В траве мелькнуло что-то бурое.

«Есть!» — подумал Саня и нагнулся.

Но это был берёзовый лист, а вовсе не красноголовик. Саня разочарованно хрустнул коленками и побрёл дальше. В корзине болтались две сыроежки да полужидкий обабок, густо приправленные осенней трухой.

В густом, как собачья шерсть, березняке тоже ничего не нашлось — как и в осиннике за Михайловским покосом, и мрачном бору ближе к железной дороге. Не было даже поганок. Проболтавшись в лесу ещё с полчаса, Саня вытряхнул из корзины свою жалкую добычу («Всё равно даже супа не сварить») и повернул к Телефонке в надежде найти хотя бы кусок чугунины или обрывок троса. Лишь бы не ложиться снова на голодный желудок.

Телефонкой назывался небольшой, но основательно загаженный холм по дороге в Малую Вильву. В начале девяностых там столкнулись «буханка» и «Москвич». Водитель последнего погиб на месте, машины с грехом пополам эвакуировали, но битое стекло, обломки приборной панели, отлетевшее от «Москвича» колесо и прочее тряхомудье остались на месте. Потом на Телефонке пообедала бригада лесорубов, оставив после себя яичную скорлупу и пустую бутылку, случайно порезавшийся грибник выбросил там окровавленный платок, и пошло-поехало — к двухтысячному году мусор на Телефонку везли целенаправленно.