Имя его — просто набор радиоимпульсов. В акустике оно — нечто совершенно неблагозвучное. Но, поскольку любое разумное существо, осознающее себя таковым, мнит себя же центром собственной системы координат, давайте условимся называть его Ноль.

Запасы энергии в пещере кончились, и весь этот день он провел на охоте. Самое дорогое для него существо во Вселенной (мы будем называть ее Единицей) — не возражала, впрочем, она тоже чувствовала, как неуклонно падает потенциал. По соседству с пещерой было полным полно растительных аккумуляторов, но сейчас, в период сотворения, Единице требовалось что-нибудь покалорийнее. Движущиеся несли в себе гораздо больший запас энергии — понятно почему: они были сложнее организованы. Кроме того, кое-какие фрагменты их тел неплохо подходили для Единицы, которая отнюдь не возражала слегка подправить свои формы. И Ноль, хотя у него и потребности и функциональные возможности были гораздо ниже, давно уже задумывался о том, чтобы найти более надежный источник пропитания, нежели аккумуляторы.

В общем, сейчас оба они нуждались в добавке к обычному скудному рациону.

В последнее время Движущиеся научились избегать окрестностей пещеры. Сто лет потребовалось, чтобы до них, наконец, дошло, что лучше к ней не приближаться, это может плохо кончиться. Нужно идти, подумал Ноль, ничего не поделаешь, хотя ужасно не хочется оставлять Единицу одну. Движения его замедлялись, стоило ему вспомнить о трудностях дальнего похода, о крутизне скал и опасностях, поджидающих за порогом. Но он очень надеялся, что в нескольких днях пути от дома обязательно повстречает крупных Движущихся…

С помощью Единицы Ноль взвалил на плечи походный контейнер, взял оружие и вышел из пещеры.

С едва ощутимым толчком катер отвалил от звездолета. И сразу наступила тишина. Там, на борту корабля постоянно ворчали, щелкали и шелестели всевозможные механизмы — они давали свет, тепло, свежий воздух, делали расчеты, — но здесь тишина была мертвая, первозданная.

Хью Даркингтон молча смотрел в иллюминатор. Огромная туша корабля, заслонявшая обзор, постепенно растаяла, беспроглядный мрак усеяли колючие точки звезд. Все они казались одинаковыми, хотя, вероятно, если смотреть на небо с Земли, то звезды легко можно будет сгруппировать в созвездия. Даркингтон слишком долго путешествовал в космосе и видел слишком много звезд, при этом никогда не забывая, что на самом деле их еще больше, и вместе они образуют один гигантский Хаос. Однажды, когда Хью зашел на ходовой мостик, капитан Торшоу показал ему, что Млечный Путь имеет теперь совсем иные очертания, чем прежде; за последние три миллиарда лет один изгиб размылся, появились новые скопления… Но для Даркингтона эти слова и понятия значили мало. Он был биологом и никогда всерьез не интересовался астрономией. А теперь, после всего, что они пережили, после потерь и одиночества он не мог вообразить ничего более бес мысленного, чем установление точной конфигурации Млечного Пути.

Катер снижался по крутой спирали; Земля заполнила собой все поле зрения, скрыв далекий серпик Луны. За многие и долгие века, минувшие с тех пор, как «Странник» покинул родную планету, Луна успела довольно далеко отойти от Земли, превратившись в небольшое тусклое пятнышко; впрочем, она находилась все-таки ближе, чем предсказывали ученые. Удаление Луны они объясняли изменением рельефа самой Земли и, следовательно, ослаблением ее гравитационного поля. Например, исчез Берингов пролив, исчезли другие, памятные по прошлой жизни, места. А Луна… Обследовав ее поверхность в корабельный телескоп, капитан Торшоу, который раньше не раз бывал на Луне, сказал, что и там многое изменилось — возникли новые горы, моря, кратеры, следы вулканической эрозии. Но в основном Луна оставалась обычной Луной, такой же мертвой, какую он помнил, и было в высшей степени странно это осознавать, зная, как изменилась Земля…

…И даже Солнце. Если смотреть на него сквозь защитные бленды — все вроде, как прежде, полыхает, как ни в чем ни бывало. Но интенсивность термоядерных процессов за три миллиарда лет заметно усилилась, и — естественный тому результат — Солнце нагрелось и раздулось; Земля же, миллионы лет замедляясь в межпланетном газе и пыли, приблизилась к светилу — ненамного, но для жизни на планете это означало смертный приговор. Впрочем, подобные изменения заметны, только если рассматривать их в космическом масштабе.

Даркингтон тяжело вздохнул и сжал кулаки так, что побелели костяшки пальцев. Он был худощав, с резкими чертами длинного лица; в волосах, не по возрасту рано, серебрилась седина. Он помнил прекрасные годы, проведенные в стенах Оксфорда, радость первых маленьких открытий за микроскопом, борьбу с ветром и волнами на маленькой яхте у мыса Нантакет, брызги волн, крики чаек, гудки кораблей, мужскую дружбу, скрепленную шахматной доской или звоном бокалов, лесные туманы и багрянец «бабьего лета»… Сейчас всего этого уже не существовало.