Том Глостер распахивал землю в пойме реки, по обоим ее берегам. Старшим братьям достались участки повыше и полегче, кроме того, они пасли стадо, гоняли скот на рынок, бывали на ярмарках и родео. А Тому только и оставалось, что потеть здесь — поднимать залежь шириной не более пары сотен ярдов, длиной почти в милю, где-то уже, где-то шире, но неизменно жирную, трудную для вспашки. Несколько лет назад здесь не было ничего, кроме зарослей кустарника, пока отца не осенило — он нашел работу для младшего сына.

Эта мысль ему пришла в голову не случайно — все остальное у Тома не получалось. Мать считала, из-за того, что у парня слишком доброе сердце, но отец называл его недотепой от рождения, с которым ничего не поделаешь. Том боялся причинить кому-нибудь боль, поэтому не желал учиться арканить скот, его трясло, когда животных клеймили раскаленным железом. Словом, он не годился для работы в седле, а потому был лишен прелестей свободной, деятельной и увлекательной жизни на пастбищах. Какой же ты мужчина, если не умеешь управляться с лассо?!

Были у Тома и другие недостатки. Например, он не любил мастерить. Просто не мог построить ограду, без того чтобы та не валилась из стороны в сторону. Не получалось и сколотить самую простую полку. Часами он глубокомысленно разглядывал вещь, которую требовалось всего-то чуть-чуть подправить.

Мать говорила, младшенький так долго раскачивается из-за того, что всегда взвешивает все за и против. А отец утверждал, что парень никак не примется за дело, поскольку не умеет думать.

Том был в семье пятым сыном и седьмым ребенком. Его рождение не вызвало большой радости. С самого начала он оказался просто лишним ртом, не более того. Только не для матери. Она была единственным близким ему человеком. Отец же был убежден, что малый не стоит даже того, чтобы его учить, и повторял: «Ученый дурак хуже безграмотного дурака».

Кобыла стояла за конюшней Райли. «Малый», облокотившись на ограду, мрачно курил цигарку за цигаркой. Лицо у него было одновременно грустное и свирепое, очень худое, над верхней губой торчали закрученные усы, а большие, навыкате глаза сверкали желтыми белками. Можно было подумать, что у него не гнется шея — с таким трудом он поворачивал голову.

Такой одежды, что оказалась на нем, Том Глостер в жизни не видал! Короткая куртка с яркими пуговицами, на талии похожий на шаль кушак, спускающийся ниже колен. И куртка и кушак — пестрые, правда, несколько грязноватые. Мрачная грязная фигура! От обитателей американского Запада этого типа отличала еще и закрепленная на правой ноге единственная шпора с большим, не меньше двух дюймов, колесиком.

Хэнк Райли, весело болтая, стоял рядом. Неподалеку, держа в поводу оседланного коня, прислонился к дереву парнишка лет одиннадцати — двенадцати.

— Никто в деревне не хочет браться за это дело, Хэнк, — начал, подойдя, Джим. — Только вот Том. Он умеет ладить с лошадьми. Ты сказал, сто баксов, приятель?

— Он не говорит по-английски, — пояснил Райли.