Святитель Игнатий Брянчанинов, по занимаемому им служебному положению, входил в сношения со многими иерархами его времени. Среди них, по значимости взаимоотношений, по их продолжительности, первое место принадлежало выдающемуся церковному деятелю Митрополиту Московскому Филарету.

Очень немногое сохранилось из их переписки. Но и это немногое значительно дополняет то, что было написано об их взаимоотношениях.

Выдающийся церковный деятель и духовный писатель Филарет (в миру Василий Михайлович Дроздов) родился 26 декабря 1782 г. в городе Коломна, где отец его служил диаконом в Кафедральном соборе. В 1803 г. он окончил Троицкую семинарию и был оставлен там учителем греческого и еврейского языков, а затем еще и поэзии. 16 ноября 1808 г. — пострижен в монахи и вызван {стр. 8} в Санкт-Петербург для преподавания в семинарии, в 1810 г. — переведен в Академию бакалавром и с 11 марта 1811 г. он ректор Петербургской Духовной академии и архимандрит (в 29 лет). В 1821 г., по предложению князя А. Н. Голицына, он был назначен на Московскую кафедру, а 22 августа 1826 г., в день коронации Николая I, возведен в сан Митрополита.

Знакомство Митрополита Филарета с отцом Игнатием Брянчаниновым произошло в 1833 г. В этом году, направляясь на родину в Псковскую губернию, в Санкт-Петербург прибыл Михаил Васильевич Чихачев. Приютила его там на несколько дней боголюбивая графиня А. А. Орлова-Чесменская. Чихачев рассказал ей, как трудно ему и игумену Игнатию в Лопотовом монастыре, как вредно сказывается на их здоровье тамошний климат. Анна Алексеевна посоветовала ему представиться Митрополиту Московскому Филарету, как раз находящемуся в Петербурге. Митрополит «весьма милостиво принял молодого послушника, отечески ласково выслушал его откровенный рассказ о бедственном положении игумена Игнатия, предлагал ему вопросы, из которых тот заключил, что Владыке не неизвестна прежняя их жизнь, а также и достоинства игумена Игнатия, которому он и предложил через Чихачева настоятельство в Николо-Угрешском третьеклассном монастыре Московской епархии, и то на первое лишь время, обещаясь потом доставить ему еще лучшее место». И на другой уже день был послан указ в Вологду к Преосвященному Стефану о перемещении игумена Игнатия в Московскую епархию. Но, как известно, судьбой игумена Игнатия занялся сам Государь Император Николай I, и Митрополит Филарет личным письмом вызвал его уже не в Москву, а в Санкт-Петербург, причем пригласил его остановиться у него на подворье. Там и состоялось их знакомство. Об этом игумен Игнатий писал своим родителям. «Между тем продолжаю я жить на Троицком подворье, — пишет он в письме от 1 января 1834 г., — пользуясь особенными милостями Митрополита Филарета, который есть редкость в нынешнее время. С решительною приверженностию к православной Церкви соединяет он Христианскую деятельность и естественный проницательный аналитический ум. Каждый день, если куда не отозван, обедаю у него, и он бывает столько снисходителен, что весьма подолгу со мною беседует о духовных предметах».

Трудно сказать, как сложилась бы судьба святителя Игнатия, если бы он остался в монастыре, подведомственном Митрополиту Филарету. Может быть, Московский владыка благосклон{стр. 9}но руководил его к высшим должностям, как это было с Преосвященным Леонидом (Краснопевковым) [

Преосвященнейший Владыко,

Достопочтенный о Господе Брат!

Из Указа Святейшего Синода, на сих днях последовавшего, известно Вашему Преосвященству, что Лопотовский Игумен Игнатий переведен Московской Епархии в Угрешский монастырь, ныне открылась надобность вызвать его в Петербург, по делам службы.

Из недавнего отправления Указа Святейшего Синода заключая, что он должен быть еще в Вологде, покорнейше прошу Ваше Преосвященство о следующем распоряжении:

1) Поспешите принятием Лопотова монастыря от Угрешского Игумена Игнатия.

№ 1

№ 2

№ 3

№ 4

№ 5

№ 1

№ 2

№ 3

Н. С. Лесков в своей повести «Мелочи архиерейской жизни» приводит слова, сказанные Государем Императором Николаем I: «О церковном управлении много беспокоиться нечего: пока живы Филарет мудрый [Дроздов] да Филарет благочестивый [Амфитеатров], все будет хорошо» [

24

].

Святитель Филарет (в миру Федор Георгиевич Амфитеатров; 17 апреля 1779 — 21 декабря 1857) родился в селе Высоком Орловской губернии в семье священника В 1798 г. окончил Орловскую семинарию и в том же году был пострижен. В 1802 г. он ректор Орловской семинарии, в 1804 — Оренбургской, в 1810 г. — Тобольской семинарии; в 1814 г. инспектор Петербургской Духовной академии и в этом же году — доктор богословия, в 1816 г. — ректор Московской Духовной академии. В 1817 г. он архимандрит Ново-Иерусалимского монастыря; в 1819 г. — епископ Калужский, в 1825 — Рязанский, в 1826 г. — архиепископ. В 1828 г. переведен на Казанскую кафедру, в 1836 г. — на Ярославскую. С 1837 г. он Митрополит Киевский.

За время преподавания в Московской академии он из своих академических лекций составил полную систему Догматического Богословия. С этого времени между ним и ректором Петербургской Духовной академии Филаретом (Дроздовым, будущим Московским первосвятителем) «утвердилась та внутренняя искренняя духовная связь, которая во всю жизнь их продолжалась неизменно».

В период пребывания Преосвященного Филарета (Амфитеатрова) на Калужской кафедре, Оптина Пустынь нашла в нем «на веки незабвенного благодетеля». Задумав создать там Скит, он поручил настоятелю игумену Даниилу выбрать на пасеке удобное для него место (на котором постоянный благодетель Пустыни купец Брюзгин построил келлии) и пригласил туда монахов, известных своей подвижнической жизнию.

Преподобнейший Отец Архимандрит,

Возлюбленный о Господе брат!

Очень жалею, что болезнь Ваша так долго продолжается, и так долго лишает меня удовольствия видеть Вас. Молю Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа, да возвратит вам здравие Ваше, на подвиги Святого Великого поста, с наступлением коего, яко вожделеннейшего для душ наших времени, усердно поздравляю Вас.

Настоятель Югской Дорофеевой пустыни по прошению его на сих днях уволен от должности Строителя. На время поручил я управление оною Петровскому игумену Киприану, доколе прибудет к нам из Белобережской пустыни отец иеромонах Варфоломей. Сделай милость, брате, напиши к нему братолюбное увещание, чтобы он, возложивши упование свое на Господа Бога, не отрицался от звания свыше на попечение о братстве Святыя обители Югския. Прошу известить меня, не пишет ли он к Вам о своем согласии. Ежели бы он пригласил с собою сколько ему угодно братии по сердцу своему, я бы принял всех с совершенною любовию. Весьма желательно насадити виноград истинно монашествующих во вверенной мне пастве, отрасли его прострутся и на другие страны Севера. Помогите мне в сем деле Господа ради. На второй неделе поста я хочу просить Святейший Синод прямо определить о. Варфоломея настоятелем Югской пустыни, но боюсь, не отказался бы. Дайте мне Ваш совет — ибо Вы хорошо знаете сего старца. Призывая на Вас и на всю святую братию Вашу — благословение Божие с искреннейшим почитанием и пастырскою любовию имею честь навсегда пребыть

Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга

Преподобнейший Отец Архимандрит!

Возлюбленный о Господе брат!

Извольте и письмо мое приложить к о. Варфоломею для удостоверения его — известить его, что на путевые издержки к нему имеет быть прислано надлежащее количество денег с избытком. Призываю на Вас благословение Божие.

Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга

Преподобнейший Отец Архимандрит!

Любезный о Господе брат!

Из прилагаемого при сем письма изволите увидеть, что о. Варфоломей пожелал принять на себя послушание настоятельства в Югской пустыни. Почему я и определил его в сие звание согласно указу Святейшего Синода. Прошу Вас ободрять его надеждою на всесильную помощь Божию. А я с своей стороны поручу его в особенное покровительство нового Ярославского Архипастыря — исполненного ревности по благочестии.

Призывая на Вас благословение Божие с пастырскою любовию есмь и пребуду

Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга

Преподобнейший Отец Архимандрит!

Любезный о Господе брат!

И белое покрывало главы требует чистоты сердца — а украшенное цветами напоминает об украшении души всеми христианскими добродетелями. Помолитесь, отче, со всею любезною о Христе братиею, да служение мое Церкви святой непостыдно явится пред лицем Господа Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа. Об о. Варфоломее и теперь напишу к Преосвященному Ярославскому — и всегда буду его помнить за его послушание истинно иноческое.

{стр. 36}

Призывая на Вас благословение Божие, с искреннейшим почитанием и пастырскою любовию имею навсегда пребыть Вашего Высокопреподобия усерднейший слуга

13 октября 1861 г. святитель Игнатий прибыл в Николо-Бабаевский монастырь Костромской епархии, предоставленный ему в управление после ухода на покой. «Положением своим я очень доволен. Монастырь уединен, стоит на сухом месте, весьма здоровом, при отличных источниках, близ самой Волги. Здесь можно сделаться чуждым миру», — писал он Н. Н. Муравьеву-Карскому 16 ноября 1861 г.  [

31

] По словам его брата, Петра Александровича Брянчанинова, чувство довольства не покидало святителя Игнатия во все время его пребывания в Николо-Бабаевском монастыре. Этому чувству довольства, несомненно, благоприятствовали и внешние обстоятельства, а именно то, что обе кафедры — Костромскую и Ярославскую, с которыми Бабаевский монастырь должен был входить в различные отношения (с первой — по подчинению, со второй — по местоположению), занимали иерархи, которые и сами были людьми выдающимися, чуждыми мелких дрязг и интриг, от которых святитель Игнатий устал до изнеможения.

Костромской епархией в то время управлял архиепископ Платон (в миру Павел Симонович Фивейский; 1809–1877) — воспитанник Московской Духовной академии, бывший ректор Московской семинарии, духовный писатель, монография которого «Православное нравственное богословие» выдержало пять изданий, а также написавший еще ряд сочинений: «Взгляд на историю Российской Церкви» (1834), «Историческое описание Троицкого Козловского монастыря» (1849), «Основание Переяславского Троицкого Данилова монастыря» (1853) и другие.

Судьба свела однажды архимандрита Игнатия и епископа Платона: в 1856 г. только что призванный на Новгородскую и Санкт-Петербургскую митрополию Митрополит Казанский Григорий намеревался хиротонисать архимандрита Игнатия во епископа в Новгороде, не зная, что это место уже было предназначено епископу Платону. Но это невольное столкновение интересов в дальнейшем никак не повлияло на их взаимоотношения. Хорошо знавший архиепископа Платона профессор Московской Духовной {стр. 47} академии П. С. Казанский писал ему 28 сентября 1861 г.: «О. Наместник как-то поручал мне передать Вам его совет — сохранять добрые отношения к Игнатию. Я не писал этого, потому что и без совета Вы будете так поступать» [

Документов, характеризующих их отношения более подробно, не сохранилось, так как архив Николо-Бабаевского монастыря погиб в двух пожарах: в 1870 году сгорела монастырская библиотека и хранящиеся в ней документы, а через сто лет пожар, случившийся в Государственном архиве Костромской области, уничтожил остатки архива монастыря.

№ 1

№ 2

№ 3

№ 4

№ 5

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Хотя и известен мне внушаемый Вам христианскими чувствованиями Вашими смиренный образ мыслей о дне Вашего Ангела, хотя радость его Вы растворяете воспоминаниями печальными, однако чада Ваши, овцы паствы Вашей, дарованные и врученные Вам Пастыреначальником и Божиим Агнцем, должны встречать и провождать сей день в духовном веселии, воссылая теплые молитвы к Господу да продлит лета жизни Вашей в вожделенном здравии и благополучии для благоденствия Российской Церкви.

Так и мы, недостойные иноки обители Преподобного Сергия, молим о сем всемогущего и милосердого Господа; умоляем угодника его, чтобы он сильными молитвами своими о Пастыре нашем восполнил недостаток молитв наших. Воссылая таковые желания к Небу, не можем не обратиться и к Вам, Высокопреосвященнейший Владыко, с усерднейшим поздравлением, которое приносим с живейшими чувствами любви, благодарности, уважения! Примите с обычною Вам снисходительностию и благосклонностию сие приветствие от Настоятеля и братства Сергиевой Пустыни. Священным долгом моим было бы лично принести поздравление Вашему Высокопреосвященству, но болезнь не позволяет мне выходить из комнат.

Поручая себя и обитель Архипастырскому благословению и молитвам Вашим, с глубочайшим почтением и совершенной преданностию имею честь быть

Вашего Высокопреосвященства

Его Высокопреосвященству

Высокопреосвященнейшему Антонию

Митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому

Благочинного монастырей Санкт-Петербургской Епархии,

Ваше Высокопреосвященство!

Милостивейший Архипастырь и Отец!

Благосклонному и благочестивому вниманию Вашего Высокопреосвященства имею честь представить труд мой — книгу под названием «Аскетические Опыты». В книге изложены те понятия о духовном подвиге, которые почерпнуты мною в течение долговременного созерцания монашества как в живых представителях его, так и в писаниях святых Отцов.

По настоящему положению монашества в России и вместе по состоянию общества в духовно-нравственном отношении, ближайшее ознакомление и монашества и общества с правильным образом подвижничества оказывается особенно нужным и полезным. Уважение к телесному подвигу, когда он предоставлен лишь самому себе, уважение, воздававшееся во времена простоты, миновалось. Миновалось оно по той весьма естественной причине, что монахи, занимающиеся исключительно телесным подвигом, не могут дать должного ответа в монашеской жизни ни себе, ни братиям своим, живущим посреди мира. Притом занятие телесным подвигом в той степени, в какой занимались им старинные монахи, ныне очень, очень ослабело по причине общего упадка сил и здоровья в человеке. Занятие это уже не воспроизводит атлетов, которые возбуждали бы удивление к себе, обнаруживая что-либо сверхъестественное.

Духовный подвиг образует истинных, сознательных монахов, и его-то вызывает, так сказать, на поприще деятельности современная образованность. Он, один он, может ввести в монастыри и поддерживать в монастырях строго нравственный порядок, доставляя братству точные, правильные, глубокие понятия о христианстве, доставляя братству разумную свободу, соединенную с разумным духовным подчинением. Образуя в братстве {стр. 85} духовную силу и связь, он, один он, может облечь монаха во всеоружие для отражения современных, враждебных Церкви учений, сообщая монаху ощущение гармонии между Евангельским учением и свойствами души человеческой. Он вводит монаха в правильное самовоззрение и истекающее из этого самовоззрения сознание своего падения и необходимости в Искупителе. Самый телесный подвиг, приведенный к нормальному значению своему подвигом духовным, действует в подвижнике с особенной благотворностью, которой он чужд, когда действует один.

…Получив сегодня 3 и 4 томы сочинений Вашего Преосвященства, спешу принести Вам искреннюю признательность за полезные труды Ваши, свидетельствующие о глубоком изучении Вами душеспасительного учения Богомудрых подвижников благочестия и истинных руководителей в иноческой жизни. Не могу не выразить при сем сам душевного сожаления, что слабеющие силы Ваши отказываются служить крепкому духу Вашему в продолжении подвигов на том духовно-ученом поприще, на котором мы давно не видали столь усердных тружеников. Благодать Божия, в немощех человеческих совершающая силу {стр. 86} свою да приложит Вам дни на дни и лета на лета на пользу Святой Церкви. Радуйтесь о Господе и помяните в молитвах Ваших уважающего Вас и искренне преданного слугу

Исидора, Митрополита Новгородского

и Санкт-Петербургского.

7 апреля 1867 года

В числе многолетних корреспондентов святителя Игнатия Брянчанинова находились два инока, Варфоломей и Алимпий, отношения с которыми еще раз свидетельствовали о постоянстве его «сердечных о Господе чувств». При этом отца Варфоломея можно включить в ряд тех монашествующих, судьба которых сложилась под непосредственным влиянием святителя Игнатия.

Познакомились они в апреле 1829 г. в Брянской Белобережной Иоанно-Предтеческой пустыни Орловской епархии, куда два молодых послушника, Дмитрий Александрович Брянчанинов и Михаил Васильевич Чихачев, прибыли в надежде найти пристанище после вынужденного выхода из Площанской Богородицкой Казанской пустыни. Несмотря на недолгое их общение, отец Варфоломей произвел на Дмитрия Александровича самое благоприятное впечатление, которое он сохранил на всю свою жизнь (так же, как было с Павлом Петровичем Яковлевым, с Петром Дмитриевичем Мясниковым, будущим Угрешским архимандритом).

{стр. 115}

Через месяц молодые люди переместились в Оптину пустынь, где еще раньше обосновался их старец, отец Леонид (Наголкин). Отсюда, из Оптиной пустыни и началась переписка Дмитрия Александровича — святителя Игнатия с Белобережскими знакомцами. В первых письмах Дмитрий Александрович рассказывал им об известных событиях своей жизни до возведения в сан архимандрита и назначения настоятелем Сергиевой пустыни. А уже в письме от 8 ноября 1836 г. архимандрит Игнатий советует отцу Варфоломею принять на себя настоятельство в Югской Дорофеевой пустыни Ярославской епархии. В это время в Петербурге находился на чреде архиепископ Ярославский Филарет (будущий Митрополит Киевский). По-видимому, архимандрит Игнатий рассказывал ему о положительных качествах отца Варфоломея и Архипастырь пожелал заполучить его в свою епархию [

76

].

№ 1

№ 2

№ 3

№ 4

№ 5

I. Письмо казначея пустыни иеромонаха Илария

№ 1

II. Письма

Строителя пустыни

иеромонаха Анатолия

Ваше Высокопреподобие

Всемилостивейший Благодетель.

Отец Архимандрит.

Ваше Высокопреподобие, в письме к особе много уважаемой мною позволили удостоить меня весьма лестного отзыва, почему по совету той же особы беру смелость утруждать вас просьбою о принятии меня под покровительство Ваше. Решившись данные мне от Бога способности посвятить служению Церкви в звании монашеском, ныне прошу Вас удостоить меня принять в братство, окормляемое личным управлением вашим, в нем готов я употребить все мое старание, чтобы по указаниям вашим стараться к снисканию спасения вечного единственной цели существования моего. — Изъяснив таким образом чувствования мои, обязанностию считаю доложить Вашему Высокопреподобию, что в вашем письме относительно меня упомянуто о регентстве, но я хотя нотное пение и знаю, но собственно регентом не бывал.

В заключение сего письма, предоставляя способ перевода моего из здешней обители благоусмотрению и силе влияния Вашего, повторяю мою просьбу удостоить меня покровительства {стр. 167} и молитв ваших святых, причем с глубочайшим почитанием и неограниченною преданностию имею счастие именовать себя Вашего Высокопреподобия нижайший послушник

Ваше Высокопреподобие! Милостивый Государь!

Почтеннейшее и приятнейшее для меня письмо Ваше от 26-го Генваря 1838 года я получил 7-го числа минувшего февраля и замедлил отвечать Вам на оное, в чем прошу Вас великодушно извинить меня. Приношу Вашему Высокопреподобию душевную благодарность мою за принятое Вами ходатайство о прибавлении штатного числа монашествующих в известной Вам Богородицкой Площанской пустыне; благоволите чрез Ваше посредство начатое привесть к благополучному окончанию.

Обитель истинно прекрасная и благоустроенная. Я когда бываю в ней, всегда оною восхищаюсь.

За сим позвольте мне, Ваше Высокопреподобие, поздравить с приближающимся всерадостным праздников праздником светлого и живоносного Воскресения Христова и сердечно пожелать Вам вполне насладиться нетленными плодами оного. Позвольте еще надеяться продолжения Вашего благорасположения ко мне и в потребном случае адресоваться к Вам, чем обяжете меня быть навсегда пред Вами признательным и благодарным.

Поручая себя Вашим благоприятным молитвам с истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть

В письме к Преосвященному Илиодору, архиепископу Курскому, святитель Игнатий, между прочим, написал: «Опять видел других настоятелей, для которых оставление должности и жительство на покое было средством к достижению сугубого спокойствия и по душе и по телу. В пример последних могу представить почившего в Бозе, известного по благочестию отца Феофана, Архимандрита Новоезерского: я имел счастие его видеть, имел счастие с ним беседовать».

Выдающийся подвижник еще екатерининского времени, архимандрит Феофан (в миру Феодор Соколов, 11 мая 1752 — 3 декабря 1832) в 19 лет удалился в Санаксарскую пустынь к отцу Феодору Ушакову [

88

], а после ссылки последнего в Соловецкий монастырь перешел в Введенский монастырь Владимирской епархии, затем, в 1775 г., ушел в Молдавию в монастырь Тисман, где был пострижен. Однако из-за усилившихся притеснений турок остаться там он не смог и в 1780 г. переместился в Софрониеву пустынь Курской епархии. Отсюда он был переведен в Александро-Невскую Лавру и, благодаря своему смирению и трудолюбию, взят в келейники к Митрополиту Гавриилу с производством в иеромонахи. Здесь он имел возможность объяснить начальству невиновность своего бывшего старца Феодора Ушакова и тот, по указу Екатерины II, был вызван из ссылки и возвращен в Санаксарскую пустынь. В дальнейшем Митрополит Гавриил избрал о. Феофана в число советников при ученых Лавры, которым было поручено поверять сделанный Паисием Величковским [

89

] перевод на славянский язык Добротолюбия. Это избрание свидетельствовало о прекрасном знании о. Феофаном греческого языка, а также о его опытном разумении жизни духовной. В 1791 г. о. Феофан был поставлен во игумена Моденского монастыря Новгородской епархии, но в 1793 г., по прошению граждан белоезерских, переведен в Кирилло-Новоезерский монастырь, расположенный на острове озера Нового.

Кирилло-Новоезерский монастырь переживал в то время крайний упадок: братии было всего семь человек, здания все в {стр. 169} полуразрушенном состоянии. Отец Феофан, прежде всего, ввел общежитие и новый порядок служения. Благоговейное богослужение, строгость жизни иночествующих, кротость и мудрость настоятеля скоро умножили число братии до 80 человек, привлекли богомольцев и благотворителей, среди которых были богатые купцы, а также лица царствующей фамилии. В 1799 г. о. Феофан был определен благочинным монастырей, в том числе Горицкого девичьего. В 1819 г. он был вызван в Петербург и возведен в архимандрита.

За 36 лет управления о. Феофаном Новоезерский монастырь был приведен в превосходное состояние, совершенно изменился его облик, вместо ветхих некрасивых строений были построены многие каменные здания, снаружи он был обнесен каменной стеной с шестью башнями. Еще более о. Феофан заботился о духовном устройстве братии, непрестанно поучая их наедине или в общем собрании. Не только в своем монастыре, но и в монастырях своего благочиния. Особенно много внимания уделял он сестрам Горицкого монастыря, с которыми вел активную переписку. «Поучения его, исходившие прямо из глубины сердца, могли трогать и самые ожесточенные души, не красотою и пышностию выражений, но тою сердечною умилительностию и силою, которые составляют истинное помазание духовное».

В 1829 г. из-за ослабления телесных сил и жестокой болезни ног семидесятисемилетний старец принужден был просить увольнения от должности. Но оставил он вместо себя своего на протяжении 27 лет ученика, игумена Аркадия, который продолжил его труды на благо монастыря.

В терпении Вашем стяжавайте душу Вашу и души словесных овец Ваших, предавая их умственно Воле и Промыслу Божиим: мы, настоятели — не более как орудия промысла Божия. Мы, сами по себе, ничего не значим и, без особенной помощи Божией, не можем окормлять не только ближних, но самих себя. Таковое размышление будет доставлять спокойствие сердцу Вашему. Я говорю с Вами, как бы с самим собою. О непокоряющихся и не внимающих слову спасения, не надо очень печалиться; но, сказав им подобающее, предавать их воле Божией, которая может их обратить на правый путь чрез другие орудия и средства, которых в деснице бесчисленное множество. К несчастию нашего времени, точно, как Вы изволите говорить, многие, вступая в монастырь, занимаются одним земным и пребывают чуждыми монашеской цели и монашеского направления; сверх того примером своим и влиянием потрясают и других неутвержденных. Что ж делать? {стр. 176} Такое положение очень бедственно; но и это бедственное положение должно возлагать на волю Божию и от души признавать, что мы не заслуживаем другого положения, а если б заслуживали, то правосудный и милосердый Бог непременно даровал бы оное. Таковые размышления доставляют душе истинно ищущей Бога мир и спокойствие: потому что Слово Божие определило нам находить успокоение душевное в едином смирении и самоукорении. На ближних сильнее действует молитва о них, нежели слово к ним: потому что молитва вводит в действие самого всесильного Бога, и Бог творит с созданием своим все, что Ему благоугодно. Он отверзил сердечный слух для внимания словам Павла; а в тех случаях, когда не действовал перст Божий на слушателей, слова самого великого Павла оставались бесплодными. Будем, Достопочтеннейшая Мать, пасти вверенных нам овец прилежными и многими о них молитвами, верою, смирением, терпением, душеназидательным посильным и умеренным словом, чтоб слово учащаемое не произвело, по замечанию некоторого великого Отца, отвращения к слову в слушателях. И Бог да покрыет нас.

№ 1 [

95

]

№ 2 [

100

]

«Политический деятель, патриот России» — так называли знаменитого архимандрита Новгородского Юрьева монастыря Фотия благорасположенные к нему церковные историки.

Архимандрит Фотий (в миру Петр Никитич Спасский, 1792— 1838) родился в бедной семье, его отец был чтецом церкви Преображения Господня Спасского погоста Новгородского уезда. По окончании Новгородской семинарии он поступил в Петербургскую Духовную академию, но по болезни не смог ее окончить. В 1817 г. он был пострижен и направлен преподавателем в Кадетский корпус. Уже в это время своими способностями он привлек внимание Митрополита Серафима и таких выдающихся духовных писателей, как Иннокентий (Вениаминов) и Филарет (Дроздов). В 1821 г. он был назначен игуменом Деревяницкого монастыря, в 1822 г. — Сковородcкого, но в этом же году переведен в старинный Юрьев монастырь Новгородской епархии.

Особенно ярко архимандрит Фотий проявил себя как противник масонских лож и мистицизма, а также Библейского общества [

106

], возглавляемого Министром духовных дел и народного просвещения князем А. Н. Голицыным [

107

]. По ходатайству {стр. 182} поддерживающих Фотия Митрополита Серафима и графини А. А. Орловой-Чесменской [

108

], он был принят Александром I. Беседа с ним произвела на Государя Императора такое впечатление, что деятельность масонских лож в России была запрещена, а после повторной аудиенции в 1824 г. было упразднено Министерство, возглавляемое князем А. Н. Голицыным. Деятельность Библейского общества была приостановлена уже при Николае I в 1826 г., вследствие доклада Митрополитов Серафима и Евгения Болховитинова. Фотий писал тогда своему другу, архимандриту Симоновского монастыря Герасиму: «Порадуйся, старче преподобный, нечестие пресеклось, армия богохульная диавола паде, ересей и расколов язык онемел; общества все богопротивные, якоже ад, сокрушились».

Личность архимандрита Фотия вызывала разные чувства у его современников. С одной стороны, своей антимасонской деятельностью он нажил немало врагов, интриговавших и распространявших против него многие клеветы. Но в то же время его {стр. 183} борьба за чистоту православия, его настоятельская деятельность привлекали к нему большое число истинных почитателей из разных слоев общества. Поклонник архимандрита Фотия, Андрей Николаевич Муравьев, писал о нем: «Замечательно будет лицо его в летописях новгородских: кроме необычайности собственной его жизни, изнурительного поста при ежедневном служении, сорокадневного безмолвия в течение Четыредесятницы и других подвигов. <…> он действительно был не только обновителем своей обители, но и настоящим архимандритом всех монастырей Новгородских, по древнему назначению настоятелей Юрьева» [

В числе близких к Фотию людей были известные государственные и церковные деятели. Его духовными дочерьми были княгиня Прасковья Михайловна Толстая — дочь М. И. Кутузова-Голенищева; вдова Г. Р. Державина, Дарья Алексеевна; дочь героя Чесмы, графиня Анна Алексеевна Орлова-Чесменская и др. Памятником взаимоотношений с ними осталась их обширная переписка.

Радуйся, отче преподобие,

достоблаженне Игнатие!

Радуюсь о тебе и Христа Бога благодарю, что ты печешися о стаде твоем, любишь не токмо своих чад, но и приходящих милосердуешь недужных. Твоя любовь молит, дабы я принял к себе недужного, сущего во твоей обители: добро дело ты дела{стр. 185}ешь, что ты хочешь ему

бесному

исцеления у Бога: но я тебе благ совет скажу: такового рода люди преданы во власть врага свыше и враг их мучит зде, да не страждут там; нашего ради уцеломудрения дается таковому, каков и у тебя бесен есть, быть, да дух его спасется. Случается, что душа всегда связанная таковых людей от духа нечистого, не имущая ничтоже благо делать, лишь бывает в некое время на своей свободе, тогда бывает в полном своем уме и действии и чище делает, и видит, нежели кто из нас свободен будучи от лукавого и не терпяй искушения. Иного дух мучит, имея жилище свое в нем, а в ином вовсе не живет, но служит ин, яко раб сатане, и весь его есть, и сего ради не искушает, а бережет как своего, и разные люди разные суды о себе имеют, и приемлют зде себе искушение. Иные страждущие от бесов яко злато в огне не сгорают: а иные нестраждущие, лишь к ним враг приразится, яко сухая трава скоро сгорят от него, потребятся. А всякому свое время искушение приять грядет. И так по бесчисленным опытам скажу, милосердуя о себе самом: не связывайся николи с бесными: приходящего не гнушайся, не изгоняй, не бойся, не смущайся, но к нему и не прилепляйся: дух благий иногда влечет туда страждущего, куда он не чает попасть для его временного и вечного блага. Дух лукавый ловец адский идет часто таковыми уловить в сети свои не блюдущихся различно искушая, а Дух Святой Небесный Ловец предает врага в руки самых уловленных: и над бесом сбывается слово Писания:

ров изры и ископа яму, в ню же сам и падет

 [

111

].

Теперь ты решение о твоем недужном видишь. И ты не должен держать, ни я не могу приглашать его, да не приидет на нас искушение. А искушение бывает зде велико и страшно, как ты и вообразить не можешь; аще не Сам Бог приспеет на помощь, то и недужный человек, и милосердуяй о нем без благодати могут погибнуть. Страшуся помыслить, что бывает, а неискусство сего не знает: пусть бесный идет, куда его дух ведет; чудно состояние таковых бывает: можно сказать ин многие лета проходит сквозь огнь и воду, и нигде не погибают, и обретают себе покой.

Я у себя многие образы имел неисповедимых таковых проходимцев земли. Бывает, что сатана и диавол во всех силах, знамениях и чудесах своих лестных является, да прельстит, искусит, погубит даже борющихся с ним: и многие яко кедры ливанские, великие в подвигах, высокие видением, сокрушаются пред духом силы вражной, когда яко буря восшумит, найдет сокрушаяй. {стр. 186} Ничто наше за нас постоять не может, кроме благодати Христовой: бди и молися, отче святый, да не внидешь в напасть. Помни, что всех исцелений Врач не миновал пути, где бесны жили в гробах: но Святое Евангелие глаголет, что никтоже тем путем мог проходить, а не токмо исцелить: оно дает нам осторожность благоразумную, да не вдаемся в то, что свыше нас есть, надеющееся на себя. От сего ты видишь, богомудре Игнатие, что над бесным твоим дело не твое, и не мое, а Божие: остави его на волю Божию, не связывай его, да не свяжешь себя: не привязывай его ко мне, да не привяжешь ко искушению меня: с Богом пути аще хощет да идет, куда дух его влечет. Он сам не знает теперь, куда идет: а Бог его приведет имиже весть судьбами и спасет и помилует.

№ 1

Письмо

святителя Игнатия

к графине А. А. Орловой-Чесменской

№ 2

Письмо святителя Игнатия

к вдове Г. Р. Державина, Дарье Алексеевне [

112

]

№ 3

Постриженик архимандрита Фотия, иеромонах Аникита (Шихматов)

Письмо

Афонского иеромонаха Аникиты

к святителю Игнатию [

114

]

Отец строитель Никифоровской пустыни Олонецкой епархии Исаия из всех друзей святителя Игнатия выделялся тем, что позволял себе выражать критические мысли о монашеском делании в Сергиевой пустыни. Знающие отца Исаию люди говорили, что он был выдающийся подвижник и делатель умной молитвы. Татьяна Борисовна Потемкина вспоминала, что он гостил в ее доме, когда приезжал в Петербург «хлопотать об отчислении своей пустыни от Александро-Свирского монастыря», что и удалось благодаря ее просьбе, обращенной к Министру духовных дел князю А. Н. Голицыну. Она рассказывала о впечатлении, которое произвел на нее Никифоровский старец: «Такого человека, каков был о. Исаия, я более не видала, в нем было что-то особенное, невольно привлекавшее к нему душу. По наружности был он весьма прост и молчалив, но зато, когда начнет бывало говорить, то всякое его слово звучало силою необыкновенною. Даже в молчании своем, одним присутствием своим имел он заметное влияние на ближних. Однажды было у нас довольно посетителей, в том числе одна моя родственница, весьма не расположенная к монашеству. О. Исаия тоже приглашен был к закуске: он поместился в дальнем углу залы и, по простоте своей, руками начал очищать рыбные кости поданного ему кушанья. Родственница моя, видимо, этим возмутилась. Старец, взглянув на нее пристально, взялся за вилку и нож. Взгляд его был так проницателен, что родственница моя долго потом не могла его забыть. По ее словам, точно сила какая коснулась ее тогда, потрясла все ее существо. <…> А как он молился! Бывало в церкви взглянуть на него не решалась я, потому что лицо старца при молитве точно озарялось светом неземным. Просишь бывало его, — помолитесь, батюшка, о том, о другом. «Для чего молиться о многом? — ответит он сурово. — Молиться нужно об одном, о спасении, о помиловании души, о прощении грехов; а прочее все, Господь сказал, приложится вам». Скорби наши о. Исаия считал сокровищами бесценными, и всегда удивлялся моим иногда жалобам, говоря: «что за скорби теперь? вот будет скорбь, когда не увидим ей {стр. 200} конца — мука вечная. Пред этою скорбию всякая временная скорбь покажется шуткою» [

В Александро-Свирском монастыре и состоялось знакомство святителя Игнатия с отцом Исаиею. 28 августа 1843 г. он писал П. П. Яковлеву: «В Свирском провел я время довольно приятно, познакомился с Отцом Исаиею, который приехал со мною и в Введенский». Они сразу почувствовали взаимное расположение. Из приведенных ниже писем видно, что Святитель неоднократно приглашал отца Исаию в Сергиеву пустынь. Интересно, что отец Исаия отговаривался, помимо плохого самочувствия, еще и тем, что беспокоился встретить там «устроение монастыря не Духовное, но душевное. А в душевном делании только ум умножают, а души не оживлят, и души живота не ощущают». Но 10 февраля 1844 г. Святитель писал одной своей ученице в Старо-Ладожский Успенский монастырь: «О. Исаия в настоящее время гостит у меня, и я утешаюсь, видя в нем обильную благодать Божию». И ей же, в связи с ее желанием переместиться в другой монастырь: «О. Исаия советует вам путь, который он сам проходил, на котором Господь покрыл его, но который вне общего закона и на котором многие могут преткнуться».

Старец Исаия еще раз навестил своего друга в тот свой приезд, о котором рассказывала Т. Б. Потемкина. 12 февраля 1846 г. архимандрит Игнатий писал отцу Макарию Оптинскому: «В настоящее время гостит у меня Отец Исаия, монах, а ныне Строитель Никифоровской Пустыни, которая на днях отделена от Свирского монастыря и образован из нее скит. Он, возвращаясь из Афонской Горы, был в Площанской Пустыни, гостил там три дня, был принят Вами и покойным старцем Афанасием; он просил меня засвидетельствовать Вам от него поклонение с прошением Святых Молитв» [

Спустя четырнадцать лет святитель Игнатий снова вспоминал Никифоровского старца. 10 августа 1860 г. он писал М. В. Чихачеву, делясь сомнениями относительно издания своих творений: «Мне старец Исаия говаривал: "Не пиши! Не для кого!"»

№ 1

№ 2

№ 3

Летом 1847 г. святитель Игнатий, получив отпуск для поправления здоровья, отправился в Николо-Бабаевский монастырь. По пути он посетил несколько обителей. Так, 8 сентября он писал своему наместнику в Сергиеву пустынь: «В двух обителях на пути моем принят я был как родной: в Угрешской и Бородинской. …Бородинская Госпожа Игуменья приняла очень радушно. Первый день занимался беседою с одною ею, а Степана тормошили сестры. На другой день некоторые из них познакомились со мною. А когда уезжал, то некоторые из них, провожая со слезами, говорили: мы с Вами — точно с родным отцом, как будто век знали. И я с ними породнился — есть такие прекрасные души, — многие с хорошим светским образованием».

Госпожа игумения Спасо-Бородинского монастыря, о которой пишет святитель Игнатий, это знаменитая Мария Тучкова, подвижническая жизнь которой производила сильное впечатление на всех, кто ее знал, начиная от Государя Императора до бедных крестьян из близлежащих сел.

В миру Маргарита Михайловна, она родилась 2 января 1781 г. у родителей, принадлежавших к самым аристократическим фамилиям. Ее отец, Михаил Петрович Нарышкин, и мать, Варвара Алексеевна, урожденная княжна Волконская, состояли в родстве с императорским домом и со всей старинной знатью России. И своих детей они воспитывали соответственно, готовя им блестящее будущее.

Жизнь, однако, распорядилась по-своему. После раннего и крайне неудачного замужества Маргарита Михайловна познакомилась и страстно полюбила гвардейского офицера Александра Алексеевича Тучкова. Но ее родители, несмотря на взаимную любовь молодых людей, целых восемь лет не решались дать согласие на новый брак дочери, и они поженились, когда ей исполнилось уже 25 лет. В это время шла война с Швецией. Не желая расстаться с мужем, Маргарита Михайловна сопутство{стр. 205}вала ему, разделяя с ним всю тяжесть военных походов. Уже тогда проявились ее нравственные качества: она с большим сочувствием относилась к поселянам, стараясь облегчить их бедственное положение.

Наступил 1812 год. Маргарита Михайловна уже схоронила первого сына и только что отняла от груди второго, Николая. Сопутствовать мужу в таком положении она не могла, хотя ее преследовали вещие сны о его гибели при Бородине. Едва придя в себя после получения рокового известия, она отправилась на Бородинское поле. Но найти останки мужа среди огромного множества трупов ей не удалось. Тогда она решила на месте его гибели построить храм. Государь Император Александр I поддержал это начинание и прислал 10 тысяч рублей, а она продала все свои бриллианты. И уже в 1820 г. вновь построенный Спасо-Бородинский храм был освящен.

Господи Иисусе Христе! Сыне Божий! Помилуй нас грешных!

Ваше Высокопреподобие!

Возлюбленный о Господе Отец!

Помогшему Богу слава и благодарение! Прилагаю здесь свидетельство мира — благодарю Тебя, Отец мой, что удостоил меня послужить в сем богоугодном деле. Препоручаю себя твоим молитвам и пребуду к твоей святыне преданная

Ваше Высокопреподобие!

Возлюбленнейшая о Господе Мать Мария!

Сегодня посетила меня честнейшая Сестра обители Вашей и вручила вожделенное письмо Ваше, со вложением письма г-жи Ярославовой. Между прочим, она сказала, что Вы не узнали руки моей в прежнем письме моем: это моя вина! Рука моя очень ослаблена болезнями, может быть, несколько повреждена скоростью, письмом уставным; сам вижу, что имею какой-то непостоянный почерк; но письма всегда пишу собственноручно.

Скорое, — лучше: быстрое исполнение моей просьбы доказывает мне, что я не ошибся, обратившись с просьбою к любви Вашей. Слезы пролились, и лились долго из глаз благодарного и тронутого многоразличными чувствами О. Марка. Это случилось пред вступлением его в чреду Священнослужения, при коем он изольет благодарственные воздыхания пред Тем, Кто слушает воздыхания убогих и окованных скорбьми изводит на широту веселия. Я же, с того дня, как впервые увидел Вас, ощутил в сердце моем извещение, что Господь Вам вложит любовь Свою ко мне. В сем извещении пребываю; водимый сим извещением написал к Вам. Особенно приятно мне, что Вы погружаете ум Ваш и сердце в учение Святых отцев, оным питаете себя и стадо.

Сестра Ваша поведала мне скорбное обстоятельство, приведшее ее в Петербург. Исмаилу обычно было обижать Исаака; а Отец Небесный лозу, приносящую добровольно плод, подрезывает невольными искушениями, да множайший плод принесет.

Простите, что за незнанием имени Вашего смею назвать Вас «Матушкой». В приезд мой в святую обитель Спасо-Бородинскую вы приветствовали меня с таким сердечным радушием, как бы родного сына, — припомните, когда г-жа игумения меня представила Вам на монастыре. Тогда Вы меня глубоко тронули! Вы мне сказали: «Мы вас ждали и ждали сюда». Ваши слова остались в памяти моей в противность обычаю моему: я — очень, забавно — беспамятлив.

Ублажаю Вас! Вижу над Вами какую-то чудную руку Божию! Сами Вы под крестом недуга; а дети Ваши — плод чрева Вашего — подклонили рамена свои кресту Христову, отвергши иго мира, как непотребное! — Моя родительница много огорчалась при вступлении моем в монастырь; но на смертном одре, за несколько минут до кончины, произнесла: «Теперь, в этот час, у меня одно утешение: мой старший сын — в монастыре». Часто размышляю: какое неизъяснимое горе обымет на страшном суде Христовом тех родителей, которых гневно и грозно обличит и осудит нелицеприятный Судия за принесение чад их в жертву миру и миродержцу! — Какая ни с чем несравнимая радость обымет тех родителей, которых этот Судия благословит и восхвалит за принесение чад их в жертву Богу, за приготовление их в жители светлого рая! — Эта радость Вас ожидает! Два венца ожидают вас: один за Ваши собственные скорби, другой за детей Ваших. Хороши — венцы блаженства! Не угодно ли Вам примерять их!.. В полное владение они даются в той жизни, а примерять их можно и здесь. Хотите ли? — По милости Божией — научу Вас, — как их ухватить (они тонки, духовны; не всякий знает, как они похищаются!) и как примерять. — Положите себе за правило ежедневно благодарить Господа за Вашу чашу, т. е. за недуги, за все скорби Ваши, за жребий дщерей Ваших; в особенности благодарением Богу отгоняются помыслы скорбные; при нашествии таких помыслов «благодарение» произносится в простых словах, со вниманием и часто, — доколе не принесется сердцу успокоение. В скорбных помыслах никакого нет толку: от скорби не избавляют, никакой помощи не приносят, только расстраивают душу и тело. Значит: они от бесов — и надобно их {стр. 209} отгонять от себя. Отгоняются же скорбные помыслы «благодарением» Богу. «Благодарение» сперва успокаивает сердце, потом приносит ему утешение, впоследствии принесет и небесное радование — залог, предвкушение радости вечной. Будете благодарить — венчик примеряете. Мне бы хотелось увидеть на душе Вашей примерянный венчик Небесный, венчик радования духовного! — «Благодарение» — оружие, завещанное христианам Духом Святым чрез Апостола. «Благодарение» — Апостольское, Божие учение и предание. Благодарение Богу совершает чудеса и знамения! И зрятся эти знамения не очами телесными — несравненно превосходнейшими их очами душевными — и в душевной клети; там от Божественного прикосновения оставляет болезненных огнь скорби тещу Петрову, — она начинает услуживать Господу. Петр — образ веры; теща его — образ души, ближайшей родственницы Петру. Благодарение сильно Богом всесильным, Которому оно приносится! Благодарение сильно верою, которая одна, решительно одна, способна все приять и объять неограниченную силу Божию: у веры нет границ, как нет их у Бога и у всего, что относиться к Богу. Разум, как ни разумен, — ограничен: не годится для дел Божиих. Все Божие, всякое знамение он встречает отталкиванием. «Как?» «Неужели?» «Почему?» — Прочь — непотребный, отверженный Богом!.. Придите — святая вера и буйство проповеди Христовой — спасите нас!