Зимой 1916 года закончилась первая мировая война - за полной неспособностью сторон ее вести. Испанка оказалась замечательным миротворцем.
Весной 2010 сошла на нет вторая мировая - почти по тем же причинам. "Вторая молодость" Российской Империи продлилась меньше столетия.
2012 год. Конец календаря. Петроград. Полтора года после окончания войны. Семь месяцев после успешного мятежа в столице.
Доктора вычислительных наук Рыжего В.А. считают бандитом и гением, подрывным элементом и славой российской науки. По видовой принадлежности он является городской крысой, а служит - логистиком. Или наоборот? А у хорошего логистика даже конец света пройдет по расписанию.
Версия от 26.03.2010.
Князь Волоцкий, гладя штаны, прожег их и застрелился там же, в кухне.
Никто не удивился.
Говорили, что нашли его почти сразу, в стылой пустой кухне еще не развеялся запах паленой шерсти и пороха. Решали, кто будет хоронить: покойный был сиротой. Обсуждали, с каким попом проще договориться об отпевании - все-таки самоубийца, вспоминали потом, что был юноша заядлым нигилистом и выводили из того, что с попом договориться надо непременно.
Удивляться же было совершенно нечему.
Была зима, кончался календарь и наступал последний, 2012 от Рождества Христова, год.
14 декабря.
"С адом случилась оказия..."
На недолгих поминках после похорон нарезали хлеба, просушив и обжарив над открытым огнем, положили поверх тоненькие ломтики заранее вымоченной селедки, накрыли вареной картошкой, прокололи зубочистками - вышли прехорошенькие канапе. Был один на всех присутствующих графин водки, водку вчера принес Владимир, а значит, можно было не опасаться отравы. Был бочоночек церковного вина. Студент Марик порубил на дрова какую-то дверь и славно растопил камин. Настроение после всех хлопот в теплой зале было легкое, радостное. Юрочку Волоцкого поминали едва ли не с завистью.
Владимир задерживался. Пришел часа через два, когда уж все было съедено и выпито, а Марик взялся за гитару, исполняя что-то до слез грустное. Принес мятую, чумазую картонную коробку, а в ней - пятьдесят плиток швейцарского шоколада. Извинился - мол, ничего более полезного добыть не смог. Облил Анну взглядом таким, что показалось - шелковое платье сгорело и осыпалось пеплом. Скинул пальто на плечи стоявшему у дверей мраморному Давиду и опять потряс всех до безмолвия, на сей раз - крахмальной ослепительно-белой манишкой под смокингом.
- У вас, - Марик на середине строки прервал куплет о милом друге, ушедшем в вечное плаванье, - наверняка даже и сигары есть?
- Есть, а как же. Вас угостить? - процедил Владимир, и стало ясно, что зол он необыкновенно, чрезвычайно даже для себя самого.
Гаванскую сигару, извлеченную из футляра с ручной росписью, курили все по очереди. Анна втягивала густой, бархатный, черносливовый дым и все пыталась встать так, чтобы слегка, невзначай, задевать плечом. Касалась - и сразу старалась отпрянуть, так било ее злостью, словно острым синим электричеством, и хотела домой, и хотела, чтоб прямо здесь, украдкой, скользнул бы рукой ей под шаль, в низкий вырез на спине, чтобы выгнуться на этой ладони, как на раскаленной плите, а остальные чтоб ничего не заметили совершенно. И убить была готова, потому что не замечал-то как раз Владимир.