Последние пять миль за ними следили неотрывно. Силдаан ощущала чужое присутствие, хотя и не видела преследователей. А вот те, кого она привела с собой, ничего не замечали. Они не имели ни малейшего представления об опасности, которой подвергались. С чего бы вдруг? Как это похоже на мужчин. Они были здесь чужими. Надувались от сознания собственной силы и могущества. Невежи. Они и живы-то оставались только потому, что с ними была она.

Тем не менее ей пришлось вверить им свою жизнь. Силдаан вздохнула про себя. Здесь, на краю благословенного тропического леса, откуда открывался потрясающий вид на величественный храм Инисса в Аринденете, подобное решение представлялось чистым безумием.

Гигантский золотисто-зеленый купол храма возносился ввысь на добрых две сотни футов, опираясь на круговую каменную кладку. И в самом куполе, и в стенах красовались многочисленные окна, забранные витражными стеклами, переливающимися всеми цветами радуги. Каждый камень в стенах был украшен изображением одного из воплощений даров Инисса, будь то свет, вода, животное, растение или минерал. Внушительные, обитые железными полосами двери выходили на извилистую мощеную дорожку, сбегавшую по широкому каменному козырьку и терявшуюся в лесу.

На этой самой дорожке они и стояли, тридцать мужчин, столпившихся позади Силдаан и с раскрытыми ртами глазеющих на величественный храм. Несколько мгновений они даже не обращали внимания на тех, кто встал на площадке перед ним.

Девять ТайГетен. Три звена элитной касты воинов Инисса, отца эльфийской расы. Звено, преследовавшее их, присоединилось к двум остальным. Лица их были разрисованы коричневато-зелеными маскировочными узорами, а одежда по цвету сливалась с лесной подстилкой. Под лиственным пологом леса они в буквальном смысле превращались в невидимок.

Ауум и Серрин смотрели на людей. Тех троих, что уже были убиты, заберет к себе лес. Ауум вознес краткую молитву Шорту, дабы тот послал им вечные муки. И его мольба наверняка будет услышана. Шорт с превеликой радостью завладеет душами людей. Милосердный Шорт, чей гнев, когда он сталкивался с предательством, был страшнее ярости самого Инисса.

— А у них есть мужество, — заметил Серрин.

Ауум презрительно фыркнул.

— У них есть дисциплина. А мужества нет. Мы подождем, пока страх не сожрет те крохи веры, что у них еще остаются. Подданные Туала породят в них сомнения и неуверенность. Слезы Гиал скроют от них настоящую угрозу. А потом мы с тобой завершим дело Инисса.

— Их вожак. У него есть мужество.

— Я спас столько своих людей, сколько смог.

А тысячи других оставил умирать.

— У меня не было выбора.

У тебя был выбор — стоять насмерть и сражаться. Но ты повернулся и бежал.

— Я защищал тех, кого мог спасти.

Они стояли вместе на утесах, обступивших ущелье Ултан, и смотрели на лес. В бессильной ярости Ауум стиснул зубы, чувствуя, как по коже у него пробежали мурашки. Святотатство поражало своими масштабами и попросту не укладывалось в голове.

В самом начале вторжения людей, когда эльфы еще оставались отчаянно слабыми и рассеялись по всему тропическому лесу, их враг начал безжалостную эксплуатацию ресурсов, ради которых и заварилась эта кровавая каша. Вред был нанесен колоссальный и ужасающий, быть может, даже непоправимый. Серрин, стоящий рядом с Ауумом, дрожал всем телом, и пантера ласково терлась об его ногу носом, пытаясь успокоить.

— Ради чего ты подвергаешь себя таким мучениям? — спросил Ауум.

— Чтобы ты осознал, чему позволил случиться. В этом и состоит мой долг.

В радиусе двух миль от Исанденета тропический лес был уничтожен полностью. Для борьбы с подлеском люди использовали магию. Дальнейшее опустошение не продвинулось на запад только из-за непроходимых болот и неприступных скал, но люди повернули на юг и взялись за реку Икс.

Ауум опустился на корточки, резким взмахом руки показав своим Тай, чтобы они последовали его примеру. Здесь, у самой земли, в густых зарослях подлеска, было слышно лишь приглушенное эхо бурной животной жизни, ликующей наверху, в зеленом покрове. И потому посторонние звуки доносились особенно отчетливо.

Ауум повернул обратно к храму в Аринденете. Встревожившие его колебания воздуха докатились издалека, и никто из пятерки тех, кто сейчас смотрел на него, не уловил их, хотя все эти юноши и девушки подавали большие надежды. Вскоре им предстояло стать полноправными членами боевых звеньев ТайГетен, а через десяток-другой лет — возглавить их.

Ауум внимательно всматривался в их лица, замершие в ожидании его команды. Глаза их сияли — еще бы, он оказал им великую честь, согласившись стать их учителем и наставником. Их неприкрытое восхищение изрядно смущало его, но они были хорошими слушателями. Маскировочная краска была нанесена на их лица безупречно, с должным уважением к Иниссу, отцу всего живого, Бииту, богу корней и ветвей, и с соблюдением всех ритуалов воина ТайГетен.

Ни один из них не проявлял ни малейших признаков страха. Ауум знал почему: потому что с ними был он. Тот самый Ауум, который сражался с гаронинами и остался жив. Ауум, который отыскал Такаара и дрался рядом с ним, чтобы освободить эльфов Исанденета. Ауум, архонт ТайГетен. Бессмертный.

— Но по-прежнему уязвимый, — пробормотал он. Им должно быть так же страшно, как и ему. — Что вы слышите?

На мгновение Ауум позволил себе испытать гордость. Его ученики ТайГетен проявили себя как зрелые ветераны. Убивая мастерски и беспощадно, они спасли десятки жизней. И вот сейчас они бродили по деревне, готовя мертвых к путешествию в Чертоги Возвращения, предлагая утешение раненым и скорбящим, врачуя их тела бальзамами и снадобьями.

Несколько домов еще догорали. Погасить магическое пламя было трудно, но падающие слезы Гиал хотя бы не дадут ему распространиться дальше. Ауум вернулся в храм. Лед уже растаял, и скользкие камни блестели влагой. В каждой комнате молились жрецы, а из-под купола доносился многоголосый напев. Это звучала поминальная песня по погибшим и призыв к Шорту явить свою месть душам врагов.

Войдя в зал под куполом, Ауум вновь обошел бассейн по кругу, пройдя мимо жрецов и адептов, преклонивших колени в молитве. У обгоревших половинок врат храма застыла одинокая фигурка. Ауум подошел к ней и проследил за ее взглядом: она смотрела на залитую кровью каменную площадку перед входом, на которой по-прежнему валялись тела магов-людей.

— Мне очень жаль, что нас не было здесь, чтобы спасти всех твоих людей, Онелла, — сказал Ауум.

Онелла в ответ рассмеялась сухо и безрадостно, накрыв руку Ауума своей.

Однажды наступило время, правда, когда именно, он уже не помнил, когда он превратил происходящее в игру. Для него это стало единственным способом справиться с болью. Справиться… нет, это неподходящее слово. Терпеть ее, так будет точнее. А смысл игры заключался в том, чтобы определить, какой орган, мышца или кость болят сильнее всего во время его редких посещений храма Шорта в Исанденете.

Все начиналось с первого вдоха, что само по себе было нелегко. Очевидно, это как-то объяснялось слабостью его грудных мышц. Проблема состояла в том, что они оцепенели, не позволяя грудной клетке подниматься, и каждый вздох походил на жалобный всхлип. Но не позволял этой боли победить себя. Он уже привык к ней и научился не обращать на нее внимания.

С величайшим трудом стал подниматься по лестнице. Во время долгого шаркающего пути от лестницы до панорамного зала в конце коридора он мысленно перебирал список источников боли.

Ага, кажется, сейчас в игру вступила его голова. Истормун что-то сделал, чтобы остановить ухудшение деятельности мозга. Он уже сомневался, к добру ли это, потому как голова теперь гудела так, словно мозг пытался вырваться наружу, просверлив дыру в макушке. Очередным кандидатом стало и левое бедро — результат его недавнего покушения на собственную жизнь.

Он бросился вниз вот с этой самой лестницы и переломал все косточки в левой ноге и еще несколько других. Б

о

льшую часть тут же залечили с помощью заклинаний и наложенных шин, но вот левое бедро превратилось в сплошную кашу осколков. Ему сказали, что оно раздроблено до такой степени, что магия тут бессильна. Теперь каждый его шаг сопровождался сильной болью, огненными стрелами отдающейся в стопу и поясницу.