«Господину Важину, капитану Московского гренадёрского полка.

Его превосходительство князь Вышатов приглашает Вас посетить благотворительный вечер, организованный фондом помощи военнослужащим Русской императорской армии. Входной билет — 1 рубль, оплачивается при входе. Собрание состоится 19-го числа сего месяца в Набережном дворце князей Вышатовых. Начало в 3 часа дня.

Его превосходительство князь Владимир Григорьевич Вышатов».

Такое письмо вручил мне посыльный, когда я выходил из здания Московской военно-технической комиссии, где, вот уже в течение более двух лет после окончания службы в армии в качестве военного инженера, служил в отделе транспортного и фортификационного строительства. В конце письма я увидел хорошо мне знакомую, размашистую подпись князя Вышатова.

Признаться, этого приглашения я поджидал уже дня два-три. Князь Вышатов был в Москве известной личностью. Сам в прошлом военный, он, после ухода со службы, организовал фонд помощи бывшим военнослужащим армии Его Императорского Величества. Со временем деятельность фонда стала весьма заметна в городе. Князь устраивал приёмы, организовывал концерты и прочие светские мероприятия, на которых почтенная публика могла жертвовать деньги на деятельность фонда. Среди прочего, два раза в год, весной и осенью, князь устраивал в своём дворце череду благотворительных приёмов, на один из которых мне и принёс приглашение посыльный. На эти приёмы я ходил уже около трёх лет и всегда посещал их с большим удовольствием, так как, кроме возможности внести свою денежную лепту в активы фонда, это был хороший способ поддержать знакомство со своими бывшими сослуживцами и не потерять друг друга в огромном городе.

Я прошёл холл и поднялся по лестнице, ведущей в главную залу, на второй этаж. На верхней площадке я встретился с Олсуфьевым, и мы разговорились о всяких пустяках. Внизу стоял Брюсов, видимо, дожидаясь важной персоны, чьего посещения так ожидал князь Вышатов. Секретарь провожал одного из посетителей. Но, как только он закрыл за ним дверь, она снова с шумом распахнулась, и в холл вошёл мужчина. Не говоря ни слова, он быстро направился к лестнице.

— Что вам угодно, сударь? — спросил Брюсов, к которому вошедший очутился спиной. В ответ на это незнакомец лишь ускорил свои шаги.

— Сударь, я к вам обращаюсь! — повысил голос дворецкий, однако, посетитель вновь не обратил на его слова ни малейшего внимания. Брюсов бросился вслед за незнакомцем и схватил его за плечо, но тот, со злобным рыком, вывернулся из рук Брюсова и теперь уже бегом бросился к лестнице, ведущей в зал. Мы с Федотом побежали вниз, чтобы помочь справиться с незваным гостем, но нас опередил секретарь. Обернувшись на шум и увидев неудачную попытку Брюсова остановить незнакомца, он кинулся ему наперерез и успел схватить как раз тогда, когда тот подбежал к первым ступеням. Не удержавшись на ногах, оба кубарем покатились по полу. Незнакомец, работая руками и ногами, сумел освободиться от хватки секретаря и явно намеревался задать ему жару, уже занеся руку для удара, но подоспевшая подмога в составе Брюсова, Федота и меня, кардинально изменила расстановку сил. Брюсов схватил незнакомца за руку, и все вместе мы оттащили его в сторону.

— Я вас ещё раз спрашиваю, кто вы такой и что вам угодно, сударь?! — снова спросил дворецкий. Незнакомец попытался вырваться из наших рук, что ему не удалось и, на сей раз, он вынужден был ответить на заданный вопрос.

— А ты что?!! — прокричал он дворецкому. — Что, не узнаёшь меня?!!

— Пуфф…, — фыркнул Федот, — неплохая разминка на званом вечере, правда, Важин?

— Да-а! Уж такого я здесь не ожидал. А что за история с Бехтеревым? Лядов мне сегодня рассказал, что тот попытался посвататься к девушке знатного рода, но её отец и слышать об этом не пожелал, и от этого он чуть ли не с ума сходит?

— Пуфф…, — Федот снова фыркнул. — Ох уж этот наш Игнатий! Говорит, как будто сказку читает: бедный пастушок полюбил дочь знатного боярина, но злодей отец встал на пути их чувств, и пастушок принимается с горя пить вино бутылками и буянить во всех притонах Москвы. Кстати, ты обратил внимание…

— Да, обратил. Судя по его внешнему виду, тут дело не только в вине. Не удивлюсь, если выяснится, что он пристрастился к опиуму или ещё чему-либо подобному.

— Да, ты прав. Григорий попал под влияние этой заразы. Ходит в какие-то притоны, курит там этот опиум, и кто его разберёт, что он ещё там принимает! И никто не знает, что с этим можно поделать. А насчёт этой истории…. Во-первых, я так понимаю, ты не в курсе, что знатная особа — это Мария Владимировна Вышатова, дочь нашего князя-благодетеля.

Среди общего восторга меня не оставляло беспокойство в связи с происшествием с поручиком Бехтеревым. Я попытался ещё раз поговорить с Федотом, но он всё время крутился в группе людей, которая образовалась вокруг обоих князей, рассматривая и обсуждая алмаз. Тогда я подошёл к Брюсову.

— Где Бехтерев, Яков Иванович? Несмотря на то, что он вроде успокоился, меня сильно волнует его состояние. Опасаюсь, как бы он не натворил дел.

— Он, должно быть, на кухне. Я проводил его туда, а потом вернулся в зал.

— Так он там один?

— Нет. Туда периодически заходят две наши служанки за угощением для гостей и когда убирают посуду.

В зале повисла тишина. Все с недоумением переглядывались друг с другом.

— О, боже мой! — раздался за моей спиной голос. Ипполит стоял в дверном проёме и глядел в зал. — Боже мой, он украл алмаз!

В зале продолжалась немая сцена. Брюсов, стоявший у входа, поворачивал голову то на лестницу, то в зал, пытаясь определить, видел ли князь Долгоруков и толпящиеся вокруг него чиновники случившееся или нет. Однако тот уже спустился по лестнице и, видимо, выходил из дверей, так что, скорее всего, ни он, ни другие окружавшие его люди не могли видеть того, что произошло в зале. Федот Олсуфьев стоял возле Брюсова со своим обычным беззаботным выражением на лице, и я не мог определить, поразило или позабавило его происшедшее. Князь Вышатов и Дормидонтов были совершенно сбиты с толку. Оба переводили взгляд с опустевшего постамента на нас с Ипполитом и Дуняшей, только у капитана взгляд был растерянный, а у князя — гневный. Наконец, Уваров и Гриневский, сидевшие за столом, видимо, решили, что присутствуют при каком-то розыгрыше или представлении. Они с улыбками озирались по сторонам, явно не понимая, что в действительности произошло. Паузу нарушила Дуняша, хихикнув по своему обыкновению. В нависшей тишине это получилось довольно громко, что и вывело присутствующих из оцепенения.

— Что это такое!? Господин Важин, Ипполит, зачем вы его сюда пустили!? Что это вообще всё значит?!

— Ваше превосходительство! — ответил Ипполит, — мы не пускали, он прорвался, он отбросил в сторону меня и господина Важина. Он украл, он украл алмаз!!! — секретарь чуть было не сорвался на крик.

Я взлетел по лестнице на второй этаж нашего дома и вошёл в гостиную. Мой сосед по-прежнему сидел в кресле, вытянув ноги, и читал газету.

— Пётр Михайлович! — воскликнул я. — Случилось невообразимое! Срочно нужна ваша помощь!

Он посмотрел на меня поверх газеты и игриво сощурился:

— Что, произошла кража века?

— Представьте себе — да! На балу у князя Вышатова!

Вопрос буквально пригвоздил нашего собеседника к месту. Он стоял, раскрыв рот и уставившись на Кромова, не произнося ни слова.

— Впрочем, наверное, вы правы, — продолжил тот, — вопрос поставлен не совсем правильно и должен звучать так: какую роль в этом деле играет ваша дочь, по мнению Григория Бехтерева?

Князь провёл ладонью по лбу и медленно опустился в кресло. Он посмотрел на Кромова, потом на меня, снова перевёл взгляд на Кромова, но ответа так и не последовало.

— Хорошо, — сказал Кромов. — Позвольте тогда мне кое-что объяснить вам. Когда вы разговаривали с Бехтеревым в этой комнате, находящиеся в коридоре услышали несколько слов из вашего с ним разговора. Сначала вы сказали про завтра. Тут всё понятно. Вы уговаривали Бехтерев сказать, где алмаз, объясняя ту ситуацию, в которую он ставит вас в связи с завтрашним приёмом, визитом банкиров и особы императорского дома. Потом был слышен ваш возглас. Вы сказали: «Не может быть!», и ответ Бехтерева с предложением вам прочесть какой-то документ. В разговоре же с господином Важиным вы заявили, что Бехтерев сказал что-то, что вы считаете шантажом, и что теперь это дело касается чести вашей семьи. Вывод здесь может быть только один. В вашей семье Бехтерев близко общался только с княжной Марией Владимировной и вами. Я не думаю, что ваша достопочтенная супруга, княгиня Вышатова, стала объектом сбора каких-то компрометирующих сведений со стороны господина Бехтерева, это маловероятно. Если бы Бехтерев сказал, что знает о каких-либо ваших проступках, или обвинил бы вас, то вы не сказали бы в ответ, что этого не может быть. Человек не говорит: «Этого не может быть», если его обвиняют в каком-то преступлении или проступке. Он говорит, вы врёте, вы говорите неправду и так далее. Вы же громко, так, что было слышно даже через дверь, воскликнули «не может быть». Ясно, что речь шла о ком-то другом, не о вас. Поэтому я считаю, что Бехтерев рассказал вам о каком-то соучастии госпожи Вышатовой и показал документ, — скорее всего, это было письмо, подтверждающий его слова. Вот эти-то его действия вы и назвали в разговоре с господином Важиным враньём и шантажом. И я понимаю, почему.

С этими словами Кромов достал из внутреннего кармана пиджака газеты, которые он купил на улице, и бросил их на стол. Князь посмотрел на газеты, потом перевёл взгляд на меня.

Оставшись в коридоре, я некоторое время пытался понять, что так привлекает моё внимание в фотографии, но ответ не приходил в голову, и через пять минут думать об этом стало невыносимо. Я переключил свои мысли на другое. Если Кромову не удастся ничего добиться от поручика, нам придётся подступиться к делу с другого конца. Но с какого? Что ещё можно предпринять? Мысль найти Брюсова и поговорить с ним была мною отвергнута. За сегодняшний день он уже безмерно надоел мне своим высокомерием, и слушать его очередные выступления о правилах приличия и этикета мне совершенно не хотелось. Что можно сделать ещё? Я осмотрелся. Бехтерев убежал из залы именно по этому коридору. Дверь в залу была метрах в десяти от меня. Так. Он вбежал в коридор из залы и, как сказала Дарья, чуть не сбив её с ног, бросился дальше. Дарья! Я совсем забыл про неё. Вот с ней-то как раз имеет смысл поговорить. Она последняя, кто видела алмаз в руках у Бехтерева, она может рассказать, как далеко тот пробежал по коридору прежде, чем она вошла в залу. Надо спросить и про окно, которое мы нашли открытым. Успел ли Бехтерев добежать до этого окна до того, как она ушла из коридора или нет? В общем, Дарья могла ответить на множество вопросов и прояснить ситуацию. Странно, что никто из нас до сих пор не догадался её расспросить. Я двинулся на поиски и нашёл Дарью на кухне, где она занималась мытьём посуды.

— Добрый вечер, господин Важин! — произнесла она, когда я вошёл.

— Здравствуйте, Дарья. Хотя мы сегодня уже и виделись, но кажется, что с того момента пролетели целые сутки.

— Ох, и не говорите, сударь. Столько событий, прямо голова идёт кругом. Эта чудовищная кража, беготня по дому, кошмар!

— У меня к вам есть несколько вопросов.

Мы вошли в комнату. В углу на стуле сидел Захар, строго выполняющий приказ своего хозяина. Поручик сидел на небольшом диване у стены перед низким столиком, на котором лежали купленные Кромовым газеты. С того часа, когда я его видел, Бехтерев сильно изменился. Ещё три часа назад он был полным сил и ярости человеком, который с презрением и ненавистью смотрел на окружающих, сейчас же он был совершенно разбит. Он сидел, согнув спину, лоб был покрыт каплями пота, и, казалось, не мог отвести взгляд от фотографии в газете на столе перед ним. Мы взяли стулья и сели рядом.

— Ну как? — спросил Кромов, — вы подумали?

Бехтерев поднял на нас глаза. При взгляде на меня он сощурился, будто пытаясь что-то вспомнить.

— А, Важин, — голос у поручика заметно ослаб, — мы, кажется, сегодня с вами уже виделись?

— Да, виделись. Но разговор у нас не получился.

Мы посмотрели на Бехтерева. Он опустился на один из стульев, поскольку стоять в данный момент, видимо, было свыше его сил и тихо проговорил:

— Теперь я начинаю понимать, к чему все это было нужно.

— Хорошо, что начинаете понимать, господин Бехтерев, — сказал Кромов, — правда, лучше бы вам было понять это пораньше. Вы сюда положили алмаз?

— Да.

— Все эти вещи уже были в тайнике, когда вы его открыли?