишины и земного рая. Возможно, этой же мечтой был движим и сам писатель, однажды оставивший город и поселившийся со своей неизменной спутницей и музой в одном из отдаленных уголков Арденн, среди сельского пейзажа, холмов, рощ, птиц и зверей, часто становящихся героями его произведений. За последние десять лет вышли шесть его романов — «Цвет пчел» (1992), «Хозяин черных садов» (1993), «Птица мертвых» (1995), «Запретный праздник» (1997), «Самая большая подводная лодка в мире» (2000), «Возвращение в зимнюю деревню» (2002). И в каждой новой книге писателя мир словно рождается заново, настолько он неожиданен, ярок и неповторим в своих мельчайших подробностях. Жизнь человеческих существ, увиденная глазами вороны, предстает в «Птице мертвых». Сложный внутренний мир подростка раскрывает почти детективный сюжет «Возвращения в зимнюю деревню». Роман «Самая большая подводная лодка в мире» погружает читателя в повседневность небольшого портового городка с его радостями и горестями, героями и проходимцами, бродягами и авантюристами, вытесненными судьбой на обочину, но сохранившими в душе чувство истинной свободы и человеческое достоинство. Приход советского морского гиганта, списанного за ненадобностью на лом, становится для главных действующих лиц этого романа настоящим событием, благодаря которому обыкновенная житейская драма приобретает черты трагедии, сводящей на последней грани бытия свободу, смерть и любовь.
Как писатель Адамек известен не только в Бельгии и во Франции. Его книги переведены на английский, немецкий, чешский, греческий, болгарский языки. Знакомство российского читателя с этим автором мы начинаем с одного из наиболее популярных его романов «Хозяин черных садов». Рассказ об одних и тех же событиях, ведущийся попеременно от лица двух героев, пожилого крестьянина и молодой женщины, переехавшей с семьей из города в отдаленную сельскую местность, странно смещает плоскости, создавая сложный стереоскопический эффект. Удивительно, что, ничего не утаивая, раскрывая все карты, автору удается не только ни на йоту не ослабить напряжения сюжета, но определенно обострить его. Ощущение непредсказуемости, тайны, назревающей трагедии усиливает и старинней местная легенда, легенда «черных садов». Предание двухсотлетней давности замыкает и оправдывает фантастическое сплетение судеб двух случайно сведенных в пространстве и времени, столь разительно несхожих между собой семей.
«С Адамеком не бывает скучно, — призналась в одном из разговоров со мной жена писателя. — Разве может быть скучно с морем, лесом, ветром? Он всегда неожиданен, искрометен, полон безумств и фантазий». Таков и мир его романов. Этот сказочник XXI века умеет заворожить какой-то неведомой, почти первобытной магией слова. Магией, творящей всякий раз новую и все более захватывающую реальность.
Хозяин черных садов
Глава 1
Их не ждали раньше полудня, но не было и одиннадцати, когда Рашель внезапно появилась в ангаре.
— Иди скорей, они подъезжают.
Я откладываю перчатки и паяльную маску и следую за ней в кухню, к окну из тонированного стекла, за которым нас невозможно разглядеть.
Едва они припарковали во дворе свой маленький голубой автомобиль, как хлынул проливной дождь. Эти люди точно не из удачливых: мы не видели здесь дождя вот уже пятнадцать дней.
Рашель не терпится узнать, что они собой представляют. Я уже за три дня до их приезда чувствовал себя не в своей тарелке: ничто не казалось мне более странным, чем их водворение в Шанплере.
Глава 2
В десяти километрах от Шанплера небо начало хмуриться. Кантен вел машину с излишней предосторожностью. Чтобы ничто не омрачило этот памятный день, говорил он, даже резкий удар по тормозам. На самом деле приготовления к переезду и бессонная ночь истощили его, и он боялся собственной рассеянности.
Мне не терпелось узнать, как дети примут наш новый дом. Мысль, что он понравится им меньше, чем нам, даже не пришла мне в голову.
Мы подъехали вплотную к холму Шируль в тот момент, когда ослепительная грозовая вспышка рассекла небо.
— А вот и гроза, совсем не вовремя, — сказал Кантен.
Наша маленькая Иоланда затыкала уши, чтобы не слышать раскатов грома, в то время как братья обнимали ее за плечи.
Глава 3
Они поднялись гораздо раньше, чем я предполагал. Не знаю, где они раздобыли сухих поленьев, но им точно удалось разжечь огонь.
Было пасмурно и прохладно из-за легкого восточного ветра, который я называю крапивным, потому что он годится только на то, чтобы всколыхнуть травы, но ему не под силу просушить небо.
Я велел Рашели дать им время приготовить кофе. Если кофе будет готов, им не останется ничего другого, как предложить ей чашечку, а ведь именно за утренним кофе часто делаются откровенные признания.
Она ушла с молоком и яйцами, а когда вернулась спустя два часа, у нее было что мне рассказать.
Прежде всего, их девчонка, она ведь круглая идиотка. Она совсем не умеет говорить, только лалалакает что-то с одной и той же интонацией. Она может расплакаться ни с того ни с сего или загоготать без причины, и в тринадцать лет они кормят ее с ложечки, потому что она не способна есть сама. Когда я увидел ее во дворе, мне уже тогда показалось, что она дегенератка, но я и не подозревал, что до такой степени. Женщину зовут Анаис. Она красится и душится, как кокотка, но в остальном, кажется, держится неплохо. Мужчина, я не ошибся, дармоед чистой воды. Его имя — Кантен. Жена готовит ему бутерброды, а их старший, Поль, занимается дровами. Этот Кантен старается быть любезным, но у него ничего невозможно выведать. Рашель его спросила, собирается ли он восстанавливать ферму. Он ответил, что нет. А не далеко ли ему будет ездить на работу? Он сказал, что не должен никуда особенно ездить. А дети — в какую школу они собираются их отдать? Маленькую идиотку, конечно, они оставят при себе, но, что касается мальчиков, они сказали, что еще не решили. Рашель, определенно растерявшая все свои способности, больше ничего не смогла у них выведать.
Глава 4
Для летнего утра, нашего первого утра в Шанплере, было несколько прохладно на кухне, где мы собрались перед завтраком. Поль набрал старых щепок, валявшихся вокруг пристроек, и краткой вспышки огня хватило, чтобы стало теплее.
Мальчики сообщили, что они уже умылись до пояса ледяной водой. Подобным образом они были намерены поступать и впредь, даже в разгар зимы. Оживленный разговор завертелся вокруг нелепостей нашего былого комфорта. Поль заявил, что перегретая ванная нашей квартиры была причиной насморка, который мучил их каждый триместр. Морис добавил к этому многочисленную шерстяную одежду, которую я заставляла их надевать.
— От нее потеешь, — сказал он. — А когда холодно, потеть вредно.
Если их послушать, они будут жить голые, как индейцы племени сиу, пить ледяную воду, ходить босиком по снегу — и делать все это без малейшего намека на насморк. Пока же они жались к печке и пили обжигающий кофе из больших чашек.
Мы распределили работу на день: я поручила Полю разбирать ящики в доме и раскладывать их содержимое на кровати. Мориса я попросила собрать в глубине двора пустые коробки и оберточную бумагу, присматривая в то же время за сестрой. Кантен, подумала я, устанет меньше, если займется покупками: я составила ему список вещей первой необходимости, особенно настаивая на ловушках.
Глава 5
Что им действительно было бы нужно в этих местах, так это завести хорошую пастушью собаку, ночного зверя, чуткого и клыкастого, каких сажают на цепь во дворе. Вместо этого они откопали, уж не знаю где, песика размером с крольчонка, у которого нет шерсти вокруг носа и который больше чирикает, чем лает. Этот пес, как пить дать, не доживет до старости; рано или поздно охотники примут его за хорька, если только сарыч не унесет его раньше на прокорм своим птенцам. Может случиться и так, что его просто раздавят каблуком, потому что он беспрестанно вертится у них под ногами. Да только что, когда Анаис развешивала белье, он чуть не сбил ее с ног.
С ума сойти, сколько интимных подробностей может выдать сохнущее во дворе семейное белье. Малышка почти наверняка писается; ее белье занимает добрую часть веревки. Оно из простого белого хлопка, без всяких изысков, из тех дешевых, что часто меняют. А этот Кантен, он, должно быть, жутко потеет подмышками, и ему приходится менять рубашки каждый день. Я насчитал их шесть штук, полощущих рукава на ветру. Что касается ее, я хорошо разглядел ряд разноцветных трусиков, легких как дым и годящихся только разве, чтобы накрыть что-нибудь не больше яйца, но — ни одного лифчика. Делаю вывод, что она их не носит и что это в порядке вещей. Ни один носок не хранит следов штопки, значит, их выбрасывают, как только они порвутся. Что касается остального, они, вероятно, уже все простудились, так как по меньшей мере сорок носовых платков висят на веревке.
Рашель выглядывает из-за моего плеча.
— Я, — говорит она, — когда сушу свои панталоны, стараюсь не выставлять их на всеобщее обозрение.
Ей неприятно, что я смотрю на эти треугольники из воздушной ткани, куда она могла бы всунуть разве что большой палец ноги. Она набирает побольше воздуха, чтобы хватило духу, и отпускает вагон своей отменной брани.
