Умм, или Исида среди Неспасенных

Бэнкс Иэн

Впервые на русском – очередная трагикомическая эпопея знаменитого шотландца. Юная Исида Умм умеет играть на органе, но никогда не слышала ни радио, ни магнитофона, ни проигрывателя компакт-дисков. Она умеет лечить наложением рук, но никогда не разговаривала по телефону. Она родилась 29 февраля, а значит, принадлежит к Богоизбранным.

Но однажды глава их секты ставит перед Исидой непростую задачу; отправиться в Вавилондон и отыскать в этой пучине разврата кузину Мораг, всемирно известную исполнительницу на баритоне. Ведь близится устраиваемый раз в четыре года Праздник любви, и кузина Мораг должна сыграть на нем главную роль.

И вот Исида отправляется в путь – на самодельной лодочке из автомобильной покрышки, с верной Сидячей доской и пузырьком волшебного бальзама жлоньиц. Она еще не догадывается, какие потрясения ждут ее впереди и какие подковерные игры происходят у нее за спиной…

Акробатическое воображение, саркастическая ирония, острая злободневность… Если в «Осиной Фабрике» Бэнкс препарировал современный готический триллер, а в «Вороньей дороге» – семейную сагу, теперь под его обстрел попадают тоталитарные секты.

The Times

Бэнкс – мастер двух редких трюков: он умудряется сочетать сюжетную динамику с лиричным, отточенным литературным языком, а наблюдательность социального реалиста – с безудержным полетом готической фантазии.

TLS

Наряду с Мартином Эмисом и Яном Макъюэном Бэнкс занимает место в авангарде нового британского романа.

Booklist

Свой коронный прием – смех сквозь слезы – Бэнкс отточил до совершенства.

Scotland

on Sunday

Бэнкс – это феномен… Такое ощущение, что в США подобные вещи запрещены законом.

Уильям Гибсон

Глава 1

Я сидела у себя в комнате и читала.

В очередной раз перевернула страницу. Короткий шорох нарушил вечернюю тишину, и дрожащий отблеск свечи упал на изогнутый лист. Ни с того ни с сего у меня закружилась голова, и пальцы явственно ощутили, как от грубовато-шершавой, тонкой бумаги сквозь мою кожу проникают какие-то мощные токи, дурманящие сознание. На миг я будто лишилась рассудка, и в памяти, на фоне минувшего, возникла непрошеная картина самого первого совершенного мною Исцеления.

Дело было жарким летом, в один из тех душных, неподвижных дней, когда легкие тучки, накрывшие равнину и отдаленные холмы, того и гляди разразятся громом, а от каменных стен и голых утесов вот-вот повеет ласковым прогретым воздухом – стоит только подойти поближе. Мы с моим родным братом Алланом заигрались на опасном удалении от фермы и в столь же опасной близости от шоссе: выслеживали кроликов на полях и рыскали по кустам в поисках птичьих гнезд, но все без толку. Мне тогда стукнуло пять лет, Аллану – семь.

В тот день нам и попалась на глаза эта лисица: она лежала в свежескошенной траве под живой изгородью, тянувшейся вдоль раскаленного солнцем асфальта, по которому неслись легковые машины и тяжелые грузовики.

Зверек не двигался; на мордочке запеклась кровь. Аллан ткнул палкой в рыжий бок и заявил, что лиса давно сдохла, а я все смотрела, смотрела, смотрела – и убеждалась: она еще оживет. Сделав шаг вперед, я нагнулась, подняла ее с земли, прижала к груди и зарылась носом в мех.

Глава 2

Главные строения усадьбы Верхне-Пасхальное Закланье расположены в виде буквы «Н» с дополнительной перекладиной-стеной наверху; из внутреннего отсека я вышла через калитку в открытый двор, где кудахтали и молотили клювами по земле куры, а из кузницы брата Индры (я поискала его глазами, но не увидела) доносился свист кузнечных мехов. За хлевами и амбарами торчат экспонаты из нашей коллекции давно бездействующих средств передвижения: полдюжины допотопных автобусов, один двухэтажный омнибус, четыре мебельных фургона, пара грузовиков, с десяток фургонов разной вместимости и даже одна заслуженная пожарная машина с медным колоколом. Все это простояло здесь лет двадцать и вросло в землю среди сорняков и травы, да так, что ни тягачом, ни танком не вытянешь, тем более что от шин и колес не осталось и следа, а оси проела ржавчина. В этих машинах зимуют теплолюбивые растения, которым не хватает места в оранжереях, что к югу от главных строений, а кроме того, здесь всегда находится дополнительное место для отдыха и ночлега или просто для сушки белья. А уж малышне там настоящее раздолье.

Чтобы попасть в поля, надо пройти под старым однопролетным мостом, по которому раньше ходили поезда; я свернула с дороги и вскарабкалась на заросшую травой насыпь.

Через железнодорожную насыпь неторопливо переваливались пышные волны золотистой дымки, меняющие свои очертания в прохладном свете утреннего солнца; сквозь них проглядывали наши пастбища и пшеничные поля. В туманной дали несколько Спасенных, рывших канаву, прокричали мне приветствие и помахали; я сняла шляпу и помахала им в ответ.

По пути на меня снизошло привычное чувство спокойствия и отстраненности, которое на этот раз казалось еще более ощутимым – наверное, благодаря этой светящейся, переменчивой дымке, отгородившей меня и от Общины, и от внешнего мира.