На новом месте Янкель осваивался тяжело. Откуда ей взяться — легкости, если человек языка не знает? Это же инвалидность первой группы! Хоть караул кричи: приходит в магазин, а там все не по-русски! Молоко купить, сметану — никак не получается. Стоит Янкель и ждет, когда кто-нибудь из русскоязычных подойдет и прочтет: «шеменет» и переведет: «сметана».

Ну кто ему виноват, что он, дожив до шестидесяти пяти, не сумел овладеть родным языком! А в то же время, где овладеть? Россия своих евреев ульпанами не донимала! Она их, в этом плане, щадила. Так что вина Янкеля Розентура была очевидной лишь в том, что ошибочно выбрал место рождения. Родись он где-нибудь в Хайфе или в Араде, — никаких социальных проблем теперь не возникло бы.

А пока Янкель по-школярски засел за иврит. В ульпан поступил, и дело пошло у него сверх ожиданий: через четыре месяца он свободно говорил, не заглядывая в словарь: «хлеб», «молоко», «сметана», «апельсины», ну и еще кое-что. Можете смеяться сколько душе угодно, но если учесть, что прибыл он в страну в том прекрасном возрасте, когда желудок еще варит, а голова уже нет, то успех несомненный!

Янкель ходил по городу, изумленно разглядывая лица сефардов, и все думал о превратностях судьбы, о том, что вот граждане одной страны, а говорят на разных языках. И вообще очень много всяких странностей. Там, в России, Янкель и представить себе не мог, что бывают чернокожие евреи. Но когда он впервые увидел в автобусе, лицом к лицу, эфиопского еврея, сперва не поверил глазам. Вроде бы лицо Хаима с Большой Арнаутской, но почему черное?! В конце концов, пришел к философскому выводу: «Поживи сам в Африке две тысячи лет — тоже почернеешь!»

Все понятно и все объяснимо, вот только почему эти черные евреи косо глядят на евреев белых. Очень даже недружелюбно глядят. Может от того, что не понимают языка русского? Кто их знает? Но Янкель не унывает: все перемелется, и мука непременно будет! И ходит он по улицам с широко раскрытыми глазами, вбирает в себя совершенно незнакомый ему мир.