Признайся, это странно.

Я не совсем уверен, что ты существуешь (не обижайся, я ведь так же не уверен, что сам существую), и, тем не менее, каждый день я призываю тебя. Торжественно. По-церковнославянски. Я говорю тебе: «Ангел-хранитель, посланный мне Господом, прости меня за все, чем я огорчил тебя в минувший день, и помоги мне встретить новый ради твоего утешения и ради спасения моей души». Эту молитву придумала моя мать, она заменяет мне ту, что велит нам читать по утрам Православная Церковь.

Христианская Церковь, как православная, так и католическая и протестантская, да и все остальные монотеистические религии твердо верят в вас, ангелов: иудеи в вас верят, мусульмане в вас верят, добрые христиане тоже в вас верят. Если некоторые из них и позволяют себе усомниться подчас в вашем существовании, они делают это с почтением. Одни лишь последователи г-на Оме,

[1]

служители культа и люди светские, решительно вычеркнули вас из списка действующих лиц, сделав это с легкостью, которую они считают признаком высокого ума.

Однако между верой в вас и знанием, кто вы такие, как вас понимать, как с вами говорить, как обращаться, лежит долгий путь. Так что я и сейчас не уверен, вправе ли я делать то, что делаю, сочиняя ваши хроники.

Когда я был маленьким, мне говорили, что бабочек трогать нельзя, потому что их крылышки покрыты тонкой пыльцой, благодаря которой они и летают. Может быть, то же можно сказать и об ангелах, и мне не следовало бы пренебрегать этим запретом и касаться вас?

В то время… – я имею в виду время не человеческое, а наше, ангельское, поскольку, если Отец наш пребывает в совершенно безвременной вечности, то херувимам и серафимам нужно ведь какое-то время, чтобы петь свое «Свят, свят, свят Господь Саваоф!» – итак, в то самое время какая-то тень стала подниматься с земли людей. Это был липкий туман коричневого цвета, на поверхности которого то и дело лопались пузыри. Он густел прямо на глазах. Ангелы-стражи, в чьи обязанности входит следить за загрязнением космоса, забили тревогу. Мы все сбежались и наклонились над краем света.

Но там ничего не было видно, кроме этого шара, черного не как тьма – вороная сестра света, – а как пустота или, вернее, как кишащая масса гниющих вибрионов. Вонь поднималась до нас. Маленький ангел с чувствительным сердцем воскликнул: «И это делают наши бедные люди!» и расплакался, размазывая слезы по щекам сжатыми кулачками. Сострадание волной накатило на нас. Как можно желать собственного падения? Как можно с таким удовольствием валяться в грязи, пачкаться в крови? От одной мысли об этом становится мерзко. Мессир Рафаил, который ведает у нас информацией, распорядился провести расследование. Вот что оно показало.

Люди по природе своей непрозрачны, поскольку предполагается, что они должны отражать Божественную любовь. Мы же, наоборот, просвечиваем насквозь, так как только преломляем ее. Поэтому справедливо говорить только о «человеческой природе», тогда как выражение «природа ангельская» неверно: мы недостаточно непрозрачны, чтобы иметь свою природу. Однако непрозрачность бывает разная: одно дело отражать свет, но совсем другое – его поглощать. А с жителями одного города на планете Земля произошла отвратительная мутация: чем больше потоков света изливал на них Господь, тем больше тьмы они из него производили, В противоположность деревьям, поглощающим свет и вырабатывающим взамен него хлорофилл, они переваривали его и превращали в тьму.

Откуда взялось такое извращение? Как это обычно бывает, мнения экспертов разделились. Одни считали, что это результат классовой борьбы, другие связывали это с распространением ростовщичества, третьи – с предоставлением женщинам права голоса. Однако все были согласны в том, что во многом этому способствовали падение веры и упадок государственности. Мессир Рафаил послал двух ангелов по имени Аф и Кезеф, чтобы те разобрались на месте.

Вы знаете их: Аф, князь Гнева, выкованный из черно-красных огненных цепей, – тот самый, что в один прекрасный день проглотил Моисея до самого его обрезанного члена; Кезеф – один из пяти ангелов Разрушения; чтобы обуздать его, Аарон вынужден был запереть его однажды в Ковчеге Завета. Без малейшего содрогания они погрузились в зловонное облако.