Ночью прогремел долгий, раскатистый гром, гулким эхом пронесшийся по излучине уральской реки Велька, потом долго гулявший между темных квадратов спящих пятиэтажек. Стаи ворон с хриплым карканьем поднялись ввысь и закружились над домами, а небо осветили таинственные всполохи, схожие со слабыми зарницами северного сияния. Уличные фонари погасли, чтобы через пару секунд загореться вновь. Город не обратил на это внимания, он спал, лишь дежурный муниципального управления ГОЧС с телефонной трубкой в руке заполошно выскочил из полуподвала, где располагалось учреждение, на улицу. Тишина, ночь, пронзительно-яркие звезды отразились в первых весенних лужах. В домах напротив загорелись окна, там тоже услышали необычный звук. Несколько минут дежурный с озадаченным выражением лица озирался по сторонам, пытаясь понять, откуда звук, не взорвалось ли чего? Но ночную тишь больше ничего не нарушало, только где-то вдали брехали перепуганные собаки. Все так же задумчиво вглядывалось в землю звездное небо, безмятежно спали многоэтажки, а телефон, который в случае происшествия разрывался от звонков, загадочно молчал. Несколько минут дежурный пристально всматривался в сполохи необычного для Южного Урала северного сияния, затем пошарил в кармане, закурил. Тишина, огни в домах напротив погасли. Недоуменно пожав плечами, он потушил об бетонную стену окурок и, бросив его в урну, спустился назад. Он еще не знал, что остатки ночи будут сыпаться сообщения об авариях на ЛЭП, оптоволоконных линиях связи, соединяющих город с областным центром, до утра будут работать аварийные бригады и лишь к шести часам запитают удаленные городские районы электричеством от ГРЭС…

Иван Савелович поднялся, когда на улице еще царила предутренняя темнота. Ночью он спал плохо, болел застарелый гастрит, да еще на улице под утро что-то бахнуло, некстати разбудив, поэтому встал мужчина со скверным настроением и гудящей головой. Наскоро умывшись, проглотил таблетку от желудка и, перекусив, извлеченными из старенького холодильника остатками вчерашнего ужина, угрюмо поплелся на соседнюю улицу, где стоял его гараж. Включив для разогрева двигатель стареньких жигулей, вышел на улицу. Небо на горизонте потихоньку начало розоветь, пахло весной и сыростью. Запахнув получше потертую куртку и облокотившись на железную стенку гаража, закурил первую, самую вкусную сигарету. Рефлекторно зевнув, посетовал про себя: «чертова баба, не могла на попозже купить билет на самолет! Вставай тут не свет не заря!». Иван Савелович уже шестой год как получал пенсию и успел забыть, что это такое, вставать с утра на работу, а тут жена с ее дурацкой поездкой в гости к сыну. Словно нельзя взять билеты на попозже!

Когда старенькая машина, поскрипывая разболтанным кузовом, подъехала к крыльцу пятиэтажки, жена, разодетая в лучший парадно-разъездной костюм, уже стояла на улице и суетливо оглядывалась по сторонам. Выйдя из автомобиля, Иван Савелович молча чмокнул ее в щеку, слегка оцарапав небритым подбородком. Супруга оценивающе глянула ему в лицо и сказала с легким упреком:

— А ты небритый!

— Мужчине свойственно быть небритым с утра, — ворчливо ответил Иван Савелович и забросив тяжелую сумку в багажник, сел в машину.

Когда Соловьев открыл дверь, раскаленная, словно солнечная корона атмосфера приемной, разрядилась, яростный шум голосов людей в погонах мгновенно затих. Глава окинул собравшихся взглядом. Как обычно, военные и правоохранители разошлись по группкам: отдельно стояли оба командира пограничных частей вместе с одетым в гражданское заместителем начальника городского одела ФСБ, рядом сверкали крупными звездами на погонах полицейские — начальник горотдела вместе руководителем отдела по борьбе с оборотом наркотиков, главный таможенник с руководителем службы судебных приставов, отдельно три командира воинских частей с военным комиссаром.

В наступившей пронзительной тишине лишь отчаянно стучали клавиши старенького ноутбука секретарши. Ошеломленные, полные ненависти, вопросительные — всякие взгляды моментально скрестились на Главе города. Это лишь кажется, что люди в погонах вне политики. В маленьком городе им волей-неволей приходится с кем-то приятельствовать, а с кем-то враждовать. Вот немалая их часть и дружила с прежней администрацией города, да и Виктор Александрович с поистине медвежьей грацией сумел отдавить немало любимых мозолей. Сильный порыв ветра закачал по-весеннему голыми ветвями тополя, росшего напротив окна, бросая причудливые тени по столпившимися перед дверями кабинета людьми в форме. Даже сейчас они непроизвольно разбились на две неравные группы, в поменьше — военные и пограничники, в побольше — полицейские, пожарные и прочие служивые люди. И если в группе «военных» были в основном приехавшие из других областей, то в «полиции», в основном местные, знавшие друг друга чуть ли не с школьных времен. Всех их Соловьев в той или иной мере знал. Их сильные, слабые стороны и считал заслуживающими уважения людьми, но сегодняшние события их явно огорошили, ударили как будто мешком из-за угла. Лица большинства бледные, в глазах плещется полное замешательство. Он мысленно усмехнулся, зрелище растерянности военных придало ему дополнительной спокойной уверенности в собственных силах.

Энергичным шагом Глава подошел к сидящей за столом у окна секретарю. Женщина прекратила нервно стучать по клавишам и подняла тоскливые глаза со слегка потекшей косметикой. Соловьев посмотрел на нее осуждающим взглядом, не любил он, когда вот так расклеиваются, у него тоже сын остался в Москве, но он же не устраивает трагические сцены! В присутствии посторонних он промолчал, лишь со злостью сжал губы.

Привычки начальника женщина успела хорошо изучить и знала, что серьезно проштрафилась в глазах начальника. Секретарша посмотрела виновато на Соловьева, машинально чуть ли не в узел завязывая прядь волос.

— Слушаю вас Виктор Александрович, — произнесла она сдавленным и немного виноватым голосом.

Сразу после Переноса ошеломленный произошедшим город замер, стоически снося изменения жизни к худшему. Вечно шушукающиеся у подъездов старушки куда-то исчезли с «боевых» постов, а молодежь и средний возраст по пока еще работающим мобильникам обсуждала невероятные и ужасные слухи о причинах переноса, и не вернется ли когда-нибудь город назад в двадцать первый век и множество других.… Но ответов на эти вопросы не существовало.

Глава города, на следующий день после эпопеи с заложниками выступил в очередной раз по городскому телевидению и пообещал, что власти сделают все, чтобы подобные нападения больше не повторились. Он рассказал, что на границах оборудуются заставы, а пограничники уже приступили к охране зоны Переноса. Потом выступили бывшие рабы кочевников со страшными, ужаснувшими горожан рассказами об издевательствах, которым их подвергли. Если и были желающие бежать из города или, идти просвещать окружающие народы, то теперь они исчезли. Положение с обеспечением едой и промышленными товарами горожан, несмотря на введение карточек, ухудшилось. Люди не роптали, понимая, что до нового урожая еду необходимо экономить. Мелкие продовольственные магазины, киоски и большая часть промтоварных, от электроники до автомобильных, закрылись. С оптовых баз им перестали отпускать товары. Крупные магазины продолжали торговать в прежнем режиме, но прилавки стояли полупустые, а ассортимент товаров катастрофически ужался. Впрочем, по нормам, пусть и весьма скромным, горожане продолжали покупать хлеб, крупы, мясные и молочные и другие продукты. Хотя никто и не голодал, но холодильники в домах стояли полупустые. Зато предложений работы стало море. Каждый день по единственному каналу телевидения и городскому радио зазывали работать на заводы и вновь открывшиеся предприятия. Первые опыты изготовить бумагу, стекло и даже зеркала увенчались успехом. Правда, вышло неказисто, но попытки продолжались и уже вскоре бумага, зеркала и стекло местного производства должны были появиться в магазинах. Умельцы наладили выпуск самодельных зажигалок на древесном спирту. Две небольшие лесопилки, работавшие в городе, получили изготовленное на моторном заводе оборудование и расширили ассортимент выпускаемой продукции от досок до комплектов для изготовления мебели.

Много о дикарской сущности и ужасных обычаях окружающего город кочевников рассказали «переговорщики», выступившие по городскому телевидению. Их набрали из горожан татарской или башкирской национальности, знающих язык. Переодевшись в пестрые халаты и шаровары, они в сопровождении военных на бронемашинах отправились на переговоры с проживающими в окрестностях кочевниками. Дары местным — пустые пластиковые емкости, разноцветные бусы и ширпотреб из магазина Подарки, пошли на ура, а за городские товары удалось купить немалые стада овец, коров и лошадей которых тут же загнали на мясокомбинат и договориться о продолжении торговли. И хотя посланники горожан категорически отказались платить за землю, занятую городом, но дело в большинстве случаев удалось решить миром, лишь пара кочевых родов оказались настолько глупы, что попытались захватить посланцев города. С этими поступили так же, как с стойбищем, напавшем на село горожан. Людей пленили, дома разорили, а скот угнали в город.

Время шло, сила, перебросившая город в семнадцатый век никак себя не проявляла и люди начали привыкать к мысли, что всю оставшуюся жизнь они проведут в прошлом и никогда не увидят родных и друзей, оставшихся за непроницаемой стеной времени в далеком двадцать первом веке. В положенное время отшумел первомайский праздник с традиционной демонстрацией по главной улице города студентов и пестро одетых школьников. Хотя объединенный горсовет, в который теперь входили и сельские депутаты от перенесенных вместе с городом деревень, постановлением сократил праздничные дни на 9 и 1 мая до одного, это не уменьшило энтузиазма горожан. Растерянно притихший город, понемногу оправился. Первоначальный шок после переноса вскоре прошел. Раз даже праздники проходят, значит не все так плохо! Общим настроением горожан стало — А хрен вам! Вопреки всему мы будем здесь жить, рожать детей и лишь от нас самих зависит как мы будем жить дальше. Жизнь продолжается, не мы, а мир прогнется под нас! После обеда улицы опустели, в городе остались только немощные старики. Власти, не скупясь, раздали всем желающим под посадки по десять соток. Горожане, воспользовавшись солнечной и теплой погодой, потянулись с ведрами и инструментом за город. Полураздетые владельцы садовых участков, согнувшись над землей, спешили посадить картошку и овощи.

На 9 мая перед собравшимися со всего города жителями мимо здании мэрии отгрохотал по улице Советской традиционный военный парад. Первыми, открывая шествие и обдавая толпы легко одетых — день выдался теплым горожан, бензиновым чадом, промчались раскрашенные вдоль корпуса полосами цветов георгиевской ленты три БТР-70. Испуганные стаи ворон слетели с деревьев в безоблачное небо, пронзительно закаркали. Даже без 14,5-мм пулемета КПВТ окрашенные в защитный цвет бронемашины выглядели внушительно и грозно. Вслед за ними звонко чеканя шаг по асфальту, прошли плотные коробки военных и милиции с оружием в руках, немного похуже прошли пожарные. Держать людей в форме, но без оружия слишком дорогое удовольствие и пожарным вместе с таможенниками и прочим «погонам» выдали автоматы Ак-74. На их оснащении почти закончились не великие запасы автоматического оружия, найденные на складах воинских частей. Жители, пришедшие на парад, воодушевленные видом подтянутых защитников города, разразились громкими и восторженными криками. В заключение прошагала коробка разномастно вооруженных, от гладкоствола до охотничьего нарезного оружия, но все в штанах с лампасами, казаков. Это в далеком двадцать первом веке на Урале они, в отличие от той же Кубани, несмотря на государственную поддержку, были во многом ряженными. Все изменилось после Переноса. Записавшиеся в казачье войско теперь принимали присягу, получали на руки оружие, а вместе с ним и обязанность по защите города и, тех крупных деревень, которые решили не расселять. Впрочем, в каждой из них нашлись желающие стать казаками и организовать отряд самообороны. Именно из них укомплектовали охрану рыболовецких и охотничьих партий, отправившихся за мясом и рыбой за пределы перенесенной вместе с городом территории. Зверей в лесостепи, рыбы в озерах, во множестве расположенных южнее города было на неискушенный взгляд людей из двадцать первого века просто неимоверное количество. Партии привезли добычу в город и опять уехали за новой. Плотно забитые холодильники мясокомбината позволили продавать мясо и рыбу горожанам по двойной норме. Заработала восстановленная усилиями компьютерщиков локальная городская сеть. Исчезнувшая из магазинов офисная бумага, обратно так и не появилась, весь ее запас ушел в администрацию и компьютерщикам. Подобного качества бумага могла появиться лишь через много лет опытов. Дни и ночи компьютерщики копались в сети и распечатывали все, заслуживающее внимания от художественных книг до учебников.

Солнечное утро 13 мая не для всех началось с трудов и повседневных забот. Люди еще только добирались на работу, теснясь в маршрутных такси, сменивших поглощавших дефицитную солярку автобусы, когда черный Range Rover с тонированными стеклами плавно затормозил у свежеокрашенного перед майскими праздниками здания городской администрации. Проехав еще немного по улице Ленина, аккуратно свернул, разбрызгивая многочисленные лужи, оставшиеся после ночного дождя направо, во двор. Машина плавно остановилась у второго, не для всех, входа в ресторан Степные Дали. Большинство подобных заведений города в условиях карточной системы на продовольствие вынуждено закрылись, но только не лучшее заведение города. Дверь автомобиля открылась, с водительского места на асфальт вылез Романов Федор Владиславович, высокого роста человек в классическом костюме с худым и нервным лицом — хозяин множества больших и маленьких магазинов, хозяин ресторана Степные Дали и по совместительству депутат городского Совета. Глухо чавкнула закрываясь дверь машины, тонко пискнула, включаясь сигналка. Быстрый взгляд упал на часы, он приехал вовремя. Брезгливо глянув на неглубокую лужу на асфальте перед входом в здание, он осторожно, стараясь не испачкать блестящие на солнце, словно лакированные черные ботинки, обошел ее. Пробормотав что-то недовольным голосом под нос, открыл оказавшуюся незакрытой оббитую металлом дверь. Недолгий, хорошо знакомый путь по полутемному коридору, затем вверх по лестнице на второй этаж. Все громче доносящиеся из-за двери звуки «Владимирского централа». Федор Владиславович уверенной походкой зашел в приватный зал, там его уж ожидали. Слегка сощуренные глаза цепко пробежались по лицам собравшихся за длинным столом из благородного натурального дерева. Приехали все, кого он пригласил. Он ощутимо расслабился, на губах появилась радушная улыбка гостеприимного хозяина, вот только если бы кто-нибудь дал себе труд внимательно присмотреться к Романову, то появлялось мерзкое впечатление, словно неожиданно коснулся скользкой и холодной жабы.

— Доброе утро, господа, — провозгласил Федор Владиславович, от стола послышались ответные крики приглашенных на банкет гостей. На стоящем посредине и укрытом белоснежной скатертью столе, словно и не было введено карточной системы, в изобилии стояли приготовленные искусными поварами ресторана тарелки с разнообразными и дорогими блюдами, изысканными закусками. По просторному залу витали соблазнительные мясные и рыбные запахи. Свежий ветерок из распахнутых настежь окон играл длинными, до пола плотными шторами, приносил с улицы запахи свежести и цветущей сирени. Солнечный свет преломлялся на стоящий посредине стола внушительной батарее дорогих водок и коньяков, бросая разноцветные блики на скатерть.

В зале остались только приглашенные гости, официанты, дожидавшиеся прихода хозяина заведения, недружно поздоровавшись, немедленно удалились. Федор Владиславович неторопливо обошел вокруг стола, крепко пожимая протянутые руки. Время от времени останавливаясь и отвечая на поздравления с юбилеем ресторана. Собравшиеся, крепкие мужики в возрасте от сорока до пятидесяти или немного больше, в основном занимались торговлей, гостиничным бизнесом или содержали кафешки и рестораны. По мнению Федора Владиславовича, они и составляли высшее общество города. В компанию к ним затесалась единственная женщина — хозяйка небольшого швейного цеха. Каждый из собравшихся начав собственное дело в лихие девяностые почти с нуля, сумел сколотить приличный капитал, и к десятым годам двадцать первого века, как и Романов стал в масштабах маленького города известным предпринимателем. Кто-то конкурент, кто-то приятель, но всех их собрали общие непростые проблемы. Вместе они сплоченной группой безуспешно противостояли на выборах нынешнему мэру. Про каждого из них Романов знал слишком много компрометирующего перед городской властью, чтобы в известной мере не опасаться предательства и доверять им. Впрочем, и им многое было известно о грязных делишках Федора Владиславовича.

Сняв пиджак и небрежно набросив его на спинку стула, Романов уселся на свободное место во главе стола. «Жаль лишь что никто из директоров заводов не принял предложение поучаствовать в мероприятии. Даже вечно фрондирующий директор ГРЭС на этот раз на недвусмысленные намеки Романова, отделался лишь неопределенным обещанием помогать в благом деле».

— Прошу вас, угощайтесь, — заявил Федор Владиславович и мысленно поморщился. Праздничный банкет обходился в копеечку, но по-другому собрать сливки городского общества, да еще так чтобы никто не заподозрил неладного, было невозможно. Когда гости утолили первый голод и даже пропустили по паре рюмочек Hennessy

Тональность работы газотурбинных двигателей рывком изменилась, грохот стал почти невыносимым, словно пара сумасшедших землекопов заработали в черепе отбойными молотками. Александр болезненно скривился, будто съел дольку лимона и выглянул в иллюминатор. Тут же нахлынуло воспоминание о недавней встрече, лицо расплылось в довольной улыбке. Серый бетон взлетной полосы стремительно провалился вниз, здания аэропортовых служб, несколько вертолетов МИ-8 и громадин Ми-26, стали маленькими, словно игрушечные, показались крыши многоэтажек, построенных около аэродрома. Грохот двигателей уменьшился, так что стало возможно разговаривать. Ощущение от взлета, словно мчишься вниз по американским горкам, точно также в животе рождается маленький холодный ком. Хотя все это субъективно, на самом деле это тяжёлый многоцелевой транспортный вертолет Ми-26Т2, стремительно вознесся в безоблачное весеннее небо.

Четыре дня после памятного разговора с подполковником Изюмовым, когда Александру предложили возглавить охрану будущего угольного разреза, прошли, словно один миг. Уже на следующий день, после довольно скромного, времена наступили тяжелые, обмывания внеочередных погон, ему пришлось выйти на службу. Время, наполненное получением уймы необходимого для автономной жизни имущества, оружия, боеприпасов и подбором в опасную экспедицию добровольцев, прошло словно один миг. Отобранные солдаты и сержанты тут же подписывали контракты о прохождении воинской службы. Впрочем, аналогичные договора предлагали заключить всем срочникам, в противном случае бойцов к осени собирались уволить. В памяти Александра от этих дней остались лишь многочисленные как армейские, так и гражданские склады, на которых он всеми правдами и неправдами выбивал из кладовщиков имущество. От текучки он опомнился лишь возле ворот вертолетного отряда, где на постаменте стоял в качестве памятника списанный вертолет Ми-8. Знакомую фигурку в вившемся вокруг ног легком светлом платье, стоявшую в тени памятника, он узнал еще издали, глаза загорелись, донельзя довольная улыбка пробежала по губам. Ветер — шалун игрался с облаком светло-русых распущенных волос, девушка чудо как хороша! Но как она оказалась здесь!?

Александр вцепился рукой в плечо подпрыгнувшему от неожиданности водителю и ошалелым голосом прокричал, — Стой! — тот пробурчал под нос что-то явно нехорошее, но послушно затормозил машину напротив памятника. Выскочив из кабины на обочину, Александр оглянулся, сорвав с клумбы несколько цветков, подошел к раскрасневшейся и радостной Оле. Короткое, вылет задержать он не мог, свидание получилась донельзя скомканным и сумбурным. Несколько объятий, страстных поцелуев, жаркое дыхание в ухо, тихие признания в любви и обещание дождаться. Как девушка сумела узнать, когда состоится вылет экспедиции и вырваться из-под надзора дядюшки, так и осталось тайной. Оля только казалась глупенькой девчонкой, на самом деле она была умная и предприимчивая аж жуть, в маленьком башкирском городке, где она провела детство, ребенку из бедной семьи без этих качеств не прожить. Наконец довольно улыбающийся лейтенант нехотя посмотрел на часы и, оглядываясь на ходу на смотрящую ему в спину пламенным взглядом девушку, запрыгнул в кабину. Уже через десять минут машина неторопливо заехала на бетон взлетного поля и подъехала со стороны грузового отсека к громадине вертолета. Александр с тревожным чемоданчиком в руках, первый поднялся на борт, за ним вереницей его новые подчиненные. В грузовом отсеке остро пахло керосином. Вдоль стен — деревянные скамейки для пассажиров, пока еще пустые. Лишь ближе к пилотской кабине на лавке расположился низенький и бородатый, так что издали походил на престарелого гнома, начальник будущего угольного разреза. С ним Александр познакомился еще вчера, рядом десяток гражданских в полувоенной форме, их он еще не знал. В широком проходе, вплоть до пилотского отсека громоздились к потолку контейнеры с имуществом будущего разреза и сводного взвода. Ближе к отсеку пилотов, прикреплены толстыми веревками к паллетам

Второй пилот, наблюдавший за посадкой, молча закрыл дверь и проследовал на рабочее место. Александр, на правах командира оккупировал себе место у иллюминатора. На свободных скамейках вдоль бортов расположились бойцы добровольческого взвода, набитые снаряжением вещмешки, положили у ног. Из солдат его взвода вызвались в длительную командировку замковзвода сержант Тихонов Иван и выписавшийся после легкого ранения из городской больницы Магомедов. Итого три десятка пассажиров и многие тонны имущества, не зря Ми-26Т2 считался крупнейшим производящимся серийно транспортным вертолётом в мире. Год, от силы два авиакеросин, масла и запчасти закончатся для вертолетов, даже если вообще их не эксплуатировать. Поэтому решили из экономии ресурсов вертолетов не нужно делать фетиш, а использовать их для убыстрения самых важных проектов. Самыми первоочередными из них были строительство угольного разреза и железной дороги.

Один из гражданских, ростом с Александра, но покрупнее и пошире в плечах, упорно не сводил с Александра странный взгляд, заставляя лихорадочно вспоминать, где он мог видеть странного типа. Время от времени непонятный тип переговаривался с соседями, гаденько улыбаясь и продолжая сверлить взглядом Александра. Кого-то он напоминал лейтенанту, но вспомнить он так и не смог. Что так глядишь на меня? На мне узоров нет, мрачно подумал новоиспеченный старший лейтенант.