Меня ждёт Энни

Акимов Михаил Вячеславович

1

Моё имя — Сэмюэль У. Каховски; возраст — 32 года, неженат, профессия — свободный художник. Последнее означает, что средства к пропитанию я добываю всеми возможными способами, не вступая при этом в серьёзный конфликт с законом… Нет, я даже напишу так: с Законом — чтобы подчеркнуть, как я его уважаю. Подтверждением этому служит тот факт, что за 12 лет, прошедшие со дня окончания колледжа, у меня было всего три судимости с абсолютно смешными сроками заключения: два раза по полтора года и один раз — восемь месяцев. Статья во всех случаях одна и та же: «Мошенничество». Мошенник — так наше «правосудие» называет человека, который пытается излечить другого человека от глупости и жадности. А на последнем процессе прокурор назвал меня любителем лёгкой наживы. Это меня-то! Пусть бы сам попробовал проделать всё, что проделываю я, добывая хлеб насущный, тогда бы увидел, насколько это легко.

Да даже если и так — что в этом криминального? Любому человеку свойственно желать заработать как можно больше денег, затратив на это как можно меньше усилий. Получается, меня осудили за то, что я — человек?… Вас смущает мой тезис? Хорошо, поместите в газете два объявления: «Смертельно больной одинокий миллиардер срочно ищет друга, которому хочет завещать всё своё состояние» и «Для работы в каменоломне требуются физически крепкие, привыкшие к лишениям люди. Кувалдами обеспечим». Думаю, вы и сами знаете, по которому объявлению телефон будет звонить не переставая, а по которому — даже не звякнет.

Впрочем, чтобы быть абсолютно честным, признаюсь: второго объявления я не помещал ни разу, тем не менее, в результате уверен.

Вы, наверное, думаете, что я стараюсь как-то себя обелить? Вот, мол, занимается обманом людей, а хочет себя выставить этаким моралистом, врачующим людские пороки. Ладно, приведу конкретный пример. Допустим, сидит человек за столиком в кафе, пьёт пиво. Подходит к нему другой человек, вежливо спрашивает разрешения присесть за его столик, садится, тоже заказывает пиво и пьёт. Потом они говорят о погоде, потом о всякой ерунде и, наконец, второй доверительно сообщает первому, что он — министр финансов одной банановой республики. Приехал в Штаты заключить крупную сделку, привёз с собой 20 миллионов долларов и понял, что не хочется ему заключать сделку и возвращаться домой, а хочется со всеми этими деньгами остаться в Штатах. Так вот, если бы нашлась какая-то добрая душа, которая позволила бы ему перевести эти деньги на свой счёт — всего на пару дней, пока он не сделает себе серьёзное прикрытие — он, в благодарность за это, легко отдал бы этому человеку три миллиона из двадцати.

Сначала у первого срабатывает глупость: он сообщает, что именно он и есть та добрая душа, так необходимая министру финансов, и охотно предоставляет свой счёт. Они идут в банк, добрая душа пишет на бланке номер своего счёта, ставит свою подпись и убегает курить, потому что ему нужно обдумать одну мысль, которую подсказывает жадность. Путём несложных математических вычислений он приходит к выводу, что двадцать — больше, чем три. Обдумав свои дальнейшие действия по прикарманиванию всей суммы, он возвращается и видит, что министр ушёл. Он проверяет свой счёт и с изумлением обнаруживает, что там нет не только двадцати банановых миллионов, но и тех сорока тысяч, которые до этого были.

1.1

Необходимо было на что-то решаться. Двадцать семь долларов с мелочью — вот весь капитал, которым я располагал. Не знаю, на что мы жили раньше; возможно, это были остатки накоплений Старика. Не буду рисовать себя ангелочком с крылышками: на следующий же день после его смерти была у меня мысль заложить дом и на эти деньги уехать в какой-нибудь город, где ещё не появлялся министр банановых финансов — ничего другого по-прежнему в голову не приходило. Но… не смог. В Контур я не верил, но всё равно не мог. Я, тыщу раз обманывавший самых разных людей, Старика обманывать не хотел. Наверное, потому, что не было в нём ни жадности, ни глупости.

На третий день, озверев от безделья, безденежья и неопределённости, я полез в подвал. Контур я и до этого видел, но тогда он ничем меня не заинтересовал. Сейчас — другое дело: передо мной был агрегат, которому человек, его изготовивший, приписывал, если так можно выразиться, совершенно невозможные возможности.

Взглянув на Контур, я ошеломлённо присвистнул. Сразу было видно, что делал его старый немощный больной человек: все узлы были смонтированы в деревянном шкафу, и роль гетинакса выполняла обычная фанера. Чуть приличнее выглядел пульт, изготовленный на базе звукорежиссёрского EwSE-120 — такой был у нас в колледже для озвучки дискотек. Слева и справа от пульта стояли абсолютно одинаковые электронные часы из серии тех, на которых отражена полная временная информация: число, месяц, год и время с часами, минутами и секундами. На левых маркером было написано «Время убытия», на правых — «Время прибытия». От часов к пульту отходили провода.

Я в задумчивости включил пульт, и тут же на левых часах высветилось текущее время и дата, а на правых — сплошные нули. Это становилось интересным. По крайней мере, что-то работает. Я сел в кресло, взял, было, в руки тетрадь, но тут же отложил в сторону: всё и так было ясно. В пульт была вмонтирована клавиатура, я нажал цифру 1, и она тут же появилась на правых часах. Я нажал «Reset», закурил и задумался.

Очень, конечно, хотелось поверить. И очень хотелось прямо сейчас попробовать. Удерживало только одно: я боялся. Боялся, что всё это — полная ерунда, и тогда окажется, что Старик — обманщик, потому что сумасшедшим-то он точно не был. За последние два дня я стал относиться к нему с уважением и очень не хотел в нём разочаровываться.