Уходили из дома

Авраменко Геннадий

Геннадий Авраменко — известный светский фотограф, колумнист журнала «МК-бульвар». Но это сейчас, а в начале 90-х он был... самым настоящим хиппи. Носил длинные волосы и передвигался по бывшему СССР исключительно автостопом в ту пору, когда вся страна сделала глоток свободы. А кто знает о свободе больше, кто может рассказать о ней лучше, чем хиппи?

Роман «Уходили из дома» — это дневник, полгода и две недели из жизни 18-летнего Ринго Зеленоградского, который в 1992-м путешествует по России, Литве, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украине, долго живет в Крыму на загадочной горе Мангуп, хранящей древнюю силу. Его гонит в путь желание найти «нового себя, новый дом, любовь, треклятый смысл жизни», и оно же заставляет возвращаться — к городам, горам, морям. И к людям. Потому что главный стержень романа — это люди. За 18 лет, минувших с тех пор, они нашли себя, стали успешными режиссерами, художниками, журналистами, фотографами. Их все знают и уважают. Но самые важные перемены, определившие судьбу и мировоззрение, случились с ними в те времена, когда они уходили из дома.

Это роман-ностальгия, где начало 90-х воспроизведено в деталях, ощущениях, мечтах.

29 апреля 1992 года, среда

На Гоголях было спокойно. Как обычно, царило разделение по статусу и интересам. На боковой лавочке у льва кисла дринч-команда, у подножия памятника Гоголю вдумчиво молчала пионерия. На лавке напротив сидели умеренно выпивающие олдовые — кажется, Хоббит, Шерхан, Шериф, Князь. На соседней грелось на солнышке мое безбашенное поколение. У ограды с загадочными лицами, делая вид, что они просто кусты, курили траву Лик и Питон. Дымсон ссал сверху на проезжую часть. Поздоровавшись с теми, кого знал, я присел к своим. Глотнул портвейна, поинтересовался, не собирается ли кто в Таллин на маевку. Уже попрощавшись со всеми, собрался было отчаливать, как вдруг Золотая Рыбка тихонечко пискнул:

— Мамочки!

От «Арбатской», со стороны Генштаба, приближались человек двадцать люберов. Они почти маршировали; широкие клетчатые штаны и одинаковые звериные лица на­водили ужас даже на расстоянии ста метров. И шли они явно к нам.

Стоявший у перехода милиционер бочком-бочком удалился в переулок.

Пионерия испарилась мгновенно. Не убежала даже, а именно испарилась, оставив на граните влажные следы. Молодежь, подхватив пожитки, тоже рванула вниз по бульвару. Дринч-команда попыталась встать, но тщетно.

30 апреля, четверг

В час ночи прибыли в Тверь. Электричка до Бологого только в четыре с чем-то, решили ее не ждать и сели в состав до Спирова. Знакомый населенный пункт, мы здесь с Добровольцем висели в прошлом году, долго уехать не могли.

В Спирове на вокзальчике вздремнули, скукожившись на деревянных лавках. Дубак страшный; тоже мне — конец апреля. У Китайца с собой оказалась водка, начали отхлебывать потихонечку, запивать водой и закусывать баранками. Гадость невкусная, зато согрелись. Время пошло быстрее, веселее. Вот и электричка наконец. Так, постепенно-постепенно, добрались до Питера. Поздно уже, 15.45, фиг знает, думаю, до Таллина сегодня уже ни­как не доберемся. По Питеру решили не болтаться, ехать надо, а то на маевку не успеем. Может, на обратном пути и зависну на пару дней, сто лет не был, народ не видел. Приехали на Балтийский вокзал и сели в электричку до Гатчины. Полковник Васин говорил, что оттуда ходят прямые поезда на Кингисепп, а там и до Эстонии рукой подать.

О Гатчина, будь ты трижды проклята! Зачем мы вообще сюда приехали?! Как выяснилось, электричек отсюда на Кингисепп нет в природе, трассы рядом нет тоже! Льет сильный дождь, холод просто невыносимый. Попытались найти товарную станцию, чтобы вписаться хотя бы в товарняк, но, вымокнув до нитки, сдались и вернулись на вокзал.

Будь проклят город, в котором три станции «Гатчина» — «Варшавская», «Балтийская» и «Товарная»! Мы задолбались между ними шастать! Был вариант добраться до цивилизации, у меня ведь есть в Гатчине знакомые хиппи — Женя и Антон, но тогда мы точно зависнем и ни на какую маевку в Таллин не попадем. Решили не падать духом и продолжать нелегкую борьбу с обстоятельствами. На «Варшавской» встретили собственно Полковника Васина, ввергнувшего нас в заблуждение, Натху и Командира. Мокрый Полковник явно только что прошел те же круги ада и был буквально морально раздавлен, поэтому пенять и высказывать ему все, что мы думали о нем, Гатчине и электричке в Кингисепп, им обещанной, не стали. Да и поди выскажи ему, он же лось здоровенный, на две головы выше меня. Хоть и пацифист, а как даст! Говорят, его сам Б.Г. Полковником окрестил. Круто.

Дождались поезда на Таллин, заползли в общий вагон, согрелись чаем. На таможне заплатили по 25 рублей за визу. Показуха какая-то, а не таможня. И эстонцы тормозные, делают вид, что русского языка не понимают, — вот так взяли и забыли внезапно. Жаль, не догадался я спрятаться куда-нибудь, денег бы сэкономил. Барик вот залез в багажный ящик под сиденье и проскочил незамеченным. С этими ящиками надо быть крайне осторожными, главное — помнить, кто куда залез, и тщательно посчитать ныкающийся народ. А то была однажды трагикомичная история...