Горячее дыхание растопило морозный узор на стекле. За окном Москва переливалась гирляндами новогодних огней, взрывалась петардами и радостными воплями подвыпивших граждан. Ребров почесал нос и страдальчески вздохнул. Вместо того чтобы сейчас провожать старый год, он вынужден расследовать насильственную смерть жены крутого бизнесмена, популярной актрисы и светской львицы Маргариты Андреяновой. Какого рожна, спрашивается, служительницу Мельпомены грохнули в канун Нового года? Ребров был несчастен и зол на весь мир. Зол был не только он один.

– Раскольников, етить твою налево! – выругался судмедэксперт Козлов. – Надо же было ей так голову топором размозжить. Такую красоту изуродовал! Зачем? Раз уж приспичило ее прибить, мог бы решить дело иным способом. Ножом, например, в сердце или канделябром по макушке. В прихожей отличные канделябры. Раз – и все дела. Нет же – топором по лбу. Слушай, Ребров! Представляешь, а до меня только сейчас дошло, почему Достоевский дал своему герою такую фамилию. Она же говорящая, Ребров! – Судмедэксперт оторвался от осмотра трупа и вперил взор в следователя, ожидая не то опровержения своего предположения, не то похвалы за это удивительное наблюдение.

– У тебя тоже фамилия говорящая, – хмыкнул Ребров.

– Злой ты, Павел Сергеевич, – обиделся Козлов.

– Я добрый, потому что топорами по башке никому не фигачу, красивых баб не увечу, законов не нарушаю, жену люблю и уважаю. О, стихи вышли! – удивился следователь. – Вроде не пил.