О Достоевском пишут или на него ссылаются не только гуманитарии разных специальностей, но и ученые-естественники, представители «точных знаний», философы, теологи, социологи, психологи, психиатры. Вместе с тем многие считали и считают его «больным талантом», нездоровой личностью, отягощенной дурными наклонностями. Его сочинения оказывают подавляющее воздействие на невротиков и шизофреников. Он и сам с необычайной силой и точностью описывал душевные аномалии.

Наконец, Федор Михайлович был действительно больным человеком. У него периодически бывали приступы «падучей», эпилепсии. А это очевидная аномалия нервной системы, головного мозга, в конечном счете — психики.

Если бы речь шла о художнике, музыканте, поэте — куда ни шло, можно было бы ссылаться на повышенную эмоциональность, бурные страсти, эксцентричность гения. Но ведь Достоевский был не только великим писателем-психологом. Он проявил себя как мыслитель необычайной глубины в философии, религии и даже в естествознании.

Как же мог он совмещать все эти ипостаси? Чем можно объяснить его уникальную одаренность?

Прежде чем попытаться ответить на эти вопросы, хотелось бы на нескольких примерах показать его научно-философские прозрения.

Один из главных героев «Братьев Карамазовых» — Иван, высказывает примечательную и по тем временам смелую мысль: «Находились и находятся даже теперь геометры и философы, и даже из замечательнейших, которые сомневаются в том, что вселенная или еще обширнее — все бытие было создано по евклидовой геометрии». Из геометров тут, пожалуй, имеются в виду Лобачевский, Бояйи, Риман.

Как видим, великий писатель был неплохо осведомлен о новейших достижениях математики. Правда, Иван Карамазов допускает ошибку, когда ссылается на то, что параллельные пересекаются в бесконечности. Этот постулат относится к геометрии Евклида. Не исключено, что автор нарочно показал недостаточную осведомленность своего героя, не являющегося специалистом, ученым.

Рассуждая о непостижимости Бога ограниченным человеческим рассудком, Иван делает вывод: «Все это вопросы совершенно несвойственные уму, созданному с понятием лишь о трех измерениях». У А. Эйнштейна есть почти дословный повтор:

«Человеческий разум не способен воспринимать четыре измерения. Как же он может постичь Бога, для которого тысяча лет и тысяча измерений предстают как одно?»

Конечно, в середине прошлого века о четвертом измерении охотно болтали в салонах. Просвещенные спириты, некроманты объясняли, что материализация и исчезновение духов — это эффект четвертого измерения. Некоторые видные ученые, в частности Д. И. Менделеев, критически анализировали опыты по вызыванию духов. Достоевский одинаково скептически относился и к спиритическим сеансам, и к их опровержениям. В первом случае, по его мнению, проявлялось типичное суеверие, завуалированное наукоподобными словами, а во втором — наивная убежденность ученых во всемогуществе логических доказательств.