В поисках бриллиантовой диадемы

Аверин Владимир Владимирович

Из семьи цирковых артистов Кирсановых была украдена старинная бриллиантовая диадема. Подростки Дина Кирсанова и Вадик Ситников решили во что бы то ни стало вернуть диадему...

Аверин Владимир

В поисках бриллиантовой диадемы

OCR

и вычитка Всеволод. Май

2012 г

.

Глава I НАХОДКА

—Этого не может быть! — побледнев, сказал бородатый мужчина, глядя на журнальную фотографию.

Он снял очки и горящими глазами посмотрел на своего телохранителя, затем еще раз всмотрелся в фотографию и сказал:

—Мы никуда не летим. Сдай билеты, Макс. Макс удивился, ведь еще пять минут назад они собирались на воздушном лайнере вылететь из Москвы.

Пять минут назад в светлом прохладном зале аэропорта Домодедово, ожидая регистрации рейса Москва'—Нефтеюганск, бесшумно ступая легкими дорогими туфлями по шашечным плитам, прохаживался высокий худощавый мужчина в летнем костюме песочного цвета. Его ухоженная борода поблескивала сединой, глаза скрывались за дымчатыми стеклами в золотой оправе. На безымянном пальце правой руки таинственно поблескивал изумруд, отбрасывая зеленые блики на хромированные замки добротного кожаного кейса и на серебряную пластину с выгравированной на ней монограммой «А. В. Н.» — Александр Венедиктович Никольский.

За Александром Венедиктовичем шел его телохранитель Макс — высокий мужчина атлетического телосложения, с лысой, как тыквенная семечка, головой. По его лицу легко можно было определить, что газет он не читал, а книг в глаза не видел.

Глава II НЕВЫНОСИМАЯ ЛЕГКОСТЬ СЛАВЫ

В красном полумраке просторной кладовки, стены которой были оклеены большими, маленькими и совсем крохотными фотографиями, среди штативов с развешанными фотоприборами и фотопленками, на ящике с фотобумагой сидел Вадик Ситников и, склонившись над белым листом с ускользающими бликами, наводил резкость винтом фотоувеличителя.

Достав чистый лист фотобумаги, он положил его под красный луч увеличителя, затем щелкнул, открыл, отсчитал, закрыл, вынул, бросил в наполненную раствором ванночку и стал наблюдать за погружающимся в проявитель листом, на котором начали проступать нити, полосы, пятна. Они медленно превращались в фотографию породистой лошади, несущейся по кругу цирковой арены.

Промыв отпечаток и положив его в ванночку с закрепителем, Вадик посмотрел на часы, потом на телефон и тяжело вздохнул — со вчерашнего дня ему еще никто не позвонил. Почти все его друзья на каникулы уехали из Москвы, и теперь не перед кем было похвастаться своим первым опубликованным в журнале фотоснимком.

Журнал поступил в продажу позавчера, а вчера Вадик попросил отца купить пятьдесят экземпляров этого журнала и очень расстроился, когда отец принес только десять. Но еще больше он расстроился, когда понял, что дарить журналы в общем-то некому, что у его подъезда не толпятся поклонники и никто не собирается клянчить у него автограф.

В итоге из десяти экземпляров ему удалось пристроить только два: один он подарил Дине Кирсановой, а второй — Вите Пузыренко, по прозвищу Пузырь.

Глава III ВТОРОЕ ПРАВИЛО НИКОЛЬСКОГО

Поговорив с Вадимом, Александр Венедиктович положил в карман трубку сотового телефона, велел Максу оставаться в машине, а сам вышел из прохладного салона джипа на шумный и душный московский проспект.

Был жаркий летний полдень. В высоких стеклах супермаркета отражались мчащиеся автомобили. Воздух был наполнен бензиновой гарью и запахом жареной кукурузы. Над раскаленным асфальтом дрожало грязно-желтое марево.

Глядя на рекламные вывески супермаркета, Никольский прошел несколько метров вдоль огромного магазина и, когда увидел над одной из дверей вывеску «ПАРФЮМЕРИЯ», вошел в пахнущий косметикой зал и остановился у отдела, в котором продавались духи.

Мне нужны недорогие духи, — сказал он продавщице.

Стоящая за прилавком девушка посоветовала:

Глава IV ПРЕДЛОЖЕНИЕ

Поговорив с Никольским, Вадик вернулся в свою квартиру и позвонил Дине Кирсановой.

Привет, — сказал он, когда Дина сняла трубку. — Как дела?

Никак, — равнодушно ответила она.

Тебе жарко? Можешь не отвечать, я и сам знаю, что жарко. У меня за окном термометр висит, на нем двадцать восемь градусов. Это в тени, — уточнил Вадик, — значит, на солнце будет почти сорок!

Почему?