Ночь нагоняла воинов, накидывая на лес черный, непроницаемый, беззвездный полог. Однако мелькнули последние ветви, и отряд Белгора вырвался на открытое пространство. Впереди показался холм, словно увенчанный каменной короной крепости. Северный ветер жестоко трепал флаги на четырех островерхих башнях, а огни факелов в узких окошках замка мерцали рыжими звездочками, почти угасая под яростными порывами. Белгор, сжимая в руке меч с потемневшим от праха нежити лезвием, замыкал отряд, торопил воинов.

— Отступаем к воротам! Живо! — скомандовал он.

Ночь, казалось, следовала за ними по пятам черным стелющимся туманом. Воины, ушедшие из гарнизона на рассвете, возвращались усталые, изможденные битвой. До ворот оставалось пятьдесят шагов. Сорок… Тридцать…

И вдруг острая боль пронзила спину старого воина. Сжалось сердце, рядом с которым в его плоть проникла сталь клинка. И хотя из груди командира вырвался всего лишь едва слышный хрип, верные соратники услышали его, развернулись и бросились к раненому. Белгор обернулся, медленно опустился на колени и боком повалился на землю. Он увидел рядом с собой лицо склонившейся над ним темной эльфийки в черных доспехах. С узкого кинжала, который она сжимала в руке, стекала кровь.

— Во имя Мортис! — прошептала эльфийка.

Желтая дорога петляла среди поросших орешником зеленых холмов, иногда ныряя в небольшие дубовые рощицы. Все дальше и дальше оставались за спиной Белгора гарнизон и вся его прежняя жизнь. И скоро серые стены крепости, а следом за ними и верхушки остроконечных башен с флагами Империи совсем пропали из виду. Когда это произошло, Белгор перестал оборачиваться, и мысли о службе и оставшихся в гарнизоне воинах сразу оставили его.

Когда-то ему нравилось служить отечеству, крушить врага, оберегать Империю, но последнее время служба давила на него тяжелым камнем. Может, из-за того, что он потерял верных товарищей, а может быть, из-за того, что врага не убавлялось, а только, наоборот, прибавлялось. И все белее тщетными казались усилия по сдерживанию отрядов неприятеля…

Сначала было пасмурно, но вскоре облака на небе разошлись, брызнуло солнце. Откуда-то повеял ветерок, принеся запах лаванды. И Белгор совсем воспрянул духом. Он улыбнулся радостному писку синиц в густом орешнике. Когда стало жарко, он снял шлем и положил его в дорожную суму, которую нес на плече.

Белгор вспомнил своего старого друга Нордека и подумал, что, как только вернется в столицу, первым делом проведает его. Как ему там служится, начальнику императорской стражи? Или он уже ушел на покой? Нордек был гораздо старше Белгора, годился ему чуть ли не в отцы. Однако между ними всегда была дружба на равных. Лишь в самом начале их отношений Нордек, пожалуй, побывал в роли наставника, обучая его искусству фехтования. Когда Белгор вернется в столицу, они обязательно пойдут в одну небольшую таверну, где изумительно готовили бараньи ребрышки и подавали тягучий, цвета красного вина, шибко хмельной эль. Этот эль славился на всю столицу — после первой кружки уже нельзя было устоять на ногах, хотя голова, казалось бы, оставалась трезвой.

Однако и Нордеку, и Белгору в те благословенные года первая кружка была нипочем. И часто они на спор перепивали каких-нибудь приезжих, которые по незнанию отважились вступить в состязание с ними. Лишь однажды они не вышли победителями из этого хмельного турнира — их перепила, стыдно вспоминать, какая-то девица из северо-восточных земель. Девицу, правда, со спины можно было принять за могучего воина, да и на поясе у нее болтался в ножнах меч. А еще в этой таверне всегда душевно сиделось. Хватало и гостей из других городов, и самых интересных известий…

В предрассветном сумраке покинули путники деревню. В светлеющем небе таяли звезды. Глядя на них, Белгор невольно вспомнил слова эльфа. Кто она, посланница небес, и какие вести несет? Неужели действительно об окончании войны? Но каким образом? Белгор представил положение Империи, и сейчас ему с большим трудом верилось, что кто-то способен установить в Невендааре мир. На Империю продолжались набеги зеленокожих и эльфов Альянса, прорывались и Легионы Проклятых. Нежить разделяло Торговое море, но и она о себе довольно часто напоминала, вступив в союз с соседним Битзааром. Да и внутри Империи хватало лихих людей.

«Чтобы в Империи водворился порядок, Всевышнему придется прислать целую армию ангелов, только им под силу оберегать наши границы», — подумал Белгор.

Сейчас же ряды имперских воинов пополнялись за счет крестьян и даже разбойников. Белгор вспомнил мальчишек, которых привели к ним всего пару недель назад. Им бы только земледелием заниматься, а никак не ратным делом. Однако по приказу Сорга их включили в южный отряд, а Белгор стал их натаскивать. У них уже стало что-то даже получаться, когда нагрянули воины Мортис, и новых бойцов пришлось бросить в битву. Что ж, гарнизон устоял, но устоял, в том числе, и ценой жизни этих молодых парней.

Белгор посмотрел на Гила. Нет, Гил не такой, как те юноши, которых оторвали от привычных полевых работ. И он прошлой ночью уже доказал это, сражаясь с врагами. Из него выйдет сильный и смелый воин.

Потом Белгор стал размышлять об Эрине. Эльф тотчас оглянулся на воина, словно почувствовав это, но тут же устремил взор вперед, пристально всматриваясь в уходившую в холмы дорогу, в окружающий ее лес и прислушиваясь. Если эльф говорит правду, то это очень странная правда. Если он изгой, зачем ему беспокоиться о том, какие вести несет небесная посланница? Хотя, может быть, узнав это, он, таким образом, хочет заслужить право вернуться в свой клан? Что ж, это может оказаться правдой. А если нет? На этот счет у Белгора было только одно разумное предположение: Эрин лгал насчет того, что он изгой и не лазутчик. Как раз наоборот. Узнав от своих прорицателей о падении звезды, Альянс отправил разведчика в столицу Империи узнать новости. Если это так и Альянс узнает о миссии посланницы, он вряд ли получит большое преимущество перед Империей, зато уж точно будет предупрежден.

Растаяла пещера в солнечном свете, растворилась среди зеленых склонов холмов, словно ее и не бывало. Астерет бросила последний взгляд через плечо, молчаливо отдавая дань уважения и прощаясь с тем местом, которое столько лет служило ей домом. Кто знает, вернется ли она сюда? Интересно, если Эрин, конечно, не врал, где тот дракон, что жил там когда-то? Что заставило покинуть его эти земли? Может быть, он нашел более надежное убежище? А может, дракон пал от меча какого-нибудь отважного рыцаря?

Путники вышли на дорогу, и вновь она, извиваясь охряной лентой, заскользила вверх-вниз по холмам. Лес вокруг оставался таким же мрачным и малопроходимым. А потом и вовсе сомкнул свои ветви над дорогой, образуя непроницаемый свод. Солнце почти не проникало сквозь густую листву, а дорога сузилась под давлением леса настолько, что, казалось, крестьянской телеге здесь уже не пройти.

Белгор нахмурился, достал из сумы карту, посмотрел в нее.

— Странно, — пробормотал он. — Мне казалось, что раньше все было иначе. И лес не был таким диким…

Он огляделся. Но до следующего поворота картина оставалась неизменной — вокруг были одни темные, поросшие мхом стволы и неимоверно густые, темно-зеленые, почти черные кроны деревьев. И хотя давно наступил полдень, под лесным пологом царил полумрак.

Под утро Астерет задремала, а когда ее разбудил Белгор, чаровнице показалось, что она только на мгновение сомкнула веки. Ей чудилось, что сон продолжается. Девушка распахнула глаза и с удивлением уставилась на воина, утопавшего, словно небожитель, в белом облаке.

— Дурные видения? — спросил, хмурясь, Белгор.

— Да, почти не спала, — Астерет потерла лоб. — Еще и голова разболелась.

— Да у тебя жар, — рядом неожиданно оказался эльф, опустился рядом с ней на колени.

У Астерет перехватило дыхание, когда он вонзил в нее свой ледяной взгляд. Но при этом Эрин продолжал говорить вполне обычным тоном:

Шум, похожий на прибой, что бьет о скалы, заполняет все пространство главной площади Фергала. Толпа людей, словно море, колышется среди крутых каменных берегов — окружающих ее узких трехэтажных домов с острыми крышами. Солнечные лучи скользят по головам, по шапкам, по шлемам, отражаются в глазах горожан и приезжих, исполненных радости и надежды. Все, от последнего простолюдина до придворных и вельмож, испытывают этот странный восторг, недоступный лишь одному человеку.

В арке окна дворца инквизиции, как схоронившаяся в дупле от света неясыть, застыла чуть сгорбленная фигура в круглой шляпе и синей сутане. Нос крючковат, как у хищной птицы, узкое лицо бледно, а губы стали подобием тонкой, слегка искривленной нити. Глаза, некогда ярко-синие, как осеннее небо, давно потускнели и обесцветились, полыхая синим огнем лишь тогда, когда их обладатель пребывает в ярости. Но даже когда этот человек был спокоен, его мертвенный взгляд заставлял людей отворачиваться и даже избегать встречи с ним, если это возможно. Если же это невозможно, любой, кто сталкивался с ним, начинал испытывать отвращение, постепенно перерастающее в страх и панику. И от этого человека хотелось бежать, но мало кому это удавалось. Имя его было Ферре.

Толпа на дворцовой площади уже не расходилась с того времени, как император Мередор объявил с балкона своего дворца о явлении посланницы небес, а также об ее святой миссии спасения мира. Слухи о деве поползли по столице, едва посланница появилась во дворце императора, и они наполнили тайной надеждой сердца людей. Но сегодня, когда слухи были подтверждены самим императором, эти чувства достигли своего апогея, и радость захлестнула Фергал. Народ не утихал. Кто-то смеялся, кто-то горланил веселые песни, предчувствуя конец войны, кто-то тихо плакал, шепча слова благодарности Всевышнему.

Солнечный луч пополз по стене, достиг инквизитора, скользнул по давнему шраму на щеке. Ферре отпрянул от окна, бросил последний, полный ненависти взгляд на толпу, захлопнул створки окна так, что задрожали цветные стекла в свинцовой оправе, а по полу запрыгали синие, желтые и красные квадратики яркого света.

Инквизитор снял круглую шляпу с широкими полями и бросил ее на мраморно-зеленую крышку стола, пересек огромную пустынную залу и остановился у покрытого резьбой дубового шкафа. Достал с полки книгу, раскрыл, рассеянно полистал и поставил обратно. Постучал пальцами по сундуку, в котором хранились его бумаги. Несколько раз прошелся взад и вперед вдоль окон, сквозь которые все равно проникал шум толпы.

Солнце висело в зените, отражаясь в наконечниках копий, шлемах и латах стражи на входе в столицу. Белгор, Гил и Астерет беспрепятственно прошли через городские ворота. Со всех сторон до них доносились взволнованные голоса обсуждавших явление Иноэль горожан.

— Только послушайте, — зашептал Гил, — Иноэль уже здесь! Они говорят о словах императора и походе ради спасения мира!

— Что ж, мы, кажется, подоспели вовремя, но все же медлить нельзя, — заметил Белгор. — Вы останетесь у меня в доме, а я поспешу во дворец. Мой друг должен быть там, он проведет меня к императору.

Они свернули с главной улицы в небольшой переулок и вскоре остановились у небольшого дома из тесаного камня с гербом Белгора над входом. Дубовая дверь был изрядно поедена временем и древоточцами, но замок был цел, хотя и с трудом поддался усилиям капитана, после того как тот вставил в личину кованый ключ и повернул его два раза. За дверью оказался мощеный внутренний дворик, кое-где заросший травой. Белгор достал второй ключ, отомкнул замок и, толкнув дверь, вошел в дом. Толстый слой пыли покрывал пол и все вещи. Окна и углы заросли паутиной.

— Сколько же лет тебя не было дома? — всплеснула руками Астерет, оглядывая заброшенное жилище.

Светлые залы и галереи императорского дворца остались позади, за мрачными обитыми железом дверьми, за длинными полутемными коридорами, за крутыми, бесконечными лестницами, ведущими глубоко под землю. Чадили факелы на стенах, шипя и почти угасая под порывами гуляющих по каменному лабиринту сквозняков. Но вот и последняя уходившая вниз лестница закончилась. Воздух здесь, в подвалах инквизиции, был сырой, застоявшийся. Коридор уже не освещали факелы. Из тьмы пахнуло склепом, а из-под ног прыснули крысы. Белгор поморщился от их мерзкого писка, чуть замешкался.

— Не останавливайся! — подтолкнул его в спину Миздор.

Они прошли по коридору. С обеих сторон были решетки. Пленников там, судя по запаху тления, уже давно не было. Десять, двадцать, тридцать шагов… Коридор казался бесконечным… Сколько же пленников тут держала инквизиция? В конце коридора Финд распахнул дверь, и воин невольно зажмурился — ярко пылавший камин почти ослепил успевшего отвыкнуть от света Белгора. Когда он раскрыл глаза, ему захотелось закрыть их вновь. Он был в пыточной палате, и это было самое отвратительное место в Империи. Белгора подвели к стене. Сняли с него доспехи и бросили в угол вместе с его верным мечом. Руки его сковали кандалами, висевшими на стене на длинных цепях. Помощники отступили, и к Белгору шагнул Ферре.

— Тебя пугает это место, Белгор?

— Оно отвратительно.

Солнце било светом алого заката в витражные стекла, погружая зал в хаос красного и фиолетового цветов. Ферре недвижно сидел за столом. Цветная тень легла на инквизитора, и бледное его лицо стало багровым, словно Ферре готов был лопнуть от ярости. В руках он задумчиво вертел темный ободок кольца. Что ж, день сегодня оказался богат на события… И весьма судьбоносные события. Иноэль отправилась в свой «священный поход», выскользнув в очередной раз из рук инквизиции.

Однако появились новые силы, которые тоже желали помешать Иноэль. Силы опасные и враждебные. Однако уж коли у них была одна цель — найти Иноэль, то почему бы не воспользоваться случаем? Судьба также привела в руки Ферре его давнего друга-врага. Интересно, о чем же хотел доложить Белгор императору? Точнее, как бы он сообщил то, что посланнице угрожают слуги богини Смерти? Ну что ж, источник сведений у Белгора был ненадежен… Как же пересеклись дороги воина и нежити?

Ничего, скоро Белгор все расскажет… Но что делать с императором? Многочасовой разговор Мередора с Верховным инквизитором и Себастьяном не дал никаких результатов. Инквизиция невольно попала в свою собственную ловушку: никто не предполагал, что он достучится до небес своими молитвами…. И ведь и Иоганн, и Себастьян до сих пор считают, что Иноэль самозванка. Может, и придет время, когда Ферре расскажет Себастьяну, что они заблуждаются. Но вся беда в том, что и у Ферре, как и у Белгора, тот же источник сведений, и слишком уж страшен он, — за такое самому можно угодить на костер.

Ну а пока Себастьян приказал Ферре следовать за отрядом Ламберта, вырвать из его рук девчонку и привезти в один из замков инквизиции. Там с ней Себастьян и поговорит по душам. Что ж, время не ждет, но… Но сперва Ферре все же хотел покончить с одним старым делом… Гораздо быстрее, чем хотелось бы. Но надолго оставлять Белгора в застенках инквизиции ему казалось опасным.

— Отец Ферре!