Весенний ветер дул по Стрэнду. Мистер Джошуа Кланк вышел из чайной, поглядел на свет с благодушным одобрением и начал пролагать свой путь через хаос автомобилей. Он шел вверх по Боу-Стрит — маленький, толстенький человек с подпрыгивающей походкой счастливого ребенка. Он был серый — серая одежда, серые усы и бакенбарды, и только лицо его было цвета желтеющей слоновой кости, но из морщинистых впадин его глаза светились бледно-серым светом. Мистер Кланк не скрывал, что доволен собой. Он шел, напевая какой-то баптистский гимн.

Около полицейского участка мимо него прошли два человека: старшему из них, широкоплечему пожилому человеку, он приветливо помахал рукой и весело крикнул: «Дивная погода!»

Но это замечание не было встречено сочувственно. Широкоплечий человек — это был старший надзиратель Белль из Бюро уголовного розыска — прошел мимо него, коротко кивнув и буркнув что-то себе под нос.

— Кто это ваш милый старый друг, сэр? — спросил молодой его спутник.

Мая Дид поднималась на вершину Бичи-Хэд. Каникулы ее приходили к концу, и она хотела доказать, что восстановила свои силы и способна на более трудное восхождение. Это была тоненькая девушка; светлые волосы и мелкие черты лица придавали ей, к ее огорчению, хрупкий вид. Но от природы она была крепкой. Мускулы у нее были сильней, чем у большинства девушек в ее школе, а по длинным ловким рукам можно было видеть, что она умела пользоваться их силой. Ее глаза свидетельствовали о силе воли. Она поднялась на вершину холма, слегка запыхавшись, но не захотела сесть. Она стояла, глядя на темное море, южный ветер закручивал платье вокруг ее колен, плащ тесно облегал ее стройное, прямое тело. Она сняла шляпу и дала ветру трепать свои желтые волосы.

— Ну, — сказала она, вкладывая в этот возглас и сожаление, и гнев, и решимость. — Дальше, — она повернулась и побежала вниз с холма. Ей не хотелось расставаться с морем. Глядя на него, она чувствовала себя сильнее и начинала придумывать повод, чтобы еще остаться. Но уехать было надо. Она не могла оставаться, ничего не делая, на шесть пенсов в неделю. Когда она вышла из школы и должна была начать зарабатывать, она решила, что ей следует быть сиделкой. У нее не было особенных способностей к чему-нибудь другому. Педагогическая деятельность, конторская работа казались ей непереносимыми. Работая в качестве сиделки, продолжаешь чувствовать себя женщиной. Так приятно быть милой с несчастными людьми, — а они за это будут вас обожать. Вера в это поддерживала ее во время курса обучения, а когда она теперь убедилась, что в действительности все обстоит не так, ей приходилось продолжать работу. Но она хотела быть сама но себе, а не в составе целой команды. Ей хотелось ухаживать за определенным больным, а не за целой палатой.

Она поступила на место в частной клинике и там так заработалась, что у нее сделалось воспаление легких. Когда она начала выздоравливать, нашлась добрая самаритянка, которая ею занялась. Это была ее бывшая школьная подруга, Глэдис Херст, всегда преуспевающая особа — крупная, веселая, со всеми в дружбе и весьма себе на уме. В школе она была с Маей ближе, чем с другими, но вообще у нее не было серьезных привязанностей. Она явилась навестить больную, испугалась ее слабости, предписала ей хороший отдых и, когда та сказала, что у нее нет средств, ответила ей, что денег у нее пропасть. Ей удалось убедить Маю принять взаймы небольшую сумму, которой хватило на месяц отдыха у моря.

Месяц уже кончался, и никаких дальнейших перспектив не было, и тело, и душа Маи одинаково отвращались от мысли о новом месте в санатории или больнице. Но она в то же время ничего не могла придумать другого, — а заработок найти было необходимо.