Не нажить уж нам такой знахарки, как покойная Даниловна! Сколько людей за нее бога молят! Кто ее знал — благословляет, и кто только слыхал про нее — и тот благословляет. Так уж из рода в род ей почет идет.

А я-то ведь взросла вместе с нею. Она была из чужой стороны к нам завезена. Досталась нашему барину где-то далеко вотчина, вот и поехали они с барыней, пробыли там месяца два и привезли с собой оттуда девочку Катю, сиротку, так лет десяти. Чудна показалась нам та девочка: не то чтобы приласкаться, ступить она не умеет, в платье путается, а говорит как-то мудрено, не по-нашему.

Нас у барыни целая орда девчонок была: мы, бывало, и смеемся между собой: какую это диковину нам привезли! Расспрашиваем у ней о том, о сем, — она только пугливо осматривается; рассказать ничего не хочет. А уж как окружим ее да пристанем крепко, — она вырвется от нас, или станет да руки себе ломает.

Бывало, барыня в гости поедет, — мы ее кличем погулять, побегать с собою; не идет с нами, а бежит одна к курганчику, что под лесом; там сядет и сидит. И звала она тот курганчик могилою; мы ее заверяем: «Не могила это: тут никто не хоронен». А она нам: «Могила!» — и рукою поведет по тому курганчику, и опять — могила, да и все тут. Смеялись мы, смеялись, да после и сами прозвали курган могилою.