Могучий Равана сидел на высоком золотом троне перед своим дворцом на Ланке. Он рассматривал войско, проходящее перед ним, черные тела, сталкивающиеся друг с другом, взмахи синеватых лап с желтыми кинжалами-когтями, оскаленные криком морды… Каждый ракшас тянулся, чтобы увидеть хотя бы край одежды повелителя. Равана с тоской подумал о неисчислимом войске, окружающем Ланку, о море походных костров, горящих сейчас вокруг несокрушимых стен твердыни. Можно было бы справиться с Рамой, но он привел с собой обезьянье войско. Проклятый Хануман, убийца родного брата! Ради царства пошел с Рамой и Лакшманой… Сколько ракшасов погибнет в этой битве?

Хорошо, если хоть кто-то уцелеет, чтобы основать новое царство. Марича предупреждал, что не нужно пачкать честь царя похищением чужой жены. И где сейчас Марича? Он мертв, убитый Лакшманой. Все ради того, чтобы он, Равана, смог забрать Ситу. Да, да, все говорили о том, что негоже повелителю красть супругу другого повелителя. Царь, наблюдающий за исполнением законов, являющийся сам воплощением закона, не должен нарушать собственные правила и рушить древний порядок. Да, недостойным было похищение прекрасной царевны Видехи. Но зачем Сита Раме? Она ведь для него — не более, чем игрушка. И жизнь в лесах недостойна ее. Если Раме так уж хотелось вести отшельническую жизнь, зачем же нужно было возлагать это бремя еще и на свою супругу? А здесь, на Ланке, она может быть полноправной царицей. Могла бы быть… Но не приняла царство. Ей больше нравится сидеть в ашоковой роще под охраной ужасных ракшаси, чем разделить ложе с царем. Неужели она действительно любит Раму? Или это долг ведет ее… Да, конечно, не более, чем долг. Страх загрязнить свою карму. Если бы не это, как бы она смогла устоять перед тем, что ей предлагалось? Но она устояла, а теперь, когда обезьянье войско приблизилось к стенам Ланки, осмелела совсем и без страха плюет в глаза гордому царю. Ах, Сита, Сита, прекраснейшая женщина…

Равана поднялся с трона, отвлекшись от печальных размышлений. Войско взревело тысячью голосов, приветствуя повелителя ракшасов. Качнулись кольца в ушах и в такт им дрогнули перья на белом балдахине. Царь Ланки поднял руки, глядя горящими глазами на своих воинов. Может быть, все еще закончится хорошо. Не могут же обезьяны одолеть и Дурмукху, и Индраджита, и Пишачу, и многих, многих других знаменитых воинов. Оружие богов придет им на помощь. Все будет хорошо, Раме не выжить в этой войне, а тела обезьян удобрят каменистую почву Ланки.

— Десятиглавый! — ревели воины, а Равана все взмахивал руками, не в силах отогнать дурные предчувствия.

Роман потряс головой, запуская пальцы в волосы, массируя виски. В ушах звоном отзывались вопли жутких существ, а перед глазами танцевали отблески пламени. Приснится же такое! Как их там называли, этих чудищ? Ракшасы, кажется. Нет, читать перед сном кошмарики — явно вредно. Потом вот вскакивай среди ночи и пей холодную водичку, чтобы прогнать сон, вызывающий головную боль.

Кстати, о холодной водичке…

Роман тихо, чтобы не разбудить жену, прокрался на кухню и достал бутылку минералки из холодильника. Глотнув пузырящейся воды, почувствовал, как уходит ватная тяжесть, окутывающая мозг. Усмехнулся, вспоминая свой сон. Надо же, как все живо было — и войско из каких-то страхолюдин, плывущее где-то под ногами, прыжки некоторых воинов вверх, чтобы хоть как-то приблизиться к повелителю, и даже перья балдахина, задевшие случайно шею, до сих пор отзываются щекочущим ощущением на коже. И даже как-то не совсем уютно ощущать отсутствие ушных колец.

Он поставил бутылку на стол, расплескав воду по гладкому пластику. Тихо выругался, вытирая лужицу. Салфетка неприятно терлась о ладонь. Роман поднес руку к лицу, ища саднящую царапину.

Вроде, негде было поцарапаться, но мало ли… Может, когда с машиной возился. Поцарапал и не заметил. Он подошел поближе к окну, отодвигая занавеску, закрывающую свет уличного фонаря.