«Таран» был лучшей таверной в Ламморе.

До этого дня.

Сейчас Старый Джеб, по слухам, собирается ее продавать. И со всеми пожитками перебираться в Инневен или куда подальше. Вот только ума не приложу, кто ее купит. Потому что теперь в городе никто не скажет: «Идем на «Таран». Заведение в упадке, его огибают стороной за три улицы. Джеб кормится за счет совсем уж редких гостей из отдаленных краев, где не слышали россказней о том вечере…

Все началось с воздушной пристани.

Наш город издревле расположен на перекрестке воздушных потоков. И речь, как вы понимаете, не о западных ветрах, дующих в это время года. Через Ламмору проходит много транзитных путей. Пассажирских и грузовых. Еще раз подчеркну – транзитных. У нас никто подолгу не задерживается. Люди прилетают и улетают. А мы остаемся – с нашими кривыми улочками, ярусами каменных домов, громоздящихся на холмах, извилистыми лестницами, рекой, разрезающей город на две части, мостами и фонарями. С нашим вечным туманом, спустившимся с гор. Постоялыми дворами, представительствами гильдий и угрюмым Храмом Демиургов.

Странников никто не ждет.

Но они приходят в твой дом. Иногда задерживаются, иногда – нет. Чаще второе. Перекусят, обогреются – и прочь, в мир дорог, перекрестков и пыльных ветров. Оставляя тем, кто их приютил, тоску по дальним путешествиям, скрипу колес и дыму походных костров. Уж такие они странные люди. Странники.

Выдался солнечный, приятный во всех отношениях день.

На рассвете я встал, умылся, натянул рабочие штаны и холщовую рубаху. Час поупражнялся с ножами на манекенах. Место для тренировок у меня оборудовано на заднем дворе, рядом с кузницей. Грубо скроенные чучела, набитые соломой, вращающиеся столбы, ощетинившиеся деревянными обрубками и прикрученными к ним проволокой клинками, брусья, турник, импровизированные гири под навесом… Не знаю, зачем мне все это. Я ведь уже не мастер ножей.

Теперь я свободный фермер.

У меня нет оружия.

Если он нападет – я не готов. Это первая мысль. И вдогонку – вторая. Хотел бы убить – убил. В спину, пока я тащил ведро. Но явился путник не за тем. Издалека примчался к изгнаннику, у которого нечего взять.

Мы изучали друг друга.

Целую вечность.

Затем он снял шапку в приветствии:

Едва Мглистый Брод скрылся из виду, Коэн скинул сапоги и завалился на диван. Пейзаж за окном страдал провинциальным однообразием – бескрайние возделанные поля, зубчатая кромка леса на горизонте и ясное безоблачное небо. Кони мчались по запущенному Эрнскому тракту, ведущему в Озерный край, однако пыль в экипаж не проникала и тряска не беспокоила нас. Рык спал на нижнем ярусе, под полом нашего кабинета – там было еще просторнее, чем в моем подвале. Без излишеств наподобие искусственной зимы, зато довольно прохладно.

– Как ты это делаешь? – вырвалось у меня.

Коэн недоуменно посмотрел в мою сторону:

– Что именно?

– Изменяешь мир внутри кареты.

Еду и напитки нам подали в библиотеку.

Разговор, судя по всему, предстоял серьезный. Мы расположились в креслах, а Ратимир позвал слугу и велел передать распорядителю, чтобы его никто не беспокоил в течение ближайших часов.

Полуденное солнце уставилось на нас через западное окно. Я уплетал колбаски с хреном и острыми приправами. Запивал квасом. Отменным квасом, доложу вам, ламморское пойло здесь и близко не ночевало. Печеный картопль тоже был хорош. Как и салат, впрочем.

– Итак, – начал Ратимир. – Ты передал на Облака мое послание?

Коэн загадочно улыбнулся:

За кругом иллюминатора проплывали дождливые ландшафты Озерщины. Южная граница этих земель поросла дремучими лесами и затянулась болотами – так выглядели владения некогда могущественной расы.

Отвернувшись от серой панорамы, я окинул взглядом комнату отдыха. Стены были превращены в книжные стеллажи, забитые старинными манускриптами и массивными томами в кожаных переплетах. В одном месте книги отступали, обнажив ровный участок стены, на котором висела подробная карта Тверди. Середину комнаты занимали овальный стол и мягкие кресла, привинченные к полу. Справа от меня в стене виднелась полукруглая дверь с крохотным смотровым окошком. Круглым, разумеется.

Мне доводилось летать на пассажирских браннерах несколько раз – удовольствие это не дешевое, особо не налетаешься. Когда возникала необходимость отправиться в дальние края по поручению городских властей, я прибивался к торговым обозам, изредка покупал билет на дилижансы и речные паромы. На браннерах путешествовали сливки общества и купцы с уровнем достатка выше среднего.

Коэн владел собственным браннером.

Гондола была довольно вместительной, но сходство с пассажирским транспортом на этом заканчивалось. Кают здесь меньше, но они просторнее и роскошнее, каждая оборудована удобствами и душевым отсеком. Имелись кухня, комната отдыха и рабочий кабинет. Под полом – обиталище полярного рлока. В носовой части расположена лестница, ведущая на технический ярус. Туда нас никто не звал – это вотчина погонщиков и воздушной охраны.

Коэн обвел нас взглядом – хотел убедиться, что пришли все. Справа от меня могучей мускульной горой высился Грорг, слева тихонечко пристроился врачеватель Ли. Напротив сидела Мерт. Шестиугольный стол позволял видеть каждого собеседника.

– Поесть бы, – предложил Грорг.

Кьюсак согласно кивнул.

Признаться, я был на стороне северного варвара, но Коэн явно собрал нас для других целей.

Посредник улыбнулся.

Повисла тишина.

Браннер нырнул в полосу дождя – по стеклу иллюминатора забарабанили тяжелые капли. Вдруг стало неуютно. Мне припомнился вечер, когда Коэн получил предупреждение от Посторонних.

– Ты веришь в Безымянный Скит? – спросила Мерт.

– Есть основания полагать, что он существует, – осторожно ответил наш наниматель.

– Постой, – вмешался Гарнайт. – А ты встречался с

настоящими

Демиургами? Теми, что сохранили древние знания? Создателями?

Я бросил рлоку две кроличьих тушки и закрыл дверь кладовой. Меня коснулась запоздалая волна благодарности – зверь начал есть. Ему этого хватит на несколько часов, потом в номер принесут еще мяса.

За окном громоздились тучи.

Буря, следовавшая по пятам «Мемфиса», накрыла дряхлеющий Верн. Матросы разбрелись по кабакам – никто не собирался выходить из гавани в такую погоду. Срединное море наваливалось на волнорезы массивными валами, пытаясь прорвать каменную оборону. На утесе высился маяк – казалось, в небо воткнули палец мертвеца. Луч света пронзал дневную мглу, растворяясь в бесконечной серости. Картина дополнялась извилистыми каменными переулками портовой зоны, сбегавшими вниз по холму.

Постоялый двор был построен на вершине холма, обросшего брусчаткой, канализационными стоками, крутыми ступенями лестниц, смотровыми площадками и обычными домами. Верн сплошь состоял из взгорков, одетых в камень каналов, мостов, переходов, переулков и галерей. Странный и по-своему очаровательный город традиций, мхов и упадочных настроений. Мешанина черепичных и жестяных крыш, причудливые водостоки, ощерившиеся мордами горгулий, шпили ветхих дворцов и тени величественных храмов – прибежищ вымирающих культов. Таким я впервые увидел Верн, покинув гондолу браннера.

Я помню Срединное море, выдвинувшееся из предрассветной мути. Словно кромка исполинского щита, пробитого полуостровом Коготь у самого горизонта. Прежде я не бывал в этих краях, и море произвело на меня должное впечатление. Древний город раскинулся на Когте и большей части видимого побережья. Казалось, гавань просела под грузом прожитых лет, вспучившихся холмов и лабиринтов застройки. Ленивые воды Индра катились по просторам Мировой равнины, вливались в город, мягко обнимали его кварталы и дворцы. Гавань ощетинилась бесчисленными мачтами торговых, рыбацких и военных кораблей. С высоты Верн казался игрушечным, но стоило чуть опуститься, как мы начали ощущать масштаб.

Не знаю, кого хотел встретить наш наниматель в Верне. Мы проторчали там около недели. Сперва ждали, пока уляжется шторм. Потом слонялись по городу, сопровождая Коэна. Волшебник покупал старинные рукописи и древние карты, рылся в хламе запыленных антикварных лавок, подолгу шептался с дряхлыми продавцами. Вечера проходили в напряженном молчании. Коэн стоял у окна и всматривался в вечернюю мглу. Но никто не приходил.

Спустя шесть дней мы отчалили.

Коэн сказал, что теперь у нас срочные дела на Облаках. Спешка была связана с Небесным советом.

Что я слышал о Небесном совете? Кажется, это орган управления Скитов. Представьте себе кучу островов, дрейфующих в бескрайнем воздушном пространстве. Эти островки имеют собственные правительства, но раз в год отправляют делегатов на Вертерис, чтобы разобраться с общими вопросами. На мой взгляд, разумная система.

«Мемфис» плыл в ясной синеве. Под нами простиралось Срединное море. Каждый член экипажа занимался своим делом. Погонщики правили браннером, Кьюсак чинил такелаж, а Грорг храпел целыми днями. Ли варил свои снадобья. А я слонялся по гондоле без дела. Или присоединялся к рлоку в его мысленных путешествиях. Однажды меня за этим делом застукала Мерт. Я, тепло одевшись, лежал на верхней палубе. Без движения. С открытыми глазами. Подозреваю, что лежал долго, а девушка все это время наблюдала. Наверное, зрелище странноватое. Мы с Рыком охотились где-то на побережье, пробираясь через руины безымянного города. Рык питался жизненной энергией живых существ – набрасывался на них и опустошал, выпивал до самого дна. Атакованное животное падало и больше не шевелилось. А полярный рлок накапливал мощь.