Кинокава

Ариёси Савако

Савако Ариёси (1931–1984), одна из самых ярких писательниц Японии, в своем романе рассказывает о женщинах трех поколений знатного рода Матани, взрослевших, любивших, страдавших и менявшихся вместе со своей страной на фоне драматических событий японской истории первой половины XX века.

l

Тоёно уверенно поднималась по каменным ступеням, бежавшим к вершине холма. Три дня тому назад ее седые волосы, давно позабывшие, что такое рука парикмахера, были тщательно уложены мастером, специально выписанным из города Вакаямы. Пряди по обеим сторонам лица подобраны как полагается, а надо лбом слишком сильно выдаются вперед для женщины ее возраста – ведь ей уже почти семьдесят шесть. Любой, кто бросал взгляд на эти пусть поседевшие, но все еще густые и блестящие волосы, ясно представлял себе их былую красоту. Одетая в кимоно с изысканным набивным рисунком, Тоёно шла рука об руку с внучкой. Глава рода Кимото держалась с таким достоинством, что складывалось впечатление, будто старая женщина помогает молодой, а не наоборот. В тот день Тоёно была как никогда полна решимости, ибо настало время ее внучке выйти замуж и навсегда покинуть семью.

Утренний туман ранней весны белым облаком лег на Кудояму. Хана молча поднималась по склону, ощущая исходившую от бабушки силу. Сияющие волосы девушки были собраны в высокую прическу, лицо пламенело под толстым слоем белил. Декоративные кисти сумочки, спрятанной в рукаве пурпурного фурисодэ,

[1]

тихонько позвякивали на ходу. Напряженная, словно струна, Хана прислушалась к этой нежной мелодии и вдруг почувствовала, как бабушка изо всех сил сжимает ей ладонь. Этим крепким рукопожатием Тоёно как будто бы говорила Хане, что, стоит ей выйти замуж, она перестанет считаться членом семьи Кимото, а дом, в котором она провела двадцать лет, уже не будет ее домом. Но в то же время бабушка хотела показать, как жаль ей расставаться с любимой внучкой.

Настоятель храма Дзисонъин, которому накануне сообщили об их визите, ожидал дам у входа в павильон Мироку.

[2]

Однако он не стал облачаться в обрядовое одеяние, поскольку Тоёно особо подчеркнула, что они с внучкой не собираются выслушивать заунывные сутры. Настоятель вежливо поклонился, чего, собственно говоря, и следовало ожидать, ведь он принимал у себя не кого-нибудь, а главу одного из самых высокородных семейств префектуры.

– Какой удачный сегодня день! примите мои искренние поздравления.

– Спасибо. Просим прощения за столь ранний визит, – поклонилась Тоёно.

II

По мосту весело шагала девушка. Белый шерстяной шарф небрежно обмотан вокруг шеи, один конец зажат локтем, второй развевается по ветру. Из-под коротких зеленых хакама

[52]

с двумя белыми полосками понизу выглядывают ножки в чулках и туфлях. Поверх кимоно из полосатого хлопка ручной работы красуется шелковая хаори. Форма одежды далеко не стандартная, но с первого взгляда понятно, что перед нами ученица Школы для девочек Вакаямы. Те, кто встречал ее впервые, непременно оглядывались ей вслед. Однако внешний вид Фумио уже давно не повергал в изумление жителей округи. Старшая дочь Матани много лет привлекала внимание всей деревни, а уж после поступления в Школу для девочек ее слава затмила отцовскую.

– Это старшая дочь, – шептали ей вслед деревенские. Иногда они критиковали девушку, временами же им ничего не оставалось, как только посмеиваться.

Самой Фумио было абсолютно все равно, что о ней говорят. Более того, она обожала шокировать окружающих. Именно поэтому и выступила против практики ношения красно-коричневых хакама. Однажды ее одноклассница пришла в школу в хакама зеленого цвета, подражая актрисам из знаменитого «Такарадзука кагэкидан»,

[53]

за что получила строгий выговор от учителей. Фумио тотчас подняла мятеж под лозунгом «В школьных правилах не сказано, что мы обязаны ходить в красно-коричневых хакама» и подбила всех своих одноклассниц переодеться в зеленые. Но на этом дело не кончилось, бунтарский дух Фумио ни в какую не желал успокаиваться. С белой каймы на ее ярко-зеленых хакама, которые она носила, несмотря на явное недовольство администрации, свисали двадцать пупсиков, каждый размером в сун. Конечно же она заявила: «В школьных правилах не сказано, что мы не имеем права подвешивать к хакама пупсиков». Фумио с характерной для нее дерзостью начала эту очередную кампанию протеста, когда ее подругу наказали за то, что она украсила свои хакама модными безделушками.

Фумио продолжала свой путь, безжалостно молотя ногами по подолу и не обращая внимания на пыль, оседавшую на черных туфлях. Крохотные пупсы весело танцевали вокруг хакама и вращали глазами, разглядывая мост Мусота, под которым, как и прежде, плавно несла свои жемчужные, зеленовато-голубые воды Кинокава.

В начале эпохи Тайсё