Когда мистер Лоуренс Тодхантер узнал от своего врача, что страдает аневризмой аорты и что жить ему осталось всего ничего, он решительно отказался этому верить.

— Ну хорошо, скажите, сколько вам лет? — распознав недоверие, спросил врач.

— Пятьдесят один, — ответил мистер Тодхантер, застегивая сорочку на своей тощей груди.

— Именно. И похвастаться особым здоровьем вы никогда не могли.

Фёрз потер ладонью высокий лоб.

— Правильно ли я понял, — осторожно сказал он, — что вы предлагаете убить любого, кого я вам порекомендую?

Мистер Тодхантер поперхнулся.

— Хм… ну, если угодно без обиняков, то да.

Мистер Тодхантер не собирался убивать Фишмана (если уж называть того настоящей фамилией), не наведя приличествующих поводу справок. Как уже упоминалось, не в привычках мистера Тодхантера было приступать к делу, не обсудив всех своих действий со множеством разных знакомых, и такой вопрос, как убийство, не подлежал исключению. Примирившись после мучительно долгих раздумий с необходимостью действий решительного характера, мистер Тодхантер чувствовал себя обязанным убедиться в том, что жертва соответствует цели, которую он себе поставил. Короче говоря, требовалось все проверить.

Первым шагом на этом пути стала поездка к Огилви в Хаммерсмит, каковую мистер Тодхантер предпринял назавтра после беседы с Уилсоном.

Огилви без пиджака яростно что-то строчил. Миссис Огилви, хрупкая поблекшая женщина, смущенно засмеявшись, исчезла. Мистер Тодхантер учтиво спросил Огилви, как тот поживает.

— Скверно, — угрюмо ответил Огилви, высокий мужчина в теле, какими частенько бывают мужья хрупких поблекших женщин; тяжелое его, с крупными чертами лицо выглядело даже серьезнее обычного.

Фишмана с дороги убрали.

Несмотря на свое раскаяние, мистер Тодхантер не мог не почувствовать, что некоторым образом у него камень с души свалился. Ему совсем не хотелось убивать Фишмана. Не хотелось убивать вообще никого, как бы гадок человек ни был. Не из того теста сделан мистер Тодхантер, чтобы убивать, теперь это ясно. Он понял, что обманывался в себе. Эта мысль его удручила, но у прозрения имелась и обратная сторона. Покой, вот к чему, в сущности, стремился мистер Тодхантер, и покой был ему по карману. Он предпринял попытку, она не удалась. Ничего не поделаешь!

По мере того как укреплялся его фатализм, мистер Тодхантер даже народы Италии и Германии хладно предоставил их судьбам и смирился со своей тихой кончиной.

Однако жизнь его потеряла всякий аромат, сделавшись вдруг невыносимо пресна.

Мистеру Тодхантеру приоткрылся чуждый доселе мир, мир роскоши и элегантных нарядов, тонких духов, коктейлей, букетов и горничных в нарядах а-ля варьете. Из своего ричмондского далека мистер Тодхантер нашел этот мир не слишком манящим и определенно пугающим. Он окинул взглядом свою библиотеку, выполнявшую также функции гостиной. По сравнению с гостиной мисс Норвуд она выглядела мрачно, убого и непривлекательно, но мистеру Тодхантеру нравилась.

Он был доволен, что одним глазком заглянул в мир, о котором ходило столько слухов, совершенно, на его взгляд, неправдоподобных; но знакомиться с этим миром поближе ему совсем не хотелось.

Что касается Джин Норвуд, мистер Тодхантер, к своему удовлетворению, многое про нее узнал. Исходя из того, что она актриса, он изучил театральные объявления в «Таймс» и в самом деле обнаружил, что некая Джин Норвуд блистает в пьесе «Опавшие лепестки», которая идет в театре «Соверен». Поскольку мистер Тодхантер установил в доме твердое правило в течение трех месяцев хранить все газеты и только потом их выбрасывать, он отправил горничную Эди за кипой «Санди таймс» и вскоре разыскал там объявление о новой постановке. Читая между строк, он выяснил, что мисс Норвуд питает пристрастие к популярным пьесам с претензией на «интеллектуализм», что она не только актриса, но и импресарио, и что «Опавшие лепестки», похоже, еще несколько месяцев будут пользоваться успехом у жителей пригородов, осаждающих Вест-Энд, чтобы увидеть пьесу.

— Ну-ну, — пробормотал мистер Тодхантер.