Увидев, как он сидит в тускло освещенном кабинете, никто бы никогда не подумал, что он является колдуном нашего времени, не облаченным в каббалистические одежды серебряных и черных цветов; вместо этого они носят фиолетовые халаты. От них не требуется, чтобы их брови хмурились, их ногти росли, превращаясь в когти, а их глаза пылали, как изумрудные видения. Они также не обязательно должны быть согнуты, хитры и стары. Этот не был; он был молод и строен, почти величественно прямолинеен.

Он сидел под лампой в большой комнате с дубовыми панелями; смуглый, красивый мужчина лет тридцати пяти. Было мало жестокости и злого умысла на его проницательном лице, еще меньше безумия в его глазах; но он был колдуном, точно таким же, как тот, кто приносит человеческие жертвы в усыпанной черепами тьме запретных гробниц. Нужно было только взглянуть на стены его кабинета для подтверждения этого. Только колдун мог обладать этими трухлявыми, магическими томами чудовищных и фантастических знаний; только тауматургический адепт мог пренебречь опасностью темных тайн «Некрономикона», «Мистерий червя» Людвига Принна, «Черных обрядов» сумасшедшего Луве-Керафа, жреца Баст, или ужасных «Культов гулей» графа д'Эрлетта. Никто, кроме колдуна, не сможет получить доступ к древним рукописям, переплетенным в эфиопскую кожу, или жечь такой богатый и сладкий ладан в бережно хранимом черепе. Кто еще наполнил бы милосердно укрытую темнотой комнату любопытными реликвиями, похоронными подарками из разграбленных могил или разрушающимися от воздействия тепла свитками первобытного ужаса?

На первый взгляд это была нормальная комната той ночью, а ее обитатель — нормальным человеком. Но для доказательства присущей ему странности не было необходимости заглядывать в черепа, книжные шкафы или мрачные, покрытые тенью останки, чтобы понять, кем все же был ее обитатель. Джеймс Аллингтон писал в своем тайном дневнике сегодня, и его размышления были далеки от нормы.