Совершена война, для свободы народов и царей подъятая. Победа, сопровождая знамена наши, водрузила их в стенах Парижа. При самых врата его ударил гром ваш. Побежденный неприятель протягивает руку к примирению! Нет мщения!

Нет вражды! Вы даровали ему мир, залог мира во вселенной! Храбрые воины, вам, первым виновникам успеха, принадлежит слава мира!.. Вы снискали право на благодарность Отечества – именем Отечества ее объявляю.

Так гласил приказ, отданный Императором Александром Павловичем своей победоносной армии в завоеванном Париже, в Духов день 1814 года. Он возвещал окончание славного пути с Оки на Сену – пути, где вехами служили Тарутино и Красный, Кацбах и Лейпциг, Ла Ротьер и Фер Шампенуаз.

Войска оставались недолго в неприятельской столице, столь восторженно их встретившей. Желая привлечь к себе сердца недавних врагов. Император Александр уже в мае повелел начать эвакуацию Парижского района: отвод войск в восточные французские провинции и на Рейн (1-я Гвардейская дивизия была перевезена из Шербурга

[1]

в Петербург морем). Государь всячески щадил самолюбие побежденных, но при этом, увы, слишком часто приносил в жертву ему самолюбие своих войск. Благодаря этому победители не раз себя чувствовали в Париже как бы побежденными – и пребывание их в столице Франции мало у кого из них оставило приятные воспоминания. В июне Александр I отбыл в Россию, а осенью отправился в Вену, где заседала мирная конференция – тот Венский конгресс, что на целое столетие предопределил судьбу Европы.

В характере Государя по окончании заграничного похода стала наблюдаться разительная перемена. Прежняя застенчивость и нерешительность сменились твердостью и резкостью, усилилась подозрительность и недоверие к окружающим. Ему нужны были уже не советники, а лишь слепые исполнители. Мистицизм (всегда бывший у него сильно развитым) окончательно завладел им. Он пришел к заключению, что Промысел Божий предначертал ему осуществить на земле братство народов посредством братства их монархов – некую всемирную теократическую монархию, монархический интернационал. Религиозность Государя носила в те времена характер интерконфессиональный. Он мечтал о едином народе христианском, думал реформировать христианство, переделывал Библию. Идеи эти привели к заключению Священного союза

Проектами военных поселений у нас стали заниматься еще в период, предшествовавший Отечественной войне. Император Александр заинтересовался примером прусского ландвера Шарнгорста, где солдат благодаря строго проведенной территориальной системе не отрывался от места родины, оставался связанный с бытом и дешево обходился казне. Эту немецкую идею решено было осуществить в русских (вдобавок гатчинских) условиях, и в 1809 году в Климовицком уезде Могилевской губернии был поселен Елецкий мушкетерский полк. Крестьяне деревень, отведенных для поселения, были высланы из насиженных мест в Новороссию (большинство их погибло в дороге). Начавшаяся в скором времени война с Францией помешала продолжению этого опыта.

По окончании войны мысль о военных поселениях всецело завладела Государем. Он видел в этом главное дело своего царствования, верное средство увеличить в несколько раз силу армии благодаря приросту осолдаченного населения при сокращении в то же время расходов на содержание вооруженной силы. Возможность для солдата оставаться хлебопашцем, заниматься привычными полевыми работами и жить с семьей должна была, по мнению Александра I, совершенно смягчить тяжесть 25-летней суровой солдатской службы, улучшить быт солдата и обеспечить его существование по окончании службы.

В 1815 году возвратившийся из заграничного похода Елецкий полк был водворен на места своих поселений, и было решено приступить к организации таковых в большом масштабе в Новгородской губернии. Против этого мероприятия энергично возражали старшие военачальники во главе с Барклаем де Толли, Дибичем и Аракчеевым, видевшие, что это повлечет за собой расстройство и ослабление боеспособности войск. Аракчеев на коленях умолял Александра не заводить поселений: Государь, Вы образуете стрельцов! Однако все представления их по этому поводу остались тщетными. Александр I был непреклонен и категорически заявил, что поселения будут устроены, хотя бы пришлось уложить трупами дорогу от Петербурга до Чудова.

Устройство поселения решено начать с Высоцкой волости, населенной раскольниками, – осенью 1816 года туда был двинут гренадерский графа Аракчеева (Ростовский) полк. Указ о военных поселениях состоялся 9 июля 1817 года. Опыт могилевских поселений Елецкого полка был использован, и коренное население положено не выселять, а оставить на местах, влить в войска, военизировать. В черте военных поселений не было оставлено ни одного частного имения – все помещичьи усадьбы подверглись принудительному отчуждению.

Главным начальником всех военных поселений империи был назначен граф Аракчеев, взявший на себя тяжелый крест и с усердием, как всегда, принявшийся за осуществление высочайшей воли. Поместье Аракчеева – Грузино сделано центром поселений Новгородской губернии, куда был двинут Гренадерский корпус в составе 3 дивизий (18 пехотных полков и 3 артиллерийские бригады).

Мысль о Священном союзе зародилась у Александра I, с одной стороны, под влиянием идеи стать миротворцем Европы путем создания такого союза, который исключал бы в будущем всякую возможность военных столкновений, а с другой стороны – под влиянием мистицизма, всецело им овладевшего. Последнее обстоятельство объясняет странную, совершенно невиданную в истории дипломатии редакцию этого акта, подписанного в Париже 14 сентября 1815 года тремя императорами – во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы обязавшимися почитать себя как бы единоземцами и во всяком случае и во всяком месте подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь.

Вот текст этого договора:

Во имя Пресвятой и Нераздельной Троицы Их Величества Император Всероссийский, Император Австрийский и Король Прусский, высочайше внутренне убежденные в том, сколь необходимо взаимные отношения подчинить высоким истинам, внутренним законам Бога Спасителя, объявляют торжественно, что предметом настоящих актов есть открытая перед лицом вселенной их непоколебимая решимость руководиться заповедями сей священной веры, заповедями любви, правды и мира. На сем основываясь:

I. Соответствуя словам Священного Писания, повелевающим всем людям быть братьями, договаривающиеся монархи пребывают соединенными узами действительного и неразрывного братства и, почитая себя как бы единоземцами, они во всяком случае и во всяком месте станут подавать друг другу пособие, подкрепление и помощь; в отношении же их подданных и войск своих, как отцы семейств будут управлять ими в том же духе братства.

П. Единое преобладание правителей да будет: приносить друг другу услуги, оказывать взаимно доброту и любовь, почитать всем себя как бы главами единого народа христианского, поелику союзные государи почитают себя аки поставленными от Провидения для управления единого семейства отраслями, исповедуя таким образом, что Самодержец народов христианских не иной подлинный есть, как Тот, Кому собственно принадлежит держава, поелику в Нем Едином обретаются сокровища любви, ведения и премудрости бесконечные.

Император Николай Павлович был солдат в полном значении этого слова. До 20-летнего возраста он не предназначался к царствованию и получил чисто военное, строевое, воспитание. Военное дело было любимым его делом, его призванием. Любил он его не как дилетант, а как знаток. Армию же считал своей семьей. Здесь нет никакого фразерства, никакой лжи, которую видишь всюду, часто говорил он. – Оттого мне так хорошо между этими людьми и оттого у меня военное звание всегда будет в почете. Особенную привязанность Государь питал к инженерным войскам

[34]

. Саперы платили Государю тем же и сохранили культ его памяти. Долгое время после его смерти уже в 70-х годах офицеры инженерных войск продолжали носить короткие усы и бачки. Особенным расположением Николая I пользовался Лейб-Гвардейский саперный батальон, первый поспешивший к нему 14 декабря. Вручая этому батальону в 1828 году под стенами Варны георгиевское знамя. Государь прослезился. Любя солдата, он в бытность свою великим князем и командиром Измайловского полка стремился не выказывать этого чувства (Александр I не терпел популярных начальников), почему вначале и не был понят войсками, чем, как известно, воспользовались декабристы. Впоследствии, уже Царем, он в зимнюю стужу шел пешком за гробом простого рядового…

Все его царствование было расплатой за ошибки предыдущего. Тяжелое наследство принял молодой Император от своего брата. Гвардия была охвачена брожением, не замедлившим вылиться в открытый бунт. Поселенная армия глухо роптала. Общество резко осуждало существовавшие порядки. Крестьянство волновалось. Бумажный рубль стоил 25 копеек серебром…

При таких условиях разразилось восстание декабристов. Оно имело самые печальные для России последствия и оказало на политику Николая I то же влияние, что оказала пугачевщина на политику Екатерины и что окажет впоследствии выстрел Каракозова на политику Александра II. Трудно сказать, что произошло бы с Россией в случае удачи этого восстания. Обезглавленная, она бы погрузилась в хаос, перед которым побледнели бы и ужасы пугачевщины. Вызвав бурю, заговорщики, конечно, уже не смогли бы совладать с нею. Волна двадцати пяти миллионов взбунтовавшихся рабов крепостных и миллиона вышедших из повиновения солдат смела бы всех и все, и декабристов 1825 года очень скоро постигла бы участь, уготованная февралистам 1917 года. Картечь на Сенатской площади отдалила от России эти ужасы почти на целое столетие.

Строго осуждая декабристов, игравших с огнем, мы должны, однако, все время иметь в виду те условия, что породили этот бунт. Среди декабристов попадались негодяи вроде изувера-доктринера Пестеля

В результате этого события гвардия переменила часть своего офицерского состава. Бунтовавшие войска (части полков Лейб-Гвардии Московского, Гренадерского и Гвардейского Экипажа) были отправлены на Кавказ в составе Сводного Гвардейского полка, искупить свою вину в войне с персами. В отношении Государя к московцам и гренадерам чувствовался холодок в его царствование, как и затем при Александре П. Лишь Горный Дубняк заставил исчезнуть навсегда воспоминание о Сенатской площади. На Юге брожение было, как мы уже знаем, особенно сильно среди командного состава 2-й армии (VI и VII корпуса) и в III корпусе 1-й армии, где взбунтовался Черниговский пехотный полк. Все эти войска вместе с гвардией в скором времени были посланы на Балканы и там окончательно реабилитировали себя в глазах Государя.

В первый год своего царствования Император Николай I совместно с Англией (Веллингтон) пытался примирить турок с греками, но безуспешно. С Портой, правда, была заключена в 1826 году Аккерманская конвенция, подтверждавшая условия Бухарестского мира 1812 года, до тех пор постоянно нарушавшиеся турками.

В 1827 году, после шести лет геройской неравной борьбы, Греция не могла уже более сопротивляться. Турки овладели Афинами и предавались неслыханным жестокостям, затопляя кровью всю страну. В конце июня правительства России, Англии и Франции, выработавшие совместную линию поведения в греческом вопросе, отправили Порте ультимативное требование: прекратить эти зверства и предоставить Греции автономию. Однако это требование, подобно многим предыдущим, было оставлено без ответа.

Соединенный турецко-египетский флот с азиатскими и африканскими войсками вошел в Наваринскую бухту и готовился нанести последний удар изнемогшей Греции. Адмиралы союзного флота (русская балтийская эскадра графа Гейдена

[43]

совместно с английской эскадрой адмирала Кодрингтона и французской – адмирала де Риньи) потребовали от турок немедленного прекращения военных действий. Однако ультиматум этот не был выполнен зазнавшимися варварами. Тогда союзные адмиралы атаковали неприятельский флот и совершенно его истребили в Наваринской битве

[44]

8 октября 1827 года. Русская эскадра – 4 корабля и 4 фрегата – составляла ядро союзного флота, в общем насчитывавшего 11 кораблей и 9 фрегатов. Турецкий флот состоял из 7 кораблей, 7 фрегатов и 26 корветов; из всего уцелел лишь один корабль. Большая часть турецких судов уничтожена русскими. Турок потоплено и взорвано свыше 7000. Русский урон: убито 2 офицера, 58 нижних чинов и ранено 18 офицеров и 121 нижний чин.

Наварин имел следствием взрыв русофобских чувств в Турции. Порта расторгнула Аккерманскую конвенцию, и султан Махмуд IV провозгласил священную войну против ненавистной России.

Император Николай предложил совместное участие в этой войне Англии и Франции. Не видя для себя материальных выгод от защиты турецких христиан, Англия предпочла остаться в стороне. Франция послала в Морею экспедиционный корпус маршала Мармона

Длившаяся полстолетия, стоившая громадных жертв и принесшая столько славы русскому оружию Кавказская война может быть разделена на три периода.

Первый период – с 1816 года по 1830 год – может быть назван по имени главного героя Ермоловским. Кратковременное командование Паскевича, целиком занятое защитой Кавказа от покушения внешних врагов – Персии и Турции, составляет одно целое с ермоловской эпохой и является как бы ее логическим продолжением.

Второй период – 30-е и 40-е годы – это кровавая и грозная пора мюридизма. Огненная проповедь Кази-муллы и Шамиля владеет сердцами и шашками Чечни и Дагестана.

Перелом в пользу русского оружия при Воронцове открывает собой третий период Кавказской войны. Штурм Гуниба и пленение Шамиля наносит мюридизму окончательный удар, и с 1859 года по 1865 год происходит замирение края.

По заключению Гюлистанского мира с Персией можно было заняться устройством новоприсоединенного Кавказского края. Задача эта, вначале казавшаяся просто трудной, оказалась, однако, поистине исполинской.

Кавказ бурлил. Волнения горских племен по-настоящему не прекращались со вступления туда русских войск при Лазареве

[90]

. Волновались Кахетия, Хевсурия и особенно осиное гнездо всего Кавказа – Чечня. Генерал Ртищев

[91]

, уже лишившийся незаменимого помощника – Котляревского

[92]

, предпринимал набеги на Чечню, обуздывая хищников, но Император Александр I не одобрял этих слишком решительных мер, требуя проявления к горцам дружелюбия и снисходительности. Петербург проявлял полное незнакомство с обстановкой, а горцы считали снисходительный образ действий за признак слабости русских и все более смелели.

В 1816 году расположенные на Кавказе войска были сведены в отдельный Кавказский корпус. Главнокомандующим же вместо генерала Ртищева был назначен Ермолов

[93]

. С прибытием героя Эйлау и Бородина в истории Кавказа началась ермоловская эпоха – бесспорно, самая блестящая ее страница.

Ознакомившись с обстановкой, Ермолов сразу же наметил план действий, которого затем придерживался неуклонно. Учитывая фанатизм горских племен, их необузданное своеволие и враждебное отношение к русским, а также особенности их психологии, новый главнокомандующий решил, что установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно. Надо было заставить горцев уважать русское имя, дать им почувствовать мощь России, заставить себя бояться. А этого можно было добиться лишь силой, ибо горцы привыкли считаться только с силой. Ермолов составил последовательный и систематический план наступательных действий. Не спуская горцам ни одного грабежа, не оставляя безнаказанным ни одного набега, он в то же время положил никогда не делать второго шага, не сделав первого, – не начинать решительных действий, не оборудовав предварительно их баз, не создав раньше наступательных плацдармов. Существенную часть плана составляла постройка дорог и просек, возведение укреплений (топору и заступу Ермолов отводил место наравне с ружьем) и, наконец, широкая колонизация края казаками и образование прослоек между враждебными нам племенами путем переселения туда преданных нам племен. Кавказ, – говорил Ермолов, – это огромная крепость, защищаемая полумиллионным гарнизоном. Надо или штурмовать ее, или овладеть траншеями. Штурм будет стоить дорого. Так поведем же осаду!

Ознакомившись с планом Ермолова, Император Александр отдал повеление, в котором как бы резюмировал его сущность: Покорять горские народы постепенно, но настоятельно; занимать лишь то, что удержать за собою можно, не распространяясь иначе, как став твердою ногою и обеспечив занятое пространство от покушений неприязненных.

Гюлистанский мир 1813 года не способствовал установлению добрососедских отношений между Россией и Персией. Персияне не примирились с потерей вассальных закавказских ханств, и пограничные инциденты происходили весьма часто.

Весной 1826 года в Персии взяла верх воинственная партия престолонаследника Аббаса-мирзы. Российский посланник в Тегеране князь Меньшиков был арестован, и 16 июля персидские полчища перешли Араке, причем главные силы – 40000 Аббаса-мирзы – вторглись в Карабахское ханство. Русские силы в Грузии и Закавказье доходили до 30 батальонов, но из них могли быть выделены для встречи нашествия едва 30 рот.

Русские отступили к Гумрам (ныне Александрополь) и оставили Елисаветполь. Однако персидское нашествие было задержано стойким сопротивлением Шуши, где полковник Реут с маленьким гарнизоном геройски отражал во много раз превосходного врага. У Реута было всего около 2000 егерей его 42-го полка и ширванцев. Ермолов решил первоначально придерживаться оборонительного образа действий, но Государь повелел ему сосредоточить войска в эриванском направлении и действовать наступательно. Уже 3 сентября авангард Действовавшего корпуса под начальством князя Мадатова

[99]

(3000 бойцов) разбил при Шамхоре 15000 персов и 5-го занял Елисаветполь.

Ермолов предписал Паскевичу, вступившему с началом военных действий в командование Действовавшим корпусом, спешить с главными силами на соединение с авангардом Мадатова. 9 сентября 11000 русских сосредоточилось под стенами былой Ганжи. Только что прибывший из Петербурга на Кавказ Паскевич, привыкший к картинным парадам, безупречной выправке и единообразию Марсова поля, в первый раз видел кавказские полки, у которых дух всегда господствовал над формой. Вид их вначале очень смутил будущего графа Эриванского, встретившего по платью эти бесподобные войска и усомнившегося было в их боеспособности. Однако уже через несколько дней он совершенно изменил это первоначальное свое о них мнение.

Персидская армия подошла к Елисаветполю, и 13 сентября Паскевич атаковал и наголову разбил ее. Против 35000 персов, из коих 15000 регулярной пехоты с 24 орудиями, у нас было 10319 бойцов, тоже при 24 орудиях. Персидская армия надвинулась в виде громадного полумесяца, охватывая неподвижно стоявший русский корпус с трех сторон. Персы остановились на расстоянии ружейного выстрела. Паскевич тоже медлил с атакой, пока командиры, которым не терпелось, не убедили его атаковать, уверив, что кавказские войска неспособны к обороне. Если эта золотая сволочь опомнится, то шапками нас закидает, – сказал ему князь Мадатов. Персов перебито до 2000, а 1019 с 4 знаменами и 4 орудиями взято в плен. Остальные бежали. Мы лишились 295 человек. Сражение под Елисаветполем решило участь кампании. Шуша была деблокирована после геройской 47-дневной защиты, а в октябре вся русская территория была очищена от персов. Зимой князь Мадатов произвел в свою очередь два набега в персидские пределы.

Занятый защитой Кавказа от внешнего врага, Паскевич не придавал особенного значения брожению среди горских племен. А проповедь мюридизма все больше охватывала Чечню и Дагестан, найдя в воинственных народах Восточного Кавказа исключительно благоприятную для себя почву. Кази-мулла сплотил воедино все горские племена. Неудачу он потерпел лишь в Аварии, где мюриды были отражены от Хунзаха. Император Николай I пожаловал за это аварскому народу георгиевское знамя.

На Восточном Кавказе русских было всего 4000 штыков при 26 орудиях. Начальствовавший там генерал барон Розен 2-й отогнал скопища Кази-муллы к Белоканам, и порядок там внешне соблюдался до осени 1830 года, когда 15 октября грянул первый гром при Старых Закаталах. Два батальона эриванцев были застигнуты врасплох скопищами лезгин во время рубки просек. Мы потеряли 400 человек и 2 орудия.

Закатальское дело сильно встревожило русское командование, вызвав в то же время большой подъем духа среди горских племен. Паскевич принял срочные меры, и 14 ноября снес с лица земли Старые Закаталы, приказав самое это имя предать забвению. Однако предать забвению проповеди Кази-муллы оказалось не так уж легко…

В мае 1831 года Паскевич был срочно вызван в Польшу и покинул Кавказ. Его в общем кратковременная деятельность свелась лишь к двум войнам, зато блестяще проведенным, с внешним врагом. Внутри края его администрация не успела пустить корни. На его место главнокомандующим был назначен генерал барон Розен 1-й.

Утвердившись в урочище Чумкесент у Темир-Хан-Шуры, Кази-мулла стал скликать горцев на священную войну с гяурами. Полчища мюридов разгромили Кизляр и обрушились на Бурную и Внезапную, но были отбиты. Генералы Панкратьев и Вельяминов усмирили большую часть мятежников и 1 декабря 1831 года овладели Чумкесентом. Кази-мулла бежал в Гимры – совершенно неприступное горное гнездо, где снова стал собирать ополчение. Русские смогут сойти в Гимры только дождем, – говорил он.

С 1846 года в операциях на Кавказе наступил решительный перелом. Отличаясь от своих предшественников выдающимися административными способностями, Воронцов в совершенстве применил ермоловскую систему. Сплошная рубка непроходимых чащ, постройка дорог и укреплений, учреждение все новых казачьих станиц – все это с каждым годом все больше и больше затрудняло борьбу горцам, ставя их все в более тяжелые условия. Воронцов не видел надобности в содержании на Кавказе непомерных сил – и в 1846 году войска V и VI корпусов выступили обратно в Россию. Из отдельных батальонов 13-й, 14-й и 15-й пехотной дивизий сформировано 4 новых полка: Ставропольский, Кубанский, Дагестанский и Самурский, оставшиеся на Кавказе. В июле этого года князь Бебутов разбил Шамиля при Кутиши.

В 1847 году Воронцов решил овладеть Гергебилем, но не имел успеха, и появление холеры заставило снять осаду. Воронцов обратился на Салты, превращенный мюридами в сильную крепость. После шестинедельной осады и неоднократных попыток он овладел Салтами 14 сентября, нанеся огромные потери скопищам горцев (за один лишь штурм 14 сентября их легло до 3000), но и наш урон составил 1186 человек, а за весь салтинский поход у нас выбыло 150 офицеров и 2500 нижних чинов – до самого конца Кавказской войны мы больше таких потерь не несли. Остаток 1847 года был употреблен на постройку укреплений, обеспечивавших связь северного Дагестана с южным. Наиболее значительными происшествиями в 1848 году явилось взятие Гергебиля 7 июля отрядом князя Аргутинского-Долгорукого

[109]

и поражение, нанесенное им Шамилю у Ахты. В 1849 году, после неудачной осады аула Чох, Дагестан было решено до поры до времени оставить, а все внимание обратить на Чечню.

В 1850-м, 1851-м и 1852 годах замирение Кавказа шло быстрыми шагами. Одно за другим изъявляли покорность мятежные племена, все крепче смыкалось железное кольцо вокруг непокорных областей. Дух мюридов начал падать, силы их – быстро таять. Важнейшими событиями этих кампаний являются блестящий двухдневный поход князя Барятинского

Вот как описывает смерть Слепцова история Эриванского полка: Сраженного героя вынесли из сечи на бурке. Слепцов был еще в памяти и спрашивал, взято ли неприятельское орудие. Ему отвечали, что еще нет известий, но что завалы взяты… Ну и за то слава Богу! – сказал он, крестясь. Еще минута – и все было кончено: Слепцов умер тихо и с твердою верою. Ни единого стона не вырвалось из его груди… Горе было всеобщим… Среди казаков эта потеря произвела ошеломляющее впечатление. Чтобы понять, как любили Слепцова на Сунже, достаточно было видеть, что там происходило, когда везли его тело. Все население высыпало навстречу, и все, от мала до велика, рыдали… Слепых подводили к гробу, матери клали на его крышку грудных детей… До самой всероссийской катастрофы культ памяти Слепцова свято соблюдался в Сунженско-Гребен ском полку, прославленном героем, и в Терском войске вообще.

С началом Восточной войны, в 1853 году, Шамиль воспрянул было духом. Он поручил одному из своих наибов – Магомет-Эмину – прервать сообщение Владикавказа со Ставрополем, а сам сделал попытку проникнуть в Грузию. Однако мюриды были уже не те… Дух их сильно пал – и, за исключением нескольких сот фанатиков, остальные следовали за имамом лишь из страха. Аргутинский-Долгорукий быстро ликвидировал попытку Шамиля, а Магомет-Эмин был разбит полковником Козловским. Весной 1854 года горцы предприняли небольшой набег на Цинандалы – этим и ограничились их действия за все продолжение Восточной войны, если не считать мелкой партизанщины. Инициатива на Кавказе окончательно перешла к русским.

Политика Священного союза, столь неудачно и с таким упорством проводившаяся петербургским кабинетом, привела к тому, что европейского жандарма возненавидел весь мир – и притом не только либеральные государства, как Франция и

Англия, но и реакционные Пруссия и Австрия. Пруссия тяготилась постоянными вмешательствами непрошеного русского ментора в ее внутренние дела. Правительство же спасенной Паскевичем и Ридигером Австрии искусно отвело на казаков все раздражение разноплеменных своих народных масс.

В такой, чрезвычайно неблагоприятно сложившейся для России, обстановке открылся весной 1853 года конфликт с Турцией по поводу чинимых турками в Святой Земле обид и притеснений православному духовенству. Конфликт этот принял сразу чрезвычайно острые формы. Чувствуя за собой поддержку Европы, оказавшейся, как всегда, на стороне башибузуков против ненавистных казаков. Порта сразу же заговорила таким тоном, к которому Россия тех времен совершенно не привыкла. Требования российского посла в Турции князя Меньшикова были отвергнуты Диваном, занявшим совершенно непримиримую позицию.

Злая воля Турции была очевидна. Император Николай Павлович решил сломить эту злую волю внезапным занятием Константинополя десантом с кораблей. В десант этот предположено было назначить 16000 пехоты, 2 сотни казаков и 32 орудия. Блестящее состояние Черноморского флота, воспитанного Лазаревым

[117]

и предводимого Нахимовым

[118]

, безусловно, допускало эту смелую операцию, однако против нее восстали дипломаты школы Нессельроде, робкие натуры, которых пугал ее размах и решительность (подобно тому, как шестьдесят лет спустя – в 1914 году – отважное предложение адмирала Эбергардта испугает Сазонова). Рутинеры военного дела, скептически относившиеся к десантным операциям, поддержали дипломатию и настояли на отмене этого десанта. Мерам предпочли полумеры…

Решено было оккупировать дунайские княжества, взяв их как бы в залог наших требований, войны же пока не объявлять. Иными словами, зверя положено не убивать, а только подразнить. При этом не учитывалась ни враждебность Австрии (относительно которой питались странные иллюзии сентиментального характера), ни то обстоятельство, что Молдавия и Валахия – окраины Оттоманской империи уязвимыми местами Турции отнюдь не являлись. В случае если упорство Турции этим мероприятием не удалось бы сломить, Государь предполагал повторить кампанию 1829 года – овладеть десантом Варной и Бургасом, а сухопутные силы (три корпуса) переправить через Дунай ниже Силистрии, оставить один корпус в прикрытии со стороны Шумлы, а остальными двумя двинуться за Балканы, повторив маневр Дибича.

Для похода на Дунай в первую очередь были назначены IV корпус генерала Даненберга

[119]

и V корпус генерала Лидерса под общим начальством князя Горчакова (всего 5 пехотных и 2 кавалерийские дивизии – 80000 строевых при 196 орудиях). Это были те же полки, что за четыре года до того усмиряли Венгрию. 21 июня авангард генерала Анрепа перешел Прут у Скулян. В продолжение последовавших трех недель были оккупированы Молдавия и вся Валахия. 14 сентября Турция прервала дипломатические сношения и объявила нам войну.

Горчаков разбросал свои силы по всей линии Дуная – от Калафата до Галаца, применив систему отрядов и не имея в общем нигде больше бригады. Наиболее даровитый из военачальников – Лидерc – был обречен на бездействие: его войскам был отведен район Нижнего Дуная, где сколько-нибудь решительных военных действий не предполагалось.

Военные действия – перестрелки и поиски – начались в первых числах октября, а в конце этого месяца произошли первые серьезные операции. Турецкий главнокомандующий Омер-паша

[120]

с 14000 переправился 21 октября от Туртукая, заняв Ольтеницу на валахском берегу. Генерал Даненберг с частями своего IV корпуса атаковал его тут 23-го числа, но не довел дело до конца и отступил. Это первое дело – и первая неудача – произвело тяжелое впечатление на дух войск. В деле участвовало с нашей стороны всего 6000 человек генерала Соймонова

[121]

. Наш урон: 44 офицера и 926 нижних чинов. Турки были уже опрокинуты, когда генерал Даненберг, руководивший боем из глубокого тыла и не знавший о переломе боя в нашу пользу, приказал отступать. Турки не преследовали и отступили обратно за Дунай.

Неблагоприятный оборот дел на Дунае побудил Государя направить Горчакову еще III корпус. На Дунае собралось таким образом 7,5 дивизии (V корпус имел одну из своих дивизий – 13-ю – на Кавказе, а бригаду 14-й – в Крыму).

Ноябрь и почти весь декабрь прошли в бездействии. Войска стали на зимние квартиры, разбросавшись, как только что было упомянуто, на широком фронте. Это кордонное расположение едва не оказалось роковым для одного из полков Тобольского пехотного. Полк этот был внезапно атакован 23 декабря при Четати в шесть раз сильнейшим противником. Героизм тобольцев и своевременное прибытие одесских егерей привели к отражению и поражению неприятеля после жестокого боя, однако вялость генерала Анрепа (командовавшего отрядом, в состав которого входили упомянутые полки) не довела дело до полного уничтожения неприятеля. В деле при Четати у нас действовало сперва 2500, затем 5000 человек при 12 орудиях. У турок было

Отношения с Францией и Англией, бывшие все время чрезвычайно натянутыми, окончательно испортились после уничтожения нашим Черноморским флотом турецкой эскадры при Синопе 18 ноября 1853 года, когда соединенный англо-французский флот вошел в Черное море. В Синопском сражении у нас участвовало 6 кораблей и 2 фрегата с 808 орудиями под начальством адмирала Нахимова. У турок (Осман-паша) было 7 сильных фрегатов и 2 корвета с 430 орудиями, поддержанных 4 сильными береговыми батареями с 26 большими пушками. Все турецкие суда были уничтожены, командовавший эскадрой взят в плен, а береговые батареи срыты. Английские историки, желая умалить заслуги русского флота, инсинуируют, что победа была одержана над неравноценным противником (корабли против фрегатов). Им можно возразить, что соотношение сил при Синопе как раз то же самое, что в Ютландском сражении

[123]

, только здесь русские добились настоящей, сокрушительной победы, которую, конечно, имели бы в Ютландском бою и англичане, умей они стрелять и командуй ими Нахимов. Кроме того, срыв береговые батареи, русский флот одержал победу над крепостью, тогда как англичане потерпели полную неудачу в менее трудных условиях при Александрии в 1881 году и в Дарданеллах в 1915 году

[124]

.

15 февраля 1854 года последовал резкий английский ультиматум, после чего дипломатические сношения были прерваны, и 11 апреля состоялся Высочайший манифест о войне с Англией и Францией.

В апреле же началась высадка союзных войск в Галлиполи. Особенное усердие выказала Франция, где Наполеон III рассчитывал отвлечь внимание страны внешней войной и победой упрочить свою популярность на только что захваченном троне

[125]

. В июне месяце собранная на Галлиполи армия была перевезена в Восточную Болгарию, в район Варны, частью морем, частью (зуавская

[126]

дивизия Боске

[127]

) походным порядком. В середине июля под Варной сосредоточилось 40000 французов маршала Сент-Арно

[128]

и 15000 англичан лорда Раглана. Союзные командующие предполагали усилить турецкие войска Омера-паши, действовавшие против Дунайской армии Горчакова. Эвакуация княжеств русскими и вступление туда австрийских войск делало, однако, их дальнейшее пребывание на Балканах бесцельным.

Развивавшаяся в войсках союзников холера косила людей тысячами. За шесть недель ею заболело свыше 8000 французов – более пятой части всего их экспедиционного корпуса, из коих свыше 5000 умерло. Войска терпели сильные лишения, и это, в конце концов, стало отражаться на духе их. В половине июля французский генерал Юсуф с 3000 алжирских спагов и башибузуков

В один день 18 июля из его состава было поражено холерой 500 человек, из коих 150 человек умерло в ту же ночь. Чтоб выйти из тупика, лорд Раглан, корпус которого получил тем временем подкрепления, предложил десантную операцию для овладения Крымом. Ему удалось убедить союзные правительства и склонить на это своего французского коллегу Сент-Арно. Союзники рассчитывали поднять мусульманское население Крыма.

Конфликт с Турцией разразился неожиданно для князя Воронцова, которого Петербург оставил почти в полном неведении до последней минуты. Летом 1853 года в Закавказье находилось всего 19 батальонов. В последних числах сентября на усиление прибыла морем 13-я пехотная дивизия, направленная в Мингрелию, и командующим Действующим корпусом был назначен князь Бебутов

[150]

(72-летний Воронцов болел), а начальником его штаба – князь Барятинский. Военные действия были открыты турками, напавшими в ночь на 16 октября на пост святого Николая на берегу Черного моря и овладевшими им, несмотря на геройское сопротивление слабого русского отряда (400 человек), легшего целиком.

Главные силы турок, их Анатолийский корпус – 40000 Абды-паши сосредоточившись у Карса, двинулись на Александрополь. Другой корпус, Али-паши – 18000, пошел на Ахалцых. Сорокатысячному Анатолийскому корпусу мы могли противопоставить всего 11000 бойцов Александропольского отряда под личным руководством князя Бебутова. Ахалцыхский отряд князя Андронникова

[151]

– 7000 человек – готовился к встрече в два с половиной раза сильнейшего корпуса Али. Превосходство турок на Кавказском фронте было тройным, а с курдскими ордами делалось еще ощутительнее.

2 ноября при Баяндуре, в 14 верстах от Александрополя, произошел встречный бой анатолийских войск Абды-паши с авангардом Александропольского отряда опрометчивого князя Орбелиани. Авангард держался стойко, но от гибели был спасен лишь быстрым прибытием главных сил Бебутова. Манифеста о войне на Кавказе еще не получили, и регулярных турецких сил князь Орбелиани не предполагал. Против 7000 русских с 28 орудиями действовало до 30000 турок и 40 орудий. Мы лишились под Баяндуром до 800 человек. Турки не приняли генерального сражения, которое Бебутов собирался им дать на следующий день, и отступили за Арпачай. Обе стороны простояли на Арпачае десять дней (манифест о войне с Турцией был получен лишь 6 ноября).

Тем временем отряд князя Андронникова нанес 12 ноября полное поражение Али-паше при Ахалцыхе. У турок было 18000 человек и 13 орудий. Наш урон составил всего 361 человек, у турок перебито и взято в плен до 3500. Захвачено 28 знамени и значка и 11 пушек. 13 ноября вечером Анатолийский корпус начал отступление к Карсу. Бебутов двинулся 14-го числа правым берегом Арпачая, чтобы отрезать анатолийцев от Карса. Известие о победе Андронникова при Ахалцыхе возбудило в войсках Александропольского отряда всеобщее ликование.

Осторожный Бебутов предварительно устроил свои войска, в которых считалось с милицией 11000 бойцов при 33 орудиях (главное ядро составляла Кавказская гренадерская бригада). Турки под начальством Ахмета-паши (сменившего Абды-пашу) заняли крепкую позицию при урочище Башкадыклар. В их армии считалось 36000 человек при 46 орудиях.

16 марта 1856 года был заключен Парижский мир – расплата за политику Священного союза. Россия лишалась права иметь флот на Черном море, уступала Южную Бессарабию Молдавии

[153]

и возвращала Турции все свои завоевания на Кавказе. Русский протекторат над турецкими христианами был заменен общеевропейским, каковое обстоятельство открывало башибузукам широкое поле деятельности. В первый раз и, увы, не в последний, русский флаг спускался там, где был поднят…

Политически война была потеряна в 1853 году, когда, боясь предпринять решительные меры, наш кабинет лишь дразнил Турцию и давал время изготовиться всем нашим западным противникам и недоброжелателям. Приведи Император Николай Павлович в исполнение свой план внезапной оккупации Царьграда весною – ему не пришлось бы испытывать на смертном одре горечь Альмы и Инкермана. Кабинет боялся восстановить против себя Европу своей смелостью и добился того, что восстановил Европу своею робостью. Страх – плохой советник в жизни, тем более в политике. Внезапная оккупация турецкой столицы, сломив злую волю Турции, поставила бы Европу перед совершившимся фактом, а история дипломатии учит нас, что политика совершившихся фактов является – и всегда являлась – наиболее действительной.

Плачевные руководители нашей внешней политики совершенно не использовали в русских интересах острый и затяжной австро-прусский конфликт. После ольмюцкого позора (капитуляция в 1851 году Пруссии перед австрийскими требованиями по северогерманскому вопросу) возбуждение во всех кругах прусского общества против Австрии было чрезвычайным. Дружеские отношения между Николаем I и принцем-регентом легко могли преодолеть холодок берлинского кабинета к России. Угроза Богемии со стороны пруссаков совместно с угрозой Галиции со стороны собранной в Польше армии Ридигера сразу свели бы на нет угрозу тылу Паскевича со стороны австрийцев в Трансильвании. Но русский кабинет, отравленный дурманом Священного союза и отождествлявший обывательскую мораль с моралью политической, и не думал прибегать к интригам, как тогда у нас полагали всякую политику, направленную к защите русских интересов, во вред интересам чужим.

Последний шанс на быстрый выигрыш войны нам был дан в Дунайскую кампанию 1854 года. И тут в стратегическом отношении школа Паскевича оказалась тем же, чем была в политическом отношении школа Нессельроде. Сам престарелый князь Варшавский был уже далеко не тот Паскевич, что громил Аббаса-мирзу и пленил эрзерумского сераскира. Немощный телом, он был еще в большей степени немощен духом. Переоценивая противника, трагически воспринимая создавшуюся затруднительную политическую обстановку, он, казалось, потерял веру в себя и в войска, потерял веру в победу – вернее, вовсе не имел ее.

Обезличенные школой Паскевича, старшие начальники Дунайской армии до того закоснели, что без нагоняя не могут и пальцем пошевелить, – как жаловался на них князь Горчаков. Упрек этот Горчаков мог в первую очередь отнести к самому себе. Человек храбрый и благородный (солдаты его называли честный князь), он был лишь исполнительным начальником штаба, отнюдь не волевым военачальником. Имея Высочайшее повеление идти на Силистрию, он повеления этого не выполнил, боясь Паскевича, запретившего идти вперед (так молодой солдат больше боится фельдфебеля, нежели ротного), и потерял таким образом целый месяц. Приказав отступать от Силистрии за два часа до штурма и более чем вероятной победы, он лишил русское оружие одной славной страницы и деморализовал войска. Слепо выполняя приказание далекого начальника, Горчаков забыл суворовское местный лучше судит: я – вправо, ты видишь, надо влево, – меня не слушать. Впрочем, суворовские заветы совершенно были позабыты командирами русских войск середины XIX века, прошедшими школу мертвящей формалистики и линейного учения…

Военные преобразования Александра II, совершенно изменившие облик армии, явились лишь одной из составных частей всех реформ Царя-Освободителя. Раньше чем приступить к их изложению, нам необходимо напомнить в общих чертах сущность этих реформ, дав краткую характеристику и русскому обществу в том виде, в каком оно сложилось в середине XIX века.

Великие политические события первой четверти столетия, расцвет русской словесности во вторую вызвали могучее движение умов в тогдашнем обществе и вообще читавшей и мыслившей России. Этому способствовало и развитие среднего и высшего образования, понемногу становившихся общедоступными. Результатом такого обширного интеллектуального процесса явилось создание нового, как бы внесословного класса – интеллигенции. Явление это было в высшей степени характерным и ярко подчеркивало огромную разницу между русским обществом и западноевропейским. Там главным мерилом, определяющим критерием был кошелек общество создавалось по признаку материального благополучия. У нас в России в XVIII веке мерилом явилась сословность, а в XIX веке общество создавалось по признаку интеллектуальности. Русская интеллигенция не имела ничего общего с западноевропейской буржуазией. В Европе интеллектуальность, универсальная культура – удел очень небольших замкнутых кружков, у нас же она затронула самые широкие круги.

[156]

С самого начала – еще в сороковых годах – в интеллигенции наметилось два основных течения. Одно из них искало света на Западе, наивно преклоняясь перед всем тем, что носило европейский штамп, и хуля все русское – ненавистные русские порядки в первую очередь. Другое течение, наоборот, отстаивало русскую самобытность, считало раболепство перед духовно нищей Европой унизительным и вообще бессмысленным, указывало на все глубокое различие основ русской культуры от западной и вообще считало Запад прогнившим.

Представители первого течения – сторонники благоговейного равнения по загранице – получили название западников, представители второго течения патриархально-националистического – славянофилов. Западники отстаивали начала рационалистические – славянофилы ратовали за начала спиритуалистические. Борьба этих двух течений закончилась полной победой западников, к которым примкнула огромная часть интеллигенции, завороженной модными рационалистическими теориями западной философии, преимущественно немецкой. От Вольтера через Гегеля к Марксу – таков был путь передовых (какими они себя искренне считали) мысливших русских людей.

Значение славянофилов постепенно сошло на нет. В этом виноваты главным образом они сами, не сумев создать прочной базы своему учению, не разработав его научно. Им не хватало диалектики их противников, а самое главное, не хватало государственного образа мысли (которым так или иначе были наделены петербургские столоначальники – объект добродушного брюзжания московских славянофильских кружков). Государственные идеи славянофилов поражают своей наивной, чисто детской трактовкой. Сознавая все капитальное значение православной церкви в истории русского государства, они не сумели сделать вывода, который сам напрашивался: необходимости освобождения церкви от гнета светской власти, гнета, парализовавшего всю церковную жизнь страны. Отдавая себе отчет в огромных преимуществах самодержавно-монархического строя

Севастополь исцелил русскую внешнюю политику от мистицизма. Священный союз канул в вечность. Идеализм, однако, остался, и политика наша носила за все это царствование характер сентиментальный и переменчивый в зависимости от случайных настроений. Руководящая идея в русской внешней политике совершенно отсутствовала, и канцлера Горчакова нельзя даже издали сравнить с его замечательными современниками: Бисмарком, Кавуром, Андраши и Дизраэли, мастерски заправлявшими европейской политикой за счет России.

Основным впечатлением, вынесенным руководителями нашей внешней политики от столь печально для нас развившегося конфликта с Европой в 1853–1856 годах, было чрезвычайное раздражение против неблагодарной Австрии. Разгром Австрии в 1859 году нашими недавними противниками – французами – вызвал поэтому всеобщее ликование и злорадство. Маджента и Сольферино имели последствием введение в русской армии французских кепи и шако. Русское общество было всегда галлофильским – храбрость и лояльность французов под Севастополем могли это дружелюбие лишь усилить.

Однако сохранить сколько-нибудь продолжительное время этот курс нашей политике не удалось. Польское восстание 1863 года вызвало попытку вмешательства Западной Европы в русские дела. Франция руководилась при этом лишь сентиментальными соображениями, Англию же встревожило наше продвижение в Среднюю Азию. 1863 год знаменовал собой охлаждение ко Франции и начало 44-летнего острого конфликта с Британской империей – упорной дипломатической борьбы, в которой Англии не удалось воспрепятствовать образованию русского Туркестана, но косвенно удалось взять реванш за Кушку под Мукденом.

С Австрией отношения раз и навсегда испортились, с Францией они стали натянутыми, с Англией все время можно было ожидать разрыва. Все дружеские излияния петербурского кабинета обратились в Берлин – столицу нашего традиционного друга. Традиционный друг этот не замедлил использовать в своих целях такой выгодный для него оборот дел.

Пруссакомания еще с гатчинских времен являлась незыблемой традицией наших руководящих кругов. Александр II неуклонно следовал этому отцовскому и дедовскому обычаю. В 1864 году он предложил своему дяде Вильгельму I объявить в союзе с Россией войну Австрии, Англии и Франции. Посоветовавшись с Бисмарком, король, однако, отклонил это предложение. Бисмарк заявил, что в случае победы Россия станет вершить судьбами всего мира и сядет на длинный конец рычага. Прямодушный король так и отписал в Петербург.

Первые мероприятия нового царствования имели целью раньше всего облегчить ставшее непосильным для страны бремя военных расходов. Решено было произвести сокращение непомерно разросшейся вооруженной силы, увеличив в то же время ее боеспособность – пожертвовав в количестве, выиграть в качестве

Еще осенью 1855 года, после падения Севастополя, была учреждена Комиссия для улучшений по воинской части под председательством главнокомандующего гвардией и гренадерами генерала графа Ридигера. Старик Ридигер, лучший боевой генерал Императора Николая Павловича, сразу вошел в суть дела, усмотрев главное зло в чрезмерной централизации нашей военной системы, умерщвлявшей всякую инициативу. Ридигер наметил ряд мероприятий по децентрализации – в первую очередь, увеличение прав и ответственности командиров корпусов и дивизий, предоставление им возможно большей самостоятельности. Осуществить все эти мероприятия победителю Гергея не пришлось – он умер уже в 1856 году.

К 1 января 1856 года сухопутные силы России составили круглым числом 37000 офицеров и 2266000 нижних чинов, из коих 32 500 офицеров и 1 742000 нижних чинов регулярной армии. Во время войны, с 1853-го по 1855 год, было поставлено 866000 рекрут, призвано 215000 бессрочно отпускных, образовано наряду с 31 полевой пехотной дивизией еще 11 резервных пехотных дивизий и два корпуса Гвардейский резервный и Балтийский. (В регулярных войсках 32 530 офицеров, 1 742 342 нижних чина; в иррегулярных – 3640 офицеров, 168691 нижний чин; в ополчении – 647 офицеров, 364421 нижний чин. Рекрут поставлено 865762, отпускных призвано 215 197. Балтийский корпус состоял из 2-й пехотной и 2-й резервной дивизий).

Коронационным манифестом 1856 года Император Александр II отменил рекрутские наборы на три года. Одновременно срок действительной службы был с 19 лет сокращен на 15. В этом году уволено вчистую 69000 человек и в бессрочный отпуск 421000 (главным образом севастопольцев, которым месяц считался за год). Расформированы 4 резервные дивизии, а остальные 7 приведены в кадровый состав. Кроме того, распущено ополчение, не принесшее России в эту войну никакой пользы, и большая часть казачьих войск. Ополчение 1855 года стоило России дорого, оторвало от плуга 300000 человек, которые не только не принесли на войне решительно никакой пользы, но были бременем для армии и государства. В августе и ноябре 1855 года прибыли в Крым дружины ополчения Курской, Орловской, Калужской и Тульской губерний, а к началу марта следующего года половина их уже лежала в госпиталях, одержимая лихорадками и тифозными горячками, и между ними открылась страшная смертность…

Ополчение представляло беспорядочную толпу мужиков, которых нельзя было употребить в дело против образованных европейских войск (Затлер). С 2 300000 вооруженные силы сведены на 1 300000.

Человек в высшей степени просвещенный, гуманный и образованный, генерал Д. А. Милютин обладал выдающимися административными способностями. Его противники видели в нем кабинетного человека. Упрек по форме не совсем обоснованный Милютин обладал боевым опытом Кавказской войны, где был ранен и где в конце концов занимал должность начальника штаба Кавказской армии при князе Барятинском. По существу он был, безусловно, человеком кабинетного образа мыслей и бюрократической складки. Воспитанник частного гражданского пансиона и Московского университета, он, имея военный ум, не имел военной души, военного сердца, строевой жилки. Благодаря этому ему не удалось стать вторым Румянцевым, а сообщенный им русской армии нестроевой уклад не принес ей счастья.

Милютин посмотрел на дело преобразования армии очень широко, расширив и углубив идеи Ридигера.

В ноябре состоялось его назначение, а через два месяца, 15 января 1862 года, он представил Государю свой знаменитый доклад, имевший последствием коренное преобразование всей военной системы России.

Отметив весь вред, принесенный войскам чрезвычайной централизацией их управления, Милютин предложил упразднить все высшие строевые инстанции – штаб 1-й армии и корпуса. Мотивировал он эту реформу тем, что, как показал опыт последних войн, корпуса в силу своей громоздкости (3 дивизии по 16 батальонов) все равно никогда не применялись в полном составе на театре войны и из войск всегда приходилось составлять отряды, сила которых соответствовала поставленной им цели. Таким образом язву нашей военной системы – отрядоманию Милютин делал нормальным порядком вещей! Вот текст милютинской записки:

Прежнее устройство отличалось крайней централизацией, которая уничтожала всякую инициативу административных органов, стесняла их мелочной опекой высших властей… Такая же централизация со всеми ее вредными последствиями была развита и в строевых управлениях войск, где недостаток инициативы в частных начальниках, в особенности в военное время, проявлялся уже не раз и приводил к самым печальным результатам. Войска и в мирное время оставались соединенными в дивизии, корпуса и армии и, таким образом, содержались все штабы – от дивизионных до главного штаба армии включительно. Хотя такой системе и приписывалась та выгода, что в случае приведения на военное положение армия имела уже готовые штабы и войска выступали в поход под начальством знавших их и знакомых им начальников, однако эти выгоды не вполне осуществлялись. На практике весьма редко случалось, чтобы не только армии, но даже и корпуса действовали на театре войны совокупно в нормальном своем составе мирного времени. Гораздо чаще, по разным стратегическим соображениям, на самом театре войны формировались отряды из войск разных корпусов, для которых учреждались отрядные штабы. Так в войну 1853–1855 годов ни один корпус действовавшей армии не остался в полном своем составе. Вообще же опыт нескольких последних войн указал, что наши корпуса представляют слишком громоздкие тактические единицы для постоянного употребления на театре войны в целом их сосредоточении.

Либеральные устремления правительства Императора Александра II сказались в отношении Царства Польского широкой амнистией всем ссыльным и эмигрантам 1831 года. Взамен ушедшего на покой престарелого князя Варшавского генерал-губернатором был назначен князь М. Д. Горчаков. Должности губернаторов замещались людьми мягкими, либеральной складки.

Поляки проявили всегдашнюю свою психологическую ошибку. Снисходительность русских Властей они приписали просто слабости России. Гражданский генерал-губернатор маркиз Велепольский вырывал у одряхлевшего Горчакова уступку за уступкой, тогда как профессор законоведения Николаевской академии Генерального штаба Спасович утверждал, что огромное государственное тело России не может существовать и должно быть расчленено… Вернувшиеся на ойчизну революционеры вновь принялись за конспирацию, образуя кадры будущих повстанцев и создавая всеобщую уверенность в том, что восстание будет немедленно поддержано вооруженным вмешательством Франции, Англии и Австрии.

Был открыт сильный низовой террор. Убивали русских солдат, чиновников, еще более гибло при этом случайных жертв – мирных поляков. За 1859–1863 годы совершено свыше 5000 убийств. Назначенный после смерти Горчакова наместником в Варшаву великий князь Константин Николаевич избегал крутых мер, и положение русских в крае с каждым месяцем становилось все более тяжелым. Во время католического праздника Тела Господня в Варшаве, Вильне, Гродно и иных городах вызывались для отдания процессии воинских почестей русские караулы. Фанатизированные участники, особенно женщины, проходя мимо караула, норовили плюнуть в пшеклентых москалей. И оплеванные солдаты продолжали безмолвно держать на караул своим оскорбителям. Эти случаи и множество им сходственных показывают как условия службы в польских городах, так и изумительную выдержку наших войск, ни разу не позволивших себе насилий над жителями. К началу восстания в Варшавском округе было 6 пехотных дивизий (3-я гвардейская, 3-я, 4-я, 5-я, 6-я и 7-я) и 3 кавалерийских (2-я, 3-я и 7-я). В 1862 году в Варшаву переведена из-под Петербурга 3-я гвардейская дивизия.

В декабре 1862 года состоялся съезд Ржонда Народева, на котором решено было перейти к решительным действиям. Назначенный на январь 1863 года рекрутский набор должен был послужить сигналом к восстанию. На левом берегу Вислы восстанием должен был руководить Лангевич

Восстание вспыхнуло повсеместно 10 января. Великий князь, располагавший в Варшавском округе до 90000 войск, не сумел распорядиться ими, приказав очистить целый ряд важных населенных пунктов и стянув все свои силы в несколько больших отрядов. Вся тяжесть борьбы легла сперва на пограничную стражу (всего 3000 чинов), в начале совершенно неподдержанную войсками. Южная и западная границы Варшавского округа были благодаря этому открыты для ввоза оружия (льежских штуцеров) повстанцам. Эти последние, организовав большое количество отрядов в лесах (по лясу), повели оживленную партизанскую борьбу.

Завоевание Средней Азии резко отличается по своему ему характеру от покорения Сибири. Семь тысяч – верст от Камня до Тихого океана были пройдены с небольшим в сто лет. Внуки казаков Ермака Тимофеевича стали первыми русскими тихоокеанскими мореплавателями, заплыв на челнах с Семеном Дежневым в чукотскую землю и даже в Америку. Их сыновья с Хабаровым и Поярковым стали уже рубить городки по Амур-реке, придя к самой границе китайского государства. Удалые ватаги, зачастую лишь в несколько десятков отважных молодцов, без карт, без компаса, без средств, с одним крестом на шее и пищалью в руке, покоряли огромные пространства с редким диким населением, переваливая через горы, о которых раньше никогда не слыхали, прорубаясь через дремучие леса, держа путь все на восход, устрашая и подчиняя дикарей огненным боем. Доходя до берега большой реки, они останавливались, рубили городок и посылали ходоков в Москву к Царю, а чаще в Тобольск к воеводе – бить челом новой землицей.

Совсем иначе сложились обстоятельства на южном пути русского богатыря. Против русских здесь была сама природа. Сибирь являлась как бы естественным продолжением северо-восточной России, и русские пионеры работали там в климатических условиях, конечно, хоть и более суровых, но в общем привычных. Здесь же – вверх по Иртышу и на юг и юго-восток от Яика – простирались безбрежные знойные степи, переходившие затем в солончаки и пустыни. Степи эти населяли не разрозненные тунгусские племена, а многочисленные орды киргизов

[230]

, при случае умевших постоять за себя и которым огневой снаряд был не в диковинку. Эти орды находились в зависимости, частью номинальной, от трех среднеазиатских ханств – Хивы на западе, Бухары в средней части и Коканда на севере и востоке.

При продвижении от Яика русские должны были рано или поздно столкнуться с хивинцами, а при движении от Иртыша – с кокандцами. Эти воинственные народы и подвластные им киргизские орды вместе с природой ставили здесь русскому продвижению преграды, для частного почина оказавшиеся непреодолимыми. Весь XVII и XVIII век наш образ действий на этой окраине был поэтому не бурно наступательным, как в Сибири, а строго оборонительным.

Гнездо свирепых хищников – Хива – находилось как бы в оазисе, огражденном со всех сторон на многие сотни верст, как неприступным гласисом, раскаленными пустынями. Хивинцы и киргизы устраивали постоянные набеги на русские поселения по Яику, разоряя их, грабили купеческие караваны и угоняли русских людей в неволю. Попытки яицких казаков, людей, столь же отважных и предприимчивых, как их сибирские собратья, обуздать хищников, успехом не увенчались. Задача значительно превысила их силы. Из ходивших на Хиву удальцов ни одному не привелось вернуться на родину – их кости в пустыне засыпал песок, уцелевшие до конца дней своих томились в азиатских клоповниках. В 1600 году на Хиву ходил атаман Нечай с 1000 казаков, а в 1605 году атаман Шамай – с 500 казаков. Им обоим удалось взять и разорить город, но оба эти отряда погибли на обратном пути. Устройством плотин на Аму-Дарье хивинцы отвели эту реку от Каспийского моря в Аральское

Попытка первого из русских императоров проникнуть в Среднюю Азию закончилась трагически. Отряд Бековича

[232]

, отправленный для отыскания сухого пути в Индию, весь стал жертвой хивинского вероломства. Одной из задач Петр поставил ему: Плотины разобрать

[233]

и воды Аму-Дарьи реки паки в Каспийское море обратить, понеже зело нужно. Дойдя до Хивы, Бекович пал жертвой вероломства хивинского хана и собственного легкомыслия. Хан изъявил на словах покорность, предложил ему разделить свой отряд на несколько мелких партий для удобства размещения в стране. После этого хивинцы внезапным нападением вырезали их порознь. Пропал, как Бекович под Хивой, – стали говорить с тех пор, и на целых полтораста лет мечта проникнуть в Среднюю Азию со стороны Каспия была оставлена, а распространение русской государственности на юго-восток вообще приостановилось на весь XVIII век

[234]

.

Одновременно с Бековичем, как мы уже знаем, был двинут из Сибири вверх по Иртышу отряд Бухгольца

[235]

. Экспедиция эта имела результатом создание Сибирской линии – кордона постов и укреплений по Иртышу от Омска на Семипалатинск и Усть-Каменогорск для защиты русских владений от набегов степных кочевников. В последующие десятилетия Сибирская линия была продлена до китайской границы и на ней выстроено в общей сложности 141 укрепление – кордон на расстоянии одного перехода друг от друга.

Прикрыв, таким образом, Сибирь, русское правительство стало энергично укреплять свою власть в Приуралье. Заволжские степи заселены, границы с Волги и Камы продвинулись на Яик, и земли яицких казаков были включены в государственную систему. В 1735 году основан административный центр степных владений – Оренбург, а в 1758 году устройством Оренбургского казачьего войска положено начало Оренбургской линии, сперва учрежденной вдоль по Яику, но уже в 1754 году вынесенной вперед – на Илецк.

Так наметилось два наступательных плацдарма России – Сибирский и Оренбургский.

Вторая половина XVIII века и начало XIX протекли в устройстве края, всколыхнувшегося лишь раз, по получении лаконического указа Императора Павла: Донскому и Уральскому казачьим войскам собираться в полки, идти в Индию и завоевать оную! Экспедиция эта, совершенно непродуманная и чреватая гибельными последствиями, была отменена Александром I. С назначением сибирским генерал-губернатором Сперанского

К началу нового царствования головными пунктами русского продвижения в Среднюю Азию являлись со стороны Оренбурга – Перовск, а со стороны Сибири только что заложенный Верный. Между этими двумя пунктами находился прорыв, своего рода ворота шириною в 900 верст и открытые для набегов кокандских скопищ в русские пределы. Эти кокандские скопища опирались на линию крепостей Азрек – Чимкент – Аулие-Ата – Пишпек – Токмак. Необходимо было как можно скорее замкнуть эти ворота и оградить наших киргизов от кокандского влияния. Поэтому с 1856 года основной задачей России стало соединение линий Сыр-Дарьинской и Сибирской. На одном из этих направлений мы имели 11 оренбургских линейных батальонов, уральских и оренбургских казаков, а на другом – 12 западносибирских линейных батальонов и казаков Сибирского войска. Эти горсти людей были разбросаны на двух громадных фронтах, общим протяжением свыше 3500 верст.

Операция соединения линий была задержана сперва (до 1859 года) устройством киргизов, а затем ликвидацией нашествия кокандских полчищ на Сибирскую линию.

Начальником угрожаемого района – Заилийского края – был подполковник Колпаковский

[239]

. В конце лета 1860 года кокандский хан собрал 22000 воинов для того, чтоб уничтожить Верный, поднять на русских киргизскую степь и разгромить все русские поселки Семиречья. Положение для русского дела на этой окраине сложилось угрожающе. Колпаковский мог собрать в Верном около 2000 казаков и линейцев. Поставив все на карту, этот Котляревский Туркестана двинулся на врага и в трехдневном бою на реке Кара-Костек (Узун-Агач) наголову разбил кокандцев. При Кара-Костеке русских было всего 1000 человек при 8 орудиях. В последний день наши линейцы прошли с боем 44 версты. Этим блестящим делом Сибирская линия была обеспечена от неприятельских покушений. Одновременно отряд полковника Циммермана разорил крепости Токмак и Пишпек. В 1862 году генерал Колпаковский взял крепость Мерке и утвердился в Пишпеке. Россия стала твердой ногой в Семиречье, и ее влияние распространилось на китайские пределы.

К этому времени относится изменение нашего взгляда на значение среднеазиатских завоеваний. Прежде мы считали продвижение на юг делом внутренней политики и задачу видели в обеспечении степных границ. Теперь же наша среднеазиатская политика стала приобретать великодержавный характер. Раньше в глубь материка нас тянул лишь тяжелый рок. Теперь же обращенным на юг взорам Двуглавого Орла стала угадываться синеватая дымка Памира, снежные облака Гималайских вершин и скрытые за ними долины Индостана… Заветная мечта окрылила два поколения туркестанских командиров!

Наша дипломатия осознала огромную политическую выгоду туркестанских походов, приближавших нас к Индии. Враждебное к нам отношение Англии со времени Восточной войны и особенно с 1863 года определило всю русскую политику в Средней Азии. Наше продвижение с киргизских степей к афганским ущельям являлось замечательным орудием политического давления – орудием, ставшим бы неотразимым в руках более смелых и искусных, чем были руки дипломатии Александра II.

Успехи Черняева и распространение русского могущества на Коканд сильно встревожило Бухару. Это ханство было до сих пор ограждено от русских кокандскими землями, ставшими сейчас русскими областями. Эмир претендовал на Ташкент, ссылаясь на волю его жителей, но домогательства его были отвергнуты. Положив овладеть Ташкентом силой, эмир весною 1866 года собрал у русских пределов до 43000 войск. Генерал Черняев в свою очередь решил не дожидаться удара, а бить самому – и в мае двинул на Бухару отряд генерала Романовского

[242]

в 3000 бойцов при 20 орудиях.

Кампания 1866 года генерала Романовского была сокрушительной. 8 мая он разбил бухарские войска при Ирджаре, 24-го овладел Ходжеятом, 20 июля приступом взял Ура-Тюбе, а 18 октября внезапным и жестоким штурмом покорил Джизак. В трех этих беспощадных штурмах русские войска, лишившись 500 человек, положили на месте 12000 азиатов. Под Ирджаром перебито 1000 бухарцев и взято 6 орудий. При штурме Ходжента перебито 3500. Наш урон – 137 человек. При Ура-Тюбе перебито 2000, взято 4 знамени, 32 орудия, наши потери – 227 человек. Наконец, в самом кровавом деле, при Джизаке, из 11000 бухарцев легло 6000, из 2000 русских убыло только 98. Взято 11 знамен и 43 орудия.

Потеряв Джизак, бухарцы бежали к своей столице – Самарканду и поспешили вступить в переговоры о мире. В безрезультатных переговорах прошел весь 1867 год. Бухарцы их намеренно затягивали, стремясь выиграть время и набрать новую армию, Россия же провела капитальную административную реформу. В этом, 1867 году Туркестанская область была преобразована в Туркестанское генерал-губернаторство, составившее в административном отношении две области Семиреченскую (город Верный) с военным губернатором генералом Колпаковским и Сыр-Дарьинскую (город Ташкент) с генералом Романовским. Образован Туркестанский военный округ, и войска на его территории – 7-й Оренбургский и 3-й Сибирский линейные батальоны – развернуты в 1-ю стрелковую дивизию и 12 линейных туркестанских батальонов. Первым туркестанским генерал-губернатором был назначен генерал фон Кауфман

Человек ответственных решений и волевой военачальник, генерал фон Кауфман сразу оценил обстановку. Примирительная политика не удалась, злая воля Бухары стала очевидной – эту злую волю надлежало сломить. В конце апреля 1868 года Кауфман с отрядом в 4000 штыков и шашек при 10 орудиях двинулся от Ташкента к Самарканду, на подступах к которому эмир собрал до 60000 человек.

2 мая 1868 года пехота генерала Головачева

Одна лишь Хива до сих пор не изведала силы русского оружия. Считая себя защищенными пустыней, помня двукратную неудачу русских походов на их оазис, хивинцы не желали прекращать разбоев, грабежей и прибыльной работорговли. На все представления генерала Кауфмана хивинский хан либо не отвечал, либо отвечал дерзостями, считая, что белые рубахи до Хивы не дойдут.

Тогда в конце зимы 1873 года было решено предпринять на Хиву поход четырьмя отрядами с трех сторон: со стороны Туркестана – Кауфман с 6000 человек при 18 орудиях, со стороны Оренбурга – генерал Веревкин с 3500 человек при 8 орудиях и со стороны Каспийского моря два отряда – Мангышлакский полковника Ломакина с 3000 человек и 8 орудиями и Красноводский полковника Маркозова

[246]

с 2000 человек и 10 орудиями – оба из войск Кавказского округа. По соединении всех отрядов у Хивы все эти силы, до сих пор в Туркестане неслыханные (до 15000 бойцов при 44 орудиях), должны были поступить под команду Кауфмана.

Веревкин, которому надлежало идти по наиболее длинному маршруту, уже в половине февраля тронулся небольшими переходами с Эмбы на Аму-Дарью северокаспийскими степями. Туркестанский отряд (колонны Кауфмана и Головачева) выступил 13 марта. Закаспийский и Красноводский – в половине марта, а Мангышлакский – в половине апреля.

Туркестанскому отряду, выступившему из Джизака, пришлось вынести всю тяжесть континентального климата – сперва резкий холод, затем в апреле ужасный зной. С половины апреля пришлось идти по безводной пустыне, запасы воды вышли, люди стали умирать, и, когда отряд 21 апреля пришел в урочище Адам-Крылган (что значит погибель человека), гибель его казалась неизбежной. Случайяо открытые колодцы спасли войска, и Кауфман непреклонно шел вперед. 12 мая он вышел на Аму-Дарью, дал войскам отдых и направился к Хиве.

Двум закаспийским отрядам приходилось преодолеть 700-верстную пустыню Усть-Урт с ее песчаными сыпучими барханами. Красноводскому отряду это оказалось не по силам, и он вынужден был вернуться, сослужив, однако, ту службу, что удержал своим движением наиболее воинственное из туркменских племен – текинцев.