Черный с белыми шашечками «ЗИЛ» сбавил скорость: рабочие прокладывали под дорогой трубу для стока талых вод. Все выглядело не таким, как помнил Дмитрий Сергеевич, словно то, что он помнил, происходило в другой жизни.

Движение по новому шоссе открылось недавно. Но столько машин проносилось навстречу друг другу, что казалось, это широкое, необычное для горных дорог шоссе существовало всегда. Но «всегда» было другое — узкое и извилистое, с крутыми спиральными поворотами. Участки старой дороги местами сохранились, кое-где примыкая к новому шоссе. Узкие полоски асфальта выглядели глухими и заброшенными. А в его памяти старая дорога оставалась широкой и удобной. По ночам по ней двигались огоньки извозчичьих линеек, и далеко был слышен цокот кованых копыт. Конечно, ездили на линейках и днем. Но днем было по-другому. Барьеры из обтесанных камней, побеленные известкой, ограждали опасные места. Черная пустота, бездонная и зыбкая, из которой долетал едва уловимый шум моря, оказывалась днем просто крутым склоном, покрытым виноградниками. Лошади бежали ровной рысцой, пассажиры сидели на линейках спиной друг к другу, свесив ноги, и близко под ногами убегал теплый асфальт. В то время уже попадались на дороге небольшие автобусы с откидным верхом. Они ходили немного быстрее. Но те, кто понимал, ездили на линейках, и дорога от Симферополя занимала полдня. Куда спешить? Извозчики с согласия пассажиров сворачивали в сторону от дороги, и где-нибудь в ложбине, за выступом скалы, неожиданно оказывалась сакля и над ней виноградники на камнях, нагретых солнцем. Мохнатые псы подходили к линейкам и пристально смотрели круглыми глазами. Пахло дымком и пряным чадом: в жаровне на очаге кипело масло, и в нем жарились чебуреки. Из сакли выходил хозяин, отгонял собак, и они уходили куда-то в тень. Хозяйка в шальварах выносила на свежих виноградных листьях овечий сыр, хозяин ставил на низенький стол глиняные кувшины с вином, блюдо с чебуреками. Ели весело и неторопливо, и хозяин ел, как будто это были его гости, а не случайные люди, с которых он за все возьмет деньги.

В «ЗИЛе» ехали муж с женой. Муж, в джинсах, с брюшком и в ковровой тюбетейке на бритой голове, всю дорогу жужжал кинокамерой. Он снимал все подряд сосредоточенно и самозабвенно: поздняя страсть — самая неистовая страсть.

Его жена еще в Симферополе доверительно сообщила Дмитрию Сергеевичу:

— Камера японская и всего тысячу рублей. Новыми деньгами, конечно. — Из всех пассажиров она почему-то выделила Дмитрия Сергеевича. Наверное, потому, что она никогда не видела так близко торговых моряков, и потому, что этот моряк и ее муж сидели на откидных стульях, хотя оба, по ее мнению, заслуживали лучших мест. Время от времени она говорила: