Еще не совсем проснувшись, я тянусь за часами. Светящиеся стрелки показывают два – как и в прошлую ночь, как и во все другие ночи. Я опять осужден на бессонницу: осужден лежать четыре часа, прислушиваясь к лаю собаки, к приближающемуся шуму автомобиля, к шагам и голосам на улице. Четыре часа мой собственный дом кажется мне мышеловкой.

Окно открыто, легкий ветерок колышет ветви деревьев; я закрываю глаза и стараюсь представить себе широкие покойные пейзажи: поля, лес, бесконечно извивающуюся речку. Таким образом раньше мне удавалось снова уснуть. Но только не сегодня. Пейзаж исчезает, вместо него я вижу длинные коридоры, ряды запертых дверей, а за дверьми лежат на нарах люди; они тоже лежат без сна, как и я в своей постели, и, как я, вслушиваются в темноту. Им слышится тяжелая поступь сапог по каменным плитам коридора, бренчание ключей, отрывистые слова команды. И вот – что это? Крик? Я, как они, явственно слышу его. Но я не хочу его слышать, хочу думать о другом, о том, что помогает уснуть: пытаюсь представить себе идущий поезд, я сижу и смотрю в окно. Нет, это не окно, это– фонарь в углу товарного вагона, раздвижная дверь заперта, вагон раскачивает и трясет, на полу – солома; и теперь я вижу: вагон битком набит людьми, которых увозят во тьму. Куда их везут? В концлагерь, окруженный колючей проволокой и охраняемый людьми в черных мундирах. Я вижу одного из них, вижу, как он поводит автоматом, вижу эмблему смерти на его фуражке.

Теперь я потерял надежду уснуть, я окончательно проснулся, и в сознании ярко полыхает страх. Я встаю с кровати, закрываю окно и опускаю штору светомаскировки, потом включаю ночник, перебираю книги на столе – хочу найти что-нибудь легкое, что помогло бы мне уснуть, что-нибудь, что может полностью завладеть вниманием, помешать думать. Я нахожу детектив и начинаю читать.

Таинственные следы и знаки, крадущиеся шаги в темноте, неизвестный убийца – нагромождение невероятностей, от которых сладко содрогаются благополучные тупицы. Мне стыдно за автора, и я откладываю детектив, ищу что-нибудь из настоящей литературы. Вот книга, которую я люблю; раньше она помогала мне: я успокаивался и засыпал. Но сегодня значение слов не доходит до меня, я читаю, но не понимаю смысла. Душой я там, за опущенной шторой. Что сообщают по радио?… Каждую ночь производится много арестов. Все, кто опасается, что их могут взять как заложников, вынуждены покинуть свои дома… Книга еще лежит у меня перед глазами, но я уже не читаю. В конце концов я сдаюсь. Снова гашу лампу, поднимаю штору и открываю окно. Ложусь на спину и пытаюсь ни о чем не думать. Я – предмет, тяжелый, неподвижный предмет. Мои руки и ноги как камни. Скоро я усну. Я не думаю, не думаю…

По улице едет машина и резко тормозит прямо перед домом. И снова я у окна: вижу свет фар, слышу, как хлопает дверца. Это они! Они пришли за мной! Одежду под мышку – и через черный ход!… Но нет, это просто соседи вернулись с вечеринки. Они слегка навеселе, я слышу это по голосам. Теперь многие возвращаются домой с вечеринок поздно и навеселе, случается, и я тоже. Но от этого мне не становится легче, пожалуй, даже хуже.