Подлость плюс

Батраков Алексей

Уважаемый читатель! Автор сборника рассказов и повестей "Подлость плюс" начинал работать ещё в Советской милиции, а заканчивал в другой стране и при другом строе. Всё, что поведано в этой книге, имеет реальную основу. А основными героями здесь выступают милицейские следователи и начальники, участковые и оперативники, которые в подлое такое время не ходили под бандитами и не плясали под их дудку. Именно эти люди, на мой субъективный взгляд, не допустили массовой резни в России. А спасти её от разграбления — были просто не в состоянии. И ещё один момент, уважаемый читатель. При отсутствии чувства юмора за книгу эту лучше не беритесь.

От автора

Уважаемый читатель! Все события, о которых идёт речь в данной книге, имеют реальную основу.

Её автор пришел в милицию в 84-м году прошлого века с тяжёлыми мыслями о том, что до пенсии не дослужит, что с преступностью в стране к тому времени будет покончено. За семнадцать лет работы он не единожды был проклят некоторыми из обвиняемых, его два раза пытались загубить некоторые из уголовников, и два раза — затолкать в тюрьму некоторые из прокуратуры.

Но книга эта, по большому счёту, не про них. Она — про тех людей, что работали за совесть. Мы не были ангелами во плоти. И глупо-глупо порой ошибались, и бандитов беззаконно обижали, и пили водку в кабинетах, и спали с другими женщинами… Но никогда мы не были ворьём, что, говорят, стало очень актуально в нынешнее время.

Мои рассказы и повести — не шедевр мировой литературы, но поведаны, думаю, интересно, особенно для людей, не лишённых чувства юмора. Всё же, списаны они с натуры и не являются плодом модных сейчас фантазий на милицейско-полицейскую и прокурорскую темы. Хотя, определённый элемент — присутствует. Надеюсь, уважаемый читатель, книга Вам понравится.

Раздел 1

Рассказы

Подлость

История эта имела место в начале девяностых годов прошлого века. Великая битва за бабло тогда в стране лишь начиналась. Деньгократия и бандитское движение только-только набирали обороты, но развивались до неприличия стремительно Злые языки говаривали, что воров развелось столько, что их численность превысила численность голов так называемых КРС. Для несведущих поясняю, что КРС — это крупнорогатый скот, а если не замудряться — обыкновенные быки и коровы, из которых говядина получается.

В считанные по пальцам одной руки годы времена для бурёнок пришли чёрные. Попали они под срочное накопление первоначальных капиталов, под массовое, то есть, вырезание. А для губивших скотину субъектов, естественно, времена пришли очень даже неплохие, золотые, можно сказать, времена. В прямом и переносном смыслах этого слова.

Причину резкого перехода от граждан великой некогда державы к вышеуказанным домашним животным Вы, уважаемый читатель, поймёте, если хватит терпения прочитать мой опус полностью.

Два соседа из одной деревни, Семён Разуваев и Антон Мозов, много лет отработали учителями в местной школе. Один был физик и математик, второй историю с географией преподавал. Строили и укрепляли вместе со всеми социализм. Даже развитым его сделали. Будущий коммунизм представляли плохо, хотя достаточно были наслышаны. Всё, вроде, шло своим чередом. И… не заметили даже сначала, что общество-то (московское, конечно, в основном) тихой сапой строить коммунизм передумало и к капитализму дореволюционному решило возвернуться. Тут и выяснилось, что оказались наши педагоги, мягко говоря, не очень-то для жизни такой и приспособленными. Для шагающей по бывшим советским городам и весям базарной, или словами другими, рыночной экономики оказались они, мягко говоря, не готовы. Честный труд на благо общества оказался не в почёте, а самое хреновое, мало и редко оплачивался. А жить как-то надо, социализм ли на дворе старый, или капитализм новый-старый…

Сделка

В понедельник на утренней планерке зам. по следствию Виктор Николаевич Осипов был угрюм и раздражителен. Только что имел место не совсем приятный разговор у начальника райотдела по поводу следователя Сорокиной, дежурившей в воскресенье…

— В чем проблема, Наталья Сергеевна? — начальник следствия перевел взгляд на сдававшую дежурство Сорокину.

— В смысле? — приготовилась к активной обороне Наталья Сергеевна, известная своим строптивым нравом.

— В прямом смысле! — начал постепенно свирепеть Осипов — Ты почему вчера Шульгина не закрыла?! Почему он дома, а не в камере?! Какие проблемы, чёрт бы вас всех подрал…

— Нет проблем — Сорокина сначала было стушевалась, но тут же взяла себя в руки — Не считаю нужным… Шульгину двадцать ещё не исполнилось, не судим и роль его второстепенная. Ножом-то угрожал второй… неизвестный…

Эхо гражданской войны

1993 год. Воскресный день для середины мая в Среднем Поволжье выдался на редкость тёплым. Маленький приволжский городок утопал в дружном яблочном цвету…

Ответственный дежурный по местному отделению милиции Андрей Михайлович Абрамов до обеда откровенно бездельничал. С утра только проверил дежурный наряд, «суточников». Слава Богу, все на месте и все трезвые. Да ещё начальнику домой позвонил, обстановку доложил. Затем улёгся в кабинете на диван и задремал, изнурённый вчерашней поездкой с друзьями на природу.

А диван этот в кабинете уголовного розыска стоял уже много-много лет. Его происхождение никто из нынешних милиционеров и не помнил. Год назад в отделении проездом был генерал один из Москвы. Он в далёкой своей молодости начинал опером в нашем городке. Диван увидел, глаза вытаращил. Батюшки, говорит, родные, сохранился ещё. Чуть не прослезился генерал. Эх сколько девчат, говорит, на нём перелюблено было в те времена прекрасные. Начальник наш, как всегда, решил прогнуться. Так и так, говорит, товарищ генерал, давайте мы Вам диван-то отправим контейнером в Москву. Память всё ж такая… Генерал это предложение не принял. Настоящим оказался, не блатным. Отставить, говорит, майор. Парням твоим он понужнее будет. Так и остался антиквариат в кабинете оперативников ещё неизвестно на сколько лет. Кожаный, старинной работы, сносу ему нет. Сто лет ещё прослужит. Упругий, удобный. Знали, всё-таки, своё дело мастера-мебельщики старинные. Потому и не мудрено, что задремал сладко на диване этом ответственный дежурный Абрамов. Благо — ни происшествий, ни звонков тревожных в дежурную часть. Чуть обед не проспал.

Завёл Андрей Михайлович служебный свой «УАЗик» и домой отъехал. Только ложку с супом ко рту поднёс, телефон зазвонил. Так и есть — помощник дежурного, весь разволнованный — Михалыч! — орёт — Тут мужик один мину откопал на огороде. Чё делать-то будем?

— Чё делать, чё делать — передразнил машинально помощника — вешаться в посадке! Милиционера выставь охранять. Сейчас подъеду — Аппетит у Андрея Михайловича как-то незаметно пропал. Черпнул он ещё пару раз ложкой по тарелке и в отделение поехал.

Побег

Уже за полночь Лёва Глотов вышел на край леса. Совсем рядом через картофельное поле виднелись редкие огоньки небольшого села. Кувшиновка, должно быть, подумал Лёва и, стараясь попадать между борозд, направился на свет огней. Почти шестнадцать часов осужденный за разбой Глотов находился в побеге из колонии строгого режима. И срок то у Лёвы заканчивался через полгода каких-то. Но так уж вышло, что пришлось вот срочно скрываться. Ноги уже подрагивали от усталости, поясницу ломило, а проклятое поле никак не кончалось. Перекурив, Глотов усилием воли поднялся с земли и путь свой продолжил.

А вот и окраина села. Выбравшись на травку, прилёг у покосившегося забора. Отдышался, выкурил ещё сигарету, пытаясь заглушить никотином всё нарастающее чувство голода. Нарастало и чувство тревоги. Вдруг сбился с намеченного маршрута и не Кувшиновка это вовсе. И не попадёт он в избу к матери знакомого своего Вениамина, а останется ночевать под открытым небом. Голодный и холодный. Осмотревшись, Глотов понемногу успокоился. Кувшиновка это, слава Богу. Вот и две параллельные улицы, а вон — одна в стороне, наискосок за овражком. Всё сходится. Шесть долгих лет не был здесь Лёва. И вот ведь, надо ж, привела судьба. И Вениамин уже сгинул в мир иной. В аду, наверное парится. Сколько ведь натворил, пока на этом свете был. Пятьдесят лет почти, пока весной на «больничке зоновской» от туберкулёза не загнулся. Ну да ладно, Бог с ним, с Вениамином-то. Лишь бы бабушка Паша жива была и узнала его, Лёву Глотова. Столько лет прошло, как навещал он с Вениамином Пелагею Ивановну…

С такими мыслями направлялся Глотов позади и вдоль огородов к дому так ему нужному. Благо зрительная память была неплохая, и через шесть лет помнил он избу эту. Да и Вениамин-то на «зоне», пока живой был, частенько про дом свой отчий вспоминал. Сокрушался всё, врал наверное, что крышу не успел покрасить. Собирался-собирался, да и подсел за продмаг в соседнем селе… Глотов, нагостившись, тогда уже в городе был. Вскоре тоже влетел. В колонии и свиделись снова…

Так, вот башня водонапорная, вот прогон для скота, а вот и изба бабы Паши. При свете, звёзд, густо усыпавших ночное августовское небо, дом Пелагеи Ивановны был различим довольно отчётливо. Он. Сомнений не осталось. Вот и баня с наличником на окошке резным, вот рядом и яблоня старая, громадная. Всё совпадает. Света в окнах конечно не было. Господи, лишь бы собаки не было. Нет, похоже не завела…

Отпусти

За окном в разгаре «бабье лето». Напряжённый рабочий день заканчивался. Следователь уже сложил все рабочие бумаги в сейф, когда в дверь робко постучали.

— Да-да, заходите… — за дверью, видимо, не расслышали, и вновь раздался стук — Да заходите же!

— Можно? — дверь приоткрылась и на пороге появилась женщина, на вид лет сорока пяти. По повязанному на голове платку, простой одежде и натруженным рукам можно было определить, что женщина эта явно сельская и даже не с райцентра. — Можно? — переспросила посетительница, нерешительно остановившись в дверном проёме…

— Заходите — кивнул следователь — присаживайтесь — указал рукой на стул. Женщина осторожно присела. Осмотрелась.

— Слушаю… Я Вас вызывал?