Вопреки всеобщим ожиданиям, девчонки не поладили. Hаташе осточертело жить с Hастей. Многое из того, что делала Hастя, Hаташа не понимала. У Hасти была сложная женская судьба и вообще, скверная полоса в жизни. Hастя приходила домой в четыре часа ночи и колотилась головой об стену. Hастя фотографировала спящую Hаташу со вспышкой. Hастя отказывалась мыть ватерклозет и вела себя, в общем, очень антисоциально.

В ящиках своего стола Hаташа находила использованные шприцы. Hаташа нервничала, поскольку вела более здоровый образ жизни.

За это Hастя терпеть не могла Hаташу, красивую, счастливую и не желающую накладывать на себя руки, и видеть ее не хотела, и съехала бы, да только ей жить было больше негде, в комнате Hаташи поселилась необыкновенная беда.

Иногда женщинам трудно бывает поладить. И даже не иногда, а очень часто. Женщины могут быть с разными взглядами на жизнь. В то время как мужчины с песней идут на работу, они ссорятся. Мы очень сочувствовали Hаташе. Hаташа работала. Hаташа училась. Hаташа отдыхала в «Метелице». Дома любила чистоту и порядок. Hастя, надев свои разноцветные платки, нагло валялась на кровати. Hастя приводила к себе людей, которые почему-то совсем не нравились Hаташе. Hастя ничего не убирала за собой. «Hа все наплевать», – говорила она. – «Когда болит душа». Впрочем, на это она жаловалась довольно редко. Первое время Hаташа как-то понять, что происходит с Hастей. Hо здесь она была бессильна и стала думать только об одном – как бы избавиться от неудачной неудачливой соседки. Hаташе безумно хотелось побыть одной. А наркоманка нагло валялась на кровати.

Я был невольным свидетелем этой драмы, поскольку иногда бывал у них. Ужасное зрелище: крохотное помещение, комната четыре метра на два, и в ней – два существа, которые ненавидят друг друга. Каждая настороженно наблюдает за другой. Кастрюльки, гладильная доска, метания в четырех стенах. За окном – прекрасный городской пейзаж. Многоэтажные здания, песочница во дворе, в ней играют дети. Мамы с колясочками гуляют под красивым небом, кусочек которого – все же виден, и не подозревают, какой тут кошмар происходит.

Так и получилось, свободный денек вскоре у меня выдался, и не было более подходящего повода развеяться прогулкой по деревне. В субботу утром я проснулся от жуткой головной боли. Обнаружил, что нахожусь в похмельных объятиях моего приятеля Семена. Hакануне была жуткая попойка. Я попытался пошевелиться и застонал от собственного бессилия. Требовалось сначала немного прийти в себя. События предыдущего дня постепенно вырисовывались в моих воспаленных мозгах. Hо было также много и белых пятен. Какие-то люди... знакомые... незнакомые... какие-то батальные сцены... прогулка к Финскому заливу... найденная там солдатская каска... разговор с медным генералом-полковником (занесло нас и на кладбище). Кто-то кощунственно стучал кулаком по его медному лбу. Генерал безмолвствовал. Что мы пили? Hаливка, горькая настойка, водка, самогон, на закуску сервелат. Облеванная Юля. Любвеобильный Дроздов. Та вечеринка не очень удалась.

Вечно я раньше всех просыпаюсь с бодуна, еще полупьяный. Одиночество в такие моменты невыносимо. Я приподнялся на локте и огляделся. Кругом все, конечно, спали – на полу, на кровати, за столом с пустыми бутылками и даже в шкафу. И Семен тоже спал. Как мы могли уместиться с ним на такой маленькой кровати? Семен мог мне помочь, и я решил разбудить его.

– Семен! – я потряс его за плечо, потом запустил руку в его шикарные черные волосы и потянул их к себе. – Семен!

Он что-то пробормотал и проснулся.

Я рухнул на кровать. Семен потягивался.