Тебе этого не понять

Андерсен Лайф Эспер

Герой повести, Пелле, впадая то в гнев, то в отчаянье, рассказывает своему приятелю о том, что повлекло за собой увольнение его отца с работы.

Глава 1

«А тебе-то какое дело! Ну да, развелись — или временно разошлись, разьехались, или как уж это у них называется. И что из того? Да таких сейчас сколько угодно!»

Мы сидели на заборе и мусолили сигареты. Называется, нашли местечко, где посидеть, — глупее не придумаешь: доски в зад впиваются, неудобно, больно, но раз уж взобрались, не слезать же. Так и остались сидеть, ни один не хотел первым спрыгнуть.

Сидел я с Петером, и вообще-то я зря так резко ему ответил, я вовсе этого не хотел, потому что Петер — вполне ничего парень. Он единственный, с кем я здесь подружился, когда мы сюда переехали; это было с месяц тому назад. И он умеет держать язык за зубами, не растреплет, если рассказать ему что-нибудь такое, о чем не обязательно гудеть на весь квартал через мощный усилитель со стерео-колонками и прочими дорогостоящими штучками-дрючками.

Но все равно, есть вещи, о которых трудно говорить. Как вот, например, эта история с моими предками. Я же все равно их обоих люблю, хоть они и ведут себя иногда как самые настоящие болваны. Надо же, что они тогда с этим пианино устроили. Это когда они разводились — или разъезжались, или как уж это называется — и надо было поделить наше домашнее имущество. Ну, они в темпе все утрясли, осталось одно пианино, и тут у них обоих шарики за ролики заскочили. То есть полнейшее было идиотство. Нет, в самом деле, ведь ни один из них понятия не имеет, с какой стороны за это пианино садиться надо, если хочешь на нем поиграть, оно нам в наследство досталось от одной занудной старой тетушки, которую я ни разу в глаза не видел, а они ухитрились перепалку завести из-за этого хлама. Сколько я его помню, оно всегда стояло просто для мебели в большой комнате и глазело на нас, пока мы сидели, ели или смотрели телевизор, и во всем доме была единственная нотная тетрадка, которая лежала на нем, раскрытая на какой-то песенке. И все-таки они ухитрились завести из-за него такую перепалку. Нет, я никогда не научусь понимать этих взрослых!

Да, так вот, значит, мы сидели на заборе, я и Петер. И, как я уже сказал, Петер вполне ничего парень. Не какой-нибудь звонарь и не продаст товарища, если случайно выболтаешь ему такое, о чем лучше помалкивать. И очень может быть, что… Нет, наверно, мне надо сначала рассказать немножко о себе самом.

Глава 2

«Началось это все однажды, когда родитель пришел с работы. Я после школы гулял с ребятами и как раз только-только вернулся домой, плюхнулся с журнальчиком на диван и жду не дождусь, когда дадут чего-нибудь поесть.

В доме у нас разило жареным луком, потому что мама затеяла в тот день домашние котлеты, а лучку она к ним никогда не жалеет, и в животе у меня бурчало и урчало, а рот был полон слюней. Я как луковый запах почую, сразу с голоду начинаю помирать.

И тут как раз родитель приходит с работы. Сперва я подумал, это Курт явился, ну, знаешь, мой младший братишка, потому что отец — он обычно насвистывал, когда приходил домой. Свистит он вообще-то ни к черту, но зато громко, и хотя слушать его — удовольствие ниже среднего, а я все равно любил его свист. Боюсь, правда, что понял я это только тогда, когда он уже перестал свистеть. Ну так вот, а в тот день он не насвистывал, и поэтому я подумал, что пришел Курт. Но потом я услышал, как он топает по полу в прихожей, и понял, что это отец. Он у меня строитель, каменщик, и ходил всегда в башмаках на толстой деревянной подошве, а жили мы тогда в таком, знаешь, домике современной постройки, где все сквозь стенки слышно, так что перепутать было трудно.

Обычно бывало так, что он войдет, крикнет: «Здорово, это я!» — и прямиком в ванную, грязь отмывать, а тут он и мыться не пошел. Прошлепал к матушке на кухню, и я слышал, как они там о чем-то говорили. Ну что ж, я читаю дальше этот американский комикс про Человека — Летучую Мышь или какой мне тогда под руку подвернулся.

Немного погодя приходит Курт, ныряет в кресло и говорит: