Слѣдя голоднымъ взоромъ за варкою риса въ котелкѣ, косари фермы слушали дядю Корречола, коренастаго старика съ виднѣвшеюся изъ подъ полуразстегнутой рубашки копною сѣдыхъ волосъ на груди.

Красныя лица, загорѣвшія на солнцѣ, свѣтились отблескомъ пламени очага. Тѣла были влажны отъ пота послѣ трудового дня, насыщая грубымъ запахомъ жизни горячую атмосферу кухни. Въ открытую дверь фермы, подъ фіолетовымъ небомъ, на которомъ загорались первыя звѣзды, виднѣлись въ полумракѣ сумерекъ блѣдныя и неясныя поля. Нѣкоторыя изъ нихъ были уже сжаты и испускали изъ трещинъ своей коры дневной жаръ, другія были покрыты волнующимся моремъ колосьевъ, колыхавшимся подъ первымъ дуновеніемъ ночного вѣтерка.

Старикъ жаловался на ломоту въ костяхъ. Какъ тяжело зарабатывать хлѣбъ! И нѣтъ выхода изъ этого положенія: бѣдные и богатые всегда будутъ существовать, и тому, кто рождается, чтобы быть жертвою, остается только покориться. Еще бабушка говорила ему, что въ этомъ виновата Ева, первая женщина… Въ чемъ только не виноваты эти женщины?

И видя, что товарищи по работѣ, изъ которыхъ многіе знали его еще мало, выказывали любопытство по отношенію къ винѣ Евы, дядя Корречола началъ разсказывать на образномъ валенсіанскомъ нарѣчіи о продѣлкѣ, сыгранной первою женщиною съ бѣдными людьми.