В «Повести о Платоне» Акройд предлагает нам перенестись в будущее — в 3700 год нашей эры. Однако он остается верен прежним своим темам. Это связь между прошлым, настоящим и будущим. Это поиски человеком своего скрытого «я». И наконец, это Лондон, древний и молодой город, ставший полноправным героем многих книг писателя.
Лекции и высказывания Платона о делах минувших эпох
1
Искромет.
Постой, Сидония, постой!
Сидония.
Постою охотно.
Искромет.
Только что видел тебя на рыночной площади. Ты стояла у городской стены, и я заключил, что ты слушаешь выступление Платона.
Сидония.
Верно во всех отношениях, Искромет. Но я и тебя ожидала там увидеть, ведь ты всегда раньше участвовал в празднествах Гога
[1]
.
Искромет.
Я уже был готов пересечь Флит
[2]
и присоединиться к вам; но меня остановил Мадригал.
2
Я поведу речь о романисте Чарльзе Диккенсе, чьи годы жизни заключены в промежутке между семнадцатым и двадцатым столетиями нашей земли. Названия его трудов нам известны, однако из текстов до нас дошел лишь один, да и то, увы, не полностью. Семь страниц вырвано, имя автора по неведомым мне причинам частично стерто. Большая часть повествования, однако, сохранилась, что дает нам единственную в своем роде возможность исследовать свойства человеческого воображения, каким оно было в эпоху Крота. Роман называется «Происхождение видов путем естественного отбора». После заглавия стоит имя автора — Чарльз Д… Остальная часть имени соскоблена неким грубым орудием, и здесь же пишущим веществом, составленным на основе красителя, выведено слово «пакость». Наверняка это дело рук читателя, которому роман не понравился. Возможно, вещь оказалась слишком мелодраматической — или, что то же самое, слишком романтической — для его утонченного вкуса. Несмотря на это повреждение, у нас нет причин сомневаться, что роман сочинен автором книг «Большие надежды» и «Тяжелые времена».
Повествование открывается словами героя: «Будучи натуралистом и путешествуя в этом качестве на корабле „Бигль“, я был поражен некоторыми фактами…» За этим вступлением следует чрезвычайно интересный рассказ. Наблюдая за пчелами, голубями и разнообразными иными живыми существами вокруг, герой творит в собственном воображении целый мир — мир такой сложности, что в конце концов сам рассказчик начинает верить в его реальность. Это напоминает другой дошедший до нас роман — «Дон Кихот», главный герой которого столь же безумен. Донкихотствующий рассказчик «Происхождения видов» болезненно одержим такими понятиями, как «борьба», «соперничество» и «гибель в результате естественного отбора», что делает его и отталкивающим, и смешным. Его рассуждения претендуют на точность и беспристрастность, однако вдруг он заявляет: «Я располагаю длинным перечнем подобных случаев, но здесь, как и выше, я, к великому сожалению, не имею возможности его привести». За этим исполненным великолепного комизма замечанием следует другое, столь же непреднамеренно юмористическое. «Бесполезно, — констатирует герой, — убеждать кого-либо в истинности этого утверждения, не приводя всего обширного массива собранных мною фактов, а этого я здесь сделать не в состоянии». Перед нами персонаж, которому, будь он реальным лицом, никто бы не поверил!
Теперь нам становится ясно все хитроумие замысла Чарльза Диккенса. Выдумав этого нелепого «натуралиста», путешествующего на судне «Бигль», чье экстравагантное название совпадает с названием породы собак
Воистину это мрачный мир, которым правят тяжкая необходимость труда и жажда власти. Даже пчелы «стремятся… беречь время»; в другом месте рассказчик хвалит «более эффективные мастерские севера». Сама природа представлена здесь бережливой и даже скаредной, одержимой постоянным желанием «экономить»! Однако в промежуточной главе романа рассказчик перестает быть просто комическим персонажем и выказывает весьма зловещие черты. Он заявляет о необходимости «гибели многих и многих» и без малейшей иронии провозглашает: «Пусть выживают сильнейшие, пусть умирают слабейшие». В одном примечательном месте романа он упивается зрелищем жестокого смертоубийства. «Нас должна восхищать, — говорит он нам, — свирепая инстинктивная ненависть пчелиной матки, мгновенно побуждающая ее уничтожать юных пчел — своих дочек». Отдельные его выражения — такие, как «смерть дочек», «дочки умерли юными и прекрасными», — возможно, отсылают к некоей поэтической или драматической традиции, ныне для нас недоступной. Но, как бы то ни было, его собственный интерес к жестокой бойне проступает достаточно явственно.
Побоище и резня фактически легли в основу сотворенного им фантастического мира. Он вообразил себе всю жизнь на земле произошедшей от одного «общего прародителя», или от одной «первоначальной формы»; потомство этого «прототипа» впоследствии развилось в многообразие видов животных и растений, постоянно борющихся между собой, чтобы «двигаться к совершенству». Он называет это «эволюцией». Не смейтесь, прошу вас! Ведь он всего-навсего герой романа. Ладно уж, смейтесь, если хотите. Но помните при этом, что книга Чарльза Диккенса — это сатира на слепые предрассудки той эпохи. Помните также, что никто из людей, живших в ту темную пору, не знал и не мог знать, что все стороны мироздания меняются мгновенно и что новые формы органической жизни появляются в тот момент, когда их рождения требует земля. Например, только в эпоху Чаромудрия люди поняли, что окаменелости, обнаруживаемые в горных породах или в мерзлоте, возникли как пародии на соответствующие им органические формы. Тогда же было осознано, что каждый участок земли спонтанно творит свои собственные существа.
3
Мадригал.
Тебе понравилось выступление?
Орнат.
Очень-очень. Даже ангелы, похоже, заинтересовались — особенно когда Платон стал распространяться об этой теории… забыл… как она называется?
Мадригал.
Конволюции?
Орнат.
Именно. Конволюционная. Я всласть посмеялся.
Мадригал.
Не ты один. Почему, интересно, наши предки так смешно заблуждались? Ведь, я убежден, они искренне во все это верили.
4
Платон.
Откуда мне знать, что ты действительно моя душа?
Душа.
Откуда тебе знать, что это не так?
Платон.
Да, меня, конечно, учили, что души существуют, но доныне ты мне не показывалась.
Душа.
Согласна, что это необычно, но иной раз такое случалось. Между прочим, могу доказать, что я — твоя душа. Вот, гляди.
Платон.
Моя мать. Неужели? Можно дотронуться?..
5
Антибиотик:
смертоносный луч в эпоху Крота.
Бежать впереди прогресса:
обычное для эпохи Крота состояние, связанное с чаянием быстрейшей смерти. Иначе оно называется Танец смерти. Страх смерти в ту пору был частью более обширного страха перед жизнью.
Биограф (от «био» + «графия»):
тот, кто читает письмена жизни. Предсказатель будущего, хиромант.
БМВ:
иератический знак, обнаруженный на нескольких изделиях из металла. Считается связанным с ритуалами, посвященными богу механики и вычислений. См.
Бог.
Бог:
в эпоху Апостолов — верховный правитель вселенной; в эпоху Крота — покровитель техники и науки (см. также
Бог из машины
); в эпоху Чаромудрия — принцип жизни, выходящей за свои собственные пределы.
