Отлично известно, что любой, подвергающийся воздействию Голливуда более шести недель, становится ни с того, ни с сего неизлечимым психом.

Мистер Эллери Квин нащупал в раскрытом чемодане бутылку шотландского виски.

— За Голливуд, город сумасбродов! Пей до дна! — Он проглотил все, что оставалось в бутылке, и отшвырнул ее в сторону, продолжая укладываться. — Прощай, Калифорния! Я уезжаю — неоплаканный, непризнанный и невоспетый! Ну и черт с тобой!

Алан Кларк улыбнулся той загадочной улыбкой Моны Лизы

[3]

, по которой безошибочно узнаешь члена братства голливудских посреднических агентов, будь он толстым или худым, высоким или низеньким, юным и свежим или изрядно потрепанным жизнью. Улыбкой мудреца, святого, циника, все знающего и все понимающего.

— Вы, новички, поначалу все ведете себя одинаково. Те, кто выдерживают, избавляются от комплексов и приживаются. Те, кто не выдерживают, поджимают хвост и, скуля, возвращаются на Восток.

Первый секретарь, посовещавшись со второй секретаршей, и пока та бегала за сырыми яйцами, аспирином и томатным соком, затащил творческий дуэт в старую зигмундовскую, еще добутчерскую, туалетную комнату, уговорил их раздеться, вежливо втолкнул их под душ, открыл холодную воду и почтительно удалился под вопли и стенания, чтобы позвонить тренеру в студийный гимнастический зал.

Час спустя они появились из душевой, наполненные до краев томатным соком с благочестием новоиспеченных адептов трезвого образа жизни, похожие на пару утопленников, выброшенных приливом на берег. Эллери плюхнулся на ближайший стул и схватился руками за голову, словно боялся, что она улетит прочь.

— Что произошло? — простонал он.

— По-моему, дом рухнул нам на голову, — сказал продюсер. — Хауард, отыщите Лу Бэскома. Скорее всего вы найдете его на двенадцатой площадке; он там играет в кости с персоналом. О, моя голова! — простонал он, когда первый секретарь удалился выполнять поручение.

— Алан Кларк меня убьет, — встревоженно заявил Эллери. — Ты, злодей, заставил меня что-нибудь подписать?

После двухдневных попыток пришпилить кого-нибудь к стулу посреди четырех стен Эллери чувствовал себя как человек, пытавшийся голыми руками поймать в аквариуме золотую рыбку.

Чудо-мальчик был занят целыми днями, проводя бесконечные совещания и конференции за закрытыми дверьми, заканчивая последние приготовления к своей широко разрекламированной ленте «Выращивание кормовых трав». Земля, казалось, поглотила Лу Бэскома. И любая попытка Эллери встретить мужских представителей семейства Ройлов или женских — семейства Стьюарт заканчивалось в первом случае насморочным английским голосом, принадлежащим мажордому по имени Лаудербек, а во втором почти неразборчивым французским акцентом из уст дамы по имени Клотильда , причем никто из них, как будто не замечал, что время не стоит на месте, а всячески торопит развитие событий.

Однажды ему чуть было не повезло. Эллери прогуливался по территории «Магны» с Аланом Кларком, тщетно пытавшимся восстановить спокойствие и присутствие духа, когда свернув за угол улицы «А» заметил высокую девушку в черных сатиновых брюках и немыслимой мужской шляпе с обвислыми полями, стоявшую возле главных ворот у будки чистильщика сапог рядом с Родериком, чернокожим владельцем этого предприятия, наводящим обычно глянец на башмаки статистов. Девушка доставала из сумочки мелочь.

— А вот и Бонни, — сказал агент. — Вон та блондинка. Ничего себе штучка, верно? Прямо сногсшибательная! Бонни! — окликнул он. — Хочу познакомить тебя с...

Звезда впопыхах уронила пригоршню монет, потерла на счастье горбатую спину Родерика и вскочила в красный двухместный «Форд».

Семь дней, последовавшие за этим тихим вечером в клубе Алессандро, пролетели мимо ушей мистера Эллери Квина с ужасающим подобием пулеметной очереди; казалось, будто он на ничейной земле попал под перекрестный обстрел двух враждующих армий. К концу недели он не только накопил дымящуюся груду потрясающих фактов, но и изрядно подорвал свою нервную систему.

Эллери сидел в студии, по уши погруженный в океан газетных вырезок о Ройлах и Стьюартах, пытаясь систематизировать свои заметки, когда Жак Бутчер через рассыльного пригласил его в свой кабинет.

Чудо-мальчик выглядел усталым, но торжествующим.

— Мirabile dictu!

[28]

, — заявил он. — Мы на макушке успеха.

—- Мир — чудесная штука, — Лу расплылся в улыбке. — Это бесспорно!

Субботняя газетная колонка последних известий Полы Пэрис распространила животрепещущую новость на весь жаждущий сенсаций мир, и после полудня того же дня кинокомпании «Маша» пришлось удвоить охрану у главных ворот студии. Сторожевые овчарки хриплым лаем отгоняли любопытных от усадьбы Джека Ройла; Блайт заперлась в своем доме в Глендейле, построенном в стиле мечети, чьи двери непреклонно защищала верная молчаливая Клотильда, а Тай и Бонни, играя свою странную роль, согласились дать ошеломленным репортерам совместное интервью, в котором говорили друг другу комплименты и обменивались милыми улыбками перед объективами кино- и фотокамер.

— Все готово, — заявил Сэм Викс измотанному Эллери к концу чрезвычайно хлопотливого дня, устало вытирая вспотевшее лицо. — А завтра... О, приятель, погодите, и вы увидите, что будет завтра!

— Бонни не капризничает? — спросил Эллери.

— Пыталась, но я ее уговорил. Я боялся, что они придушат друг друга в воздухе, когда Тай возвращался с ней после посещения острова Рид.

— Удивительно, до чего послушно и согласно ведут себя Джек и Блайт, — сиял Чудо-мальчик. — А с Таем за штурвалом самолета, уносящего их к заоблачным высотам счастья — ну, разве это не сюжет, Сэм?

Небо было так близко, потому что оно рухнуло вниз с высоты триллиона миль. Вниз, сквозь булавочные отверстия бесчисленных звезд. Вниз, на поросшее густым колючим плато. Вниз, прямо на голову Бонни.

Она закрыла глаза ладонями:

— Этого не может быть... Я просто не верю в это... Не верю...

— Бонни, — жалобно проговорил Жак Бутчер.

— Но этого не может быть! Только не с Блайт! Только не с мамой!

Инспектор Глюке буркнул что-то неразборчивое и подошел к камину, сбросив пальто и энергично потирая большие красные руки. Следом вошел человек в форме летчика, и доктор Джуниус поспешно захлопнул за ними наружную дверь от поднявшегося резкого ветра. Авиатор спокойно уселся в уголке. Он не произнес ни слова, и инспектор Глюке не счел необходимым знакомить его со всеми.

— Давайте сразу разберемся, — сказал Глюке, сдвинув густые черные брови. — Полагаю, вы — мисс Стьюарт, а вы — мистер Ройл? А вы, должно быть, Бутчер.

Тай поднялся на ноги.

— Ну и что? — нетерпеливо спросил он. — Вы поймали его?

— Кто он? — воскликнула Бонни.

— Куда? — спросил пилот.

— Городской аэропорт в Лос-Анджелесе.

Самолет был небольшой, и они набились в нем довольно тесно, молча выжидая, пока пилот набирает высоту и ложится на обратный курс на северо-запад. Вскоре они очутились высоко над темным плато, строго придерживаясь водораздела между горами Сан-Бернардино и Сан-Хасинто.

— Что с моим самолетом? — спросил Тай, прижимая лицо к забрызганному дождем окошку кабины и пытаясь разглядеть что-нибудь внизу.

— Наверное, уже в Лос-Анджелесе, — ответил инспектор. — Конечно, мы не могли оставить их... здесь, — помешкав, добавил он.

В среду двадцатого единственными абсолютно спокойными фигурами в городе Лос-Анджелесе и его окрестностях оставались лишь Джон Ройл и Блайт Стьюарт: они были мертвы.

Это были сумасшедшие три дня. Репортеры, кинооператоры, журналисты всех направлений, пожилые дамы из критических и художественных журналов, полиция штата и люди инспектора Глюке из Отдела по расследованию убийства, режиссеры, продюсеры, директора киностудий, ищущие вдохновения, бальзамировщики, священники, должники, продавцы погребальных принадлежностей, юристы, дикторы радио, торговцы недвижимостью, тысячи потрясенных поклонников у гроба своих мертвых кумиров, — все это кипело, бурлило, толкалось и заполняло время бодрствования Тая и Бонни — времени для отдыха совсем не было — превращая его в оживший ночной кошмар.

— С таким же успехом я мог бы принимать участие в подготовке веселой пирушки, — выходил из себя Тай, растрепанный, небритый, с красными от усталости глазами. — Ради Бога, кто-нибудь, неужели я не могу проводить отца в последний путь по-человечески?

— Он принадлежал публике при жизни, — спокойно объяснял Эллери. — Вы не можете ожидать, чтобы публика отказалась от своих прав на него и после смерти.

— После такой смерти!

То ли причиной этому была статья в газете, то ли постоянно подавляемое желание снова увидеть Полу Пэрис возобладало наконец над сдержанностью, но в четверг мистер Эллери Квин после трехдневной напряженной внутренней борьбы сел в свой двухместный автомобиль и отправился к белому зданию на холме.

И здесь, в одной из приемных, поглощенный в интенсивное изучение воскресной вечерней колонки Полы Пэрис «Увидеть звезды», опубликованной в понедельник в утренней газете, сидел инспектор Глюке. Увидев Эллери, он поспешил затолкать газету в карман.

— Вы тоже один из общественных информаторов мисс Пэрис? — полюбопытствовал Эллери, стараясь скрыть от глаз инспектора свою собственную копию той же газеты.

— Хеллоу, Квин! — проворчал инспектор, насупившись. —

Послушайте, зачем нам ходить вокруг да около? Я вижу, вы уже заметили статейку. Чертовски странно, сказал бы я!

Эллери, Сэм Викс и Лу Бэском завтракали в пятницу утром в кафе у снабженцев компании «Маша», когда вошел Алан Кларк, уселся рядом с ними на табурет и потребовал у пожилой официантки за прилавком:

— Кофе, красотка!

— О, Алан!

— Я здесь. Чего тебе надо?

— Меня просто интересует, — сказал Эллери, — каков теперь мой официальный статус в студии?

Все трое поспешно скрылись за углом и помчались по Вайн-Стрит. Только благополучно очутившись в отдельной кабинке ресторанчика «Браун Дерби», они вздохнули с облегчением и посмотрели друг на друга.

Лу чуть не свалился со стула от смеха.

— Хотел бы я видеть физиономию Глюке, когда он про это узнает! — хохотал он, вытирая выступившие на глаза слезы. — Тот прохиндей за конторкой не будет помалкивать — держи карман шире! Он тут же разболтает все жене, друзьям и подружкам! Бьюсь об заклад. он уже сейчас висит на телефоне!

— Мне придется все-таки поставить Глюке в известность, — виновато проговорил Эллери. — Он ведь даже не знает еще о существовании этих писем.

— Ради Бога, Квин! — взмолился Тай. — Что там, в пакете?

Ровно без десяти час Бонни скользнула в «Браун Дерби», тревожно оглядываясь и со странной поспешностью бросилась в кабинку Эллери.

— Эй, в чем дйло? — удивился Эллери. — Вы словно чем-то напуганы до смерти?

— О, так оно и есть! Меня преследуют! — Ее широко раскрытые глаза с беспокойством уставились поверх низкой дверной перегородки кабины.

— Неуклюжие олухи, — пробормотал Эллери себе под нос.

— Что вы сказали?

В свете погожего дня ночные химеры исчезли, и уединенное жилище Толленда Стьюарта открылось с залитых солнцем небес во всем своем раскидистом, потрепанном бурями и непогодой неприглядном естестве — еще более страшный струп посреди изрезанного ущельями горного ландшафта, чем когда оставался невидимым в ночной темноте.

— Что за жуткое место! — глядя вниз, поежилась Бонни, когда взятый напрокат самолет кружил над посадочной площадкой.

— Конечно, не совсем Шангри-Ла

[53]

, — сухо заметил Эллери, — несмотря на некоторое сходство с запретным городом на Крыше Мира. Посещал ли когда-нибудь ваш достопочтенный дедушка Тибет? Это могло бы объяснить его географическое вдохновение.

Угрюмое строение безжизненной громадой лежало внизу. И тем не менее, в молчаливых каменных выступах и нишах, замерших неподвижно в центре паутины из телефонных кабелей и электрических проводов, спускавшихся вниз со склонов горы, скрывалась иллюзия какой-то притаившейся, недоброй жизни.

— Виновато ли мое воображение, — спросила Бонни, — или эта штука внизу действительно похожа на паука?

В субботу утром Эллери сидел за столом в своей крохотной кухне, одетый в халат и пижаму, деля свое внимание между коричневыми ломтиками гренков, утренней газетой, сообщающей о развитии событий в деле Ройла-Стьюарт, сводившемся к нулю, и потрепанной книжкой в бумажной обложке, озаглавленной «Предсказание судьбы по картам». Зазвонил телефон.

— Квин! — голос в трубке звучал весьма нетерпеливо. — Что она сказала?

—- Кто что сказал?

— Бонни. Вы все устроили, как я просил?

— Ах, Бонки! — Эллери мучительно пытался собраться с мыслями. — Видите ли, Тай, у меня для вас плохие новости.

Легкий румянец вернулся на лицо Тая — или это был результат выпитого виски. Как бы там ни было, он сказал:

— Я не верю этому. Вы пытаетесь напугать нас несуществующим призраком.

— Вы не хотите, чтобы мы поженились? — ошеломленно проговорила Бонни. — Вы имеете в виду, что мама... тоже? Значит... значит...

— Глупости! — презрительно усмехнулся Тай. — Мне надоело выслушивать вас, Квин. Все, что вы сделали, это запутали меня вконец!

— Несчастный глупец! — воскликнул Эллери. — Вы и понятия не имеете, что я сделал ради вас! Как люди могут быть так слепы?

Время, до сих пор незаметно проплывавшее мимо, внезапно приобрело чудовищные вес и скорость. Эллери непрестанно с тревогой поглядывал на наручные часы, обсуждая малейшие детали своего плана, вновь и вновь инструктируя Тая и Бонни относительно их роли.

— Помните, Тай, вам придется взять на себя всю подготовку; Глюке и я не должны в это соваться. Более того, вплоть до завтрашнего дня мы будем держаться как можно дальше от вас., Есть у вас пистолет?

— Нет.

— Глюке, дайте ему свой. — Инспектор повиновался, вручив свой автоматический пистолет Таю, который со знанием дела осмотрел его и сунул в карман пиджака. — А теперь. что вы сообщите газетчикам?

— Бонни получила предупреждение с требованием разорвать нашу помолвку, но мы оба считаем, что это дело рук какого-то психопата, и решили обручиться немедленно. Я покажу им карты.

Аэродром представлял собой кипящий котел, когда они приземлились. Полиция вовсю работала своими дубинками. Репортеры с камерами и репортеры с блокнотами вступали с ней в открытую борьбу, чтобы прорваться через кордон.

Эллери с одной отклеившейся бакенбардой склонился над Бонни, успокаивая ее. Он заметил инспектора Глюке, энергично жестикулировавшего посреди небольшой армии детективов у пустого ангара, и удовлетворенно улыбнулся от сознания только что пережитой смертельной опасности.

— Все в порядке, Бонни, — сказал он девушке. — Все уже прошло. Вам больше нечего беспокоиться. Все в порядке. Поплачьте немного, и вам станет легче.

— Погоди минутку! — проворчал Тай, сидя за штурвалом. — Дай мне остановить эту чертову летающую телегу!

— Я жду, — всхлипывала Бонни. — О, Тай, я жду! — и она вновь и вновь вздрагивала при воспоминании о маленькой человеческой фигурке, переворачивающейся в воздухе, точно мертвая букашка.

Наступило короткое молчание, во время которого слышно было только тяжелое астматическое дыхание старика в постели,

Наконец, он пробормотал:

— Лу? Мой кузен Л у Бэском?

Доктор Джуниус продолжал растерянно моргать, не говоря ни слова.

— Да, мистер Стьюарт, — сказал Эллери, — ваш кузен Лу Бэском, задумавший и весьма успешно продвинувшийся на пути к осуществлению блестящей перестановки обычной процедуры убийства ради получения наследства. Странный тип, этот Лу. Вечно в долгах, без копейки денег, слишком непостоянный, чтобы остепениться и направить свои несомненные таланты на будничные и полезные дела, он планирует убийство как более легкий путь к обогащению. Конечно же, путь оказался трудным, но такого человека, как Лу, в этом убедить никак невозможно.

Когда Эллери воскресным вечером повернул ключ в своем номере и вошел, захлопнув за собой дверь, швырнув в сторону шляпу и пальто и погрузившись в самое глубокое кресло, он чувствовал себя совершенно опустошенным. Все кости его болели, и голова тоже. Так приятно было просто сидеть здесь, в тихой спокойной гостиной, и не думать ни о чем.

Он всегда чувствовал себя так после завершения трудного дела — усталым, вялым, полностью утратившим жизненную энергию.

Инспектор Глюке снова рассыпался в грубоватых восхвалениях; были приглашения, благодарности, теплый поцелуй Бонни и молчаливое крепкое рукопожатие Тая. Но он сбежал от всего этого, чтобы побыть одному.

Эллери медленно закрыл глаза.

Чтобы побыть одному?