Антикопирайт

Вербицкий Миша

Миша Вербицкий – математик, автор монографии и более 30 научных статей.

В этой книге он в образных и емких выражениях обличает античеловеческую сущность копирайта и интеллектуальной собственности.

«У русских имеется испытанный десятилетиями способ борьбы с копирайтом, культурной оккупацией и тупым свинством разжиревших бюрократов. Как только то или иное произведение изымается из обращения на основе нарушения „копирайтов“, вступает в действие самиздат – запрещенный текст копируется из рук в руки, пока он не станет доступен каждому, в ком жив патриотизм и свобода. Сторонники интеллектуальной собственности, копирайтов, гамбургера и кока–колы могут победить Россию, но для этого им нужно убивать по миллиону жителей не в год, а ежедневно.

А пока Россия жива, о копирайте, на территории, населенной русскими, говорить некому – и не с кем.

Копирайта у нас нет.»

ПРЕДИСЛОВИЕ

Казнь воровства

Концепция «автора» появилась вместе с наступлением «буржуазной антропологии». Вместо человека как маски (персоны) появился человек–индивидуум, человек–атом. До этого, меняя имя, человек менял себя. А еще чаще он выступал как проявление более общего начала, связанного с антропологической стихией метафизической идеи. Например, крестьянин он и есть крестьянин... Имя он обретал в Церкви, как крещенный крестьянин, профессия его определялась традициями, жизнь – обрядами и инстинктами, и мир был чудесным, полным неожиданностей, золотой крови, ядовитых трав, угловатых бровей и полных лун.

Рыцарь он и был рыцарем, вспарывал животы и украшал доспехи перьями и дамскими перчатками, а изнутри била общая воля, великая страсть, сладостный мрак действия... И как его звали, было все равно... Все, что он совершал, совершало нечто иное, нежели он... Средневековье понятно только из тамплиерского «Non nobis, Domine, non nobis...» Об этом все сказано. Человека как такого нет, есть человеческое, и его содержание есть самопреодоление.

Творчества нет, есть открытость внутренним ветрам и ярость к внешним преградам. И творец есть медиатор стихий. Либо медиатор стихий, либо полное дерьмо. Но стихии не принадлежат никому. Только тот вор, кто объявляет собственность на работу стихий. Он вор заведомо, и ему следует отрубать руку – пусть не по локоть, только пальцы. Все держатели копирайта – воры. Труд есть стихия всеобщего братства. Война ли, разрушающая вещи, мир ли, вещи созидающий – это дело всех. У каждого есть только одно – трудись и ликуй, пока вращается колесо бытия... Все принадлежит всем. Не когда–то потом – здесь и сейчас. Иначе никогда и не было. Отдай немедленно свою ложку... Она носит на себе знак абсолютного ужаса. «Твое» и «мое» не существует. У кражи нет юридического обоснования, и наоборот, если кража ложится в основу закона, то такой закон – закон воров.

Антикопирайт Миши Вербицкого обаятелен своей доказательностью и умеренностью тона. Вербицкий подкупает тем, что молнии вибрирующей онтологии выдает обстоятельно и развернуто, имитируя аргументированность и насыщая информацией. Так начинается буря... Легкая серость края небес, первая нервозность волн...

Те, кто придумали копирайт, соблюдают его, защищают его, стоят на страже малиновой смерти, расфасованной по брикетам отпущенного нам существования. Это не фокус зла, но внимание к любой точке шкуры зла делает ее фокусом. Самое ли это уязвимое место? Не берусь выносить суждения. Меня радует сам вектор... Даже если это не самое главное и не самое эффективное, каждый, кто встает на нашу сторону, учится наносить удары и сохранять вертикальное положение среди руин, достоин максимального уважения.

Книга первая:

СИТУАЦИОНИЗМ, ПСИХОДЕЛИЯ, КОПИРАЙТ

Под копирайтом давайте понимать право собственности на интеллектуальный продукт. Терминологически, интеллектуальная собственность – более широкое понятие, и копирайт есть лишь один из частных случаев его. Технически говоря, интеллектуальной собственностью является право на торговую марку, логотип, патенты и много других вещей (скажем, право на доменное имя).

Мы будем терминологически неаккуратны.

История копирайта в гутенбергову эпоху

(1666–1980)

Не считая анекдотических историй о пифагорейце, убитом подельниками за разглашение тайны об иррациональности корня из двух, самой

концепции

интеллектуальной собственности не было вплоть до Нового Времени. Говоря о копирайте, мы все по необходимости говорим о явлении сугубо современном.

Историю копирайта отсчитывают с 7 апреля 1710 года: британский парламент издает закон о копирайте (Statute of Anne). Новый закон ограничивал права книгоиздателей определенным сроком, с тем чтобы предотвратить монополию. Дальше книжка поступала в public domain и ее могли печатать все желающие. До того, права на издание книжек защищались законом о лицензиях 1662 года; книгоиздатели, уплатив определенную сумму в казну, получали лицензию на монопольное издание книги.

В конституцию США вписан закон, аналогичный английскому копирайтному законодательству: «Для развития наук и искусств, Конгресс может закреплять за авторами и изобретателями исключительные права по использованию их работ на ограниченный срок». Впрочем, вплоть до 1950–х этот закон на практике относился почти исключительно к работам, авторами которых были американцы; до конца 1950–х европейские писатели были бессильны воспрепятствовать распространению пиратских изданий своих книг в США.

Известное пиратское издание «Хоббита» и трилогии Толкиена (неполное и с идиотскими иллюстрациями на обложке) до сих пор встречается чаще других изданий в американских букинистических магазинах; Толкиен судился с пиратами много лет, но так ничего и не поимел – и на обложке следующего, авторизованного издания (1960–е) содержатся его предостережения не покупать книжки у пиратов.

Во Франции копирайт приобрел легальный статус только в 1791–м году, хотя первое общество охраны авторских прав (Societe des Auteurs et Compositeurs Dramatiques) организовал еще в 1777 г. Бомарше. В 1841 Ламартин написал проект международного закона о копирайте, а в 1866 году президент SACD и главный французский статусный писатель Виктор Гюго основал международную версию этого общества, под названием International Literary and Artistic Association. В 1886–м году эта самая ассоциация написала Бернскую Конвенцию, которая до сих пор остается главным международным документом о копирайте.

Ситуационизм

1952–1968

Марксизм интерпретировал собственность как основу властных отношений; борьба левых идеологий с частной собственностью была в первую очередь борьбой против Власти. Прудону принадлежит известное высказывание «собственность это кража»; по другому случаю, Прудон сказал «собственность это свобода». С точки зрения анархиста, собственность есть зло постольку, поскольку она позволяет власти угнетать индивида; и добро постольку, поскольку она позволяет индивиду сопротивляться угнетению.

Копирайтное законодательство было предложено и разработано людьми достаточно левых взглядов; его содержанием была защита индивида (автора) от власти денег. В рамках традиционных (марксистских и анархо–синдикалистских) левых идеологем, копирайт был явлением сугубо позитивным. Разумеется, в рамках идеологем охранительных копирайт был не менее хорош (европейские правые, за редчайшими исключениями, всегда выступают в защиту собственности). Движение против копирайта невозможно в рамках традиционной правой и традиционной левой; именно поэтому антикопирайтные тенденции не были озвучены впоть до начала 1950–х.

В известной фразе «Марксизм всесилен, потому что он верен» (или наоборот) содержится достаточно глубокая мысль. Марксизм – гораздо больше, чем философия; марксизм это комплекс идеологии, этики, эстетики, эсхатологии и эпистемиологии, призванный (в комплексности) объяснять все вообще и давать ответ на все вопросы. Мышление марксизма тотально; марксизм позиционирует себя в качестве непримиримой оппозиции существующему порядку вещей и тотальности установившейся понятийной системы. Подобным образом позиционировало себя христианство; но за два тысячелетия, предшествовавших марксизму, других тотальных анти–системных философий не было создано.

Значение ситуационизма не в его анти–системности; анти–системных философий вагон. Ситуационизм был первым (после марксизма) и единственным учением, интегрировавшим набор анти–системных учений в тотальную парадигму, все объяснявшую и дававшую ответ на все вопросы. Ситуационизм был тотален; тотальнее Фрейда, Дарвина и Эйнштейна. Охват ситуационизма был даже шире, чем у марксизма – ситуационисты были в первую очередь художниками, и базировали свои философские заключения на практике актуального искусства.

И основой, краеугольным камнем и фокусом ситуационистской философии был –

Антикопирайт: начало пути

Крестовый поход против копирайта:

Франция, 1950–е

Марксистская экономика была основана на освобождении труда; до–марксистская экономика – на товарно–денежных отношениях. Основанием экономики ситуационистов был

потлач

.

Основоположником этой экономической теории следует считать Марселя Мосса, французского антрополога и исследователя социального устройства американских индейцев. Экономика индейцев была основана на ритуальном обмене дарами; отсюда и потлач. Действительно, экономика товарного обмена, исторически, изобретение совсем недавнее; человеческому существу гораздо естественнее и приятнее дарить, чем торговать. Жорж Батай развил исследования Мосса в экономическую теорию, пригодную для современности – он утверждал, что движущей силой экономического благополучия является не обмен, но

трата

. Сие хорошо известно из кейнсианской экономики: увеличение затрат приводит к оздоровлению и росту.

В рамках ситуационизма, денежно–товарная экономика отвергалась как нечто иллюзорное. Ситуационисты не признавали товарно–денежные отношения, поскольку считали, что их заменил механизм репрезентации. Попросту говоря, во времена адама–смита, человек–субъект–экономики шел на рынок и покупал там отрез обоев или сахарную голову; человек–субъект–экономики выбирал самую дешевую–вкусную голову–сахара и самый дешевый–прочный–яркораскрашенный отрез–обоев, тем самым осуществляя гармонию спроса и предложения. Во времена ги–дебора, человек–лишенный–субъектности идет в супермаркет и покупает там воду «диетическая–кока–кола» либо сигареты «филип–моррис», которые он видел по телевизору и на рекламном плакате; человек–лишенный–субъектности выбирает ту воду и те сигареты, реклама которых наилучшим образом соответствует обусловленному доминантным дискурсом представлению об окружающем мире. На самом деле, и диетическая кока–кола, и сигареты откровенно вредны; заменитель сахара нутрасвит, используемый в кока–коле, не только не питателен, но и вызывает рак у лабораторных животных. Это, кстати, на банках с кока–колой мелким шрифтом так и написано: «Нутрасвит вызывает рак у лабораторных животных». Потому что вызывает рак.

«Кока–кола» следует произносить с ударением на второй слог: «кокА–кола».

В «развитых странах» в производство товаров вкладывается в десятки раз меньше средств, чем в позиционирование товара; известно, что 80% бюджета корпорации Кока–Кола уходит в рекламу. И это не говоря уже о том, что кока–кола и прочие фруктовые воды попросту вредны и являются главной причиной катастрофического ожирения молодых американцев.

После ситуационизма

1968–1994

В 1968–м году по движению ситуационистов был нанесен удар, от которого оно (движение) не оправилось никогда. Мировое зло виделось ситуационистами в образе односторонней коммуникации; организация революционного движения, будучи по сути именно что односторонней коммуникацией, представлялась им вроде злокозненного пережитка сталинизма. Ситуационизм фетишизировал спонтанность социального протеста; в партийных документах выступления каких–нибудь перуанских крестьян всегда перетолковывались как ситуационистские, а сами крестьяне немедленно записывались в бессознательные ситуационисты.

Так продолжалось довольно долго; но одно дело полумифические перуанские крестьяне, а другое дело студенты, распропагандированные лозунгами Интернационала Ситуационистов. К революции 1968–го года, проходившей под их собственными лозунгами, ситуационисты оказались совершенно не готовы. Тем неожиданнее было поражение этой самой революции и немедленное превращение «революционных студентов» в зажравшихся буржуа и карьеристов. Дебор распустил Интернационал Ситуационистов в 1972–м; к тому времени, в этом самом Интернационале состояло всего два человека.

Спектакль это не совокупность образов, но общественные отношения, обусловленные образами; и так вышло, что из всех послевоенных событий построенная на образах SI революция 1968–го года ближе всего приблизилась к чистому, беспримесному артефакту Спектакля. Подобного издевательства ситуационизм вынести не смог и скончался.

Дебор покончил с собой в 1994–м году. За 7 лет до этого он опубликовал свою последнюю работу – Комментарии к «Обществу Спектакля»; здесь он развивает теорию интегрированного спектакля – спектакля Всемирного, объединяющего в себе все омерзительные черты Спектакля концентрированного (СССР) и распространенного (США) в единую сверх–систему оболванивания. Разумеется, интегрированный Спектакль был, согласно Дебору, непосредственным продуктом и детищем французской «революции» мая 1968–го.

Что и понятно.