Корпорации «Винтерленд»

Глинн Алан

Алан Глинн — ирландский писатель, мастер психологического детектива. Его дебютный роман «Области тьмы» послужил основой вышедшего на экраны в 2011 году одноименного триллера в постановке Нила Бергера, прославившегося фильмом «Иллюзионист», а главные роли исполнили Роберт Де Ниро, Брэдли Купер и Эбби Корниш. И если действие «Областей тьмы» происходило в Нью-Йорке, где Глинн работал несколько лет в журнальном бизнесе, то в «Корпорации «Винтерленд» он вернулся в родной Дублин, с удивительной прозорливостью предсказав скорый конец недавнему экономическому буму, что мы сейчас и наблюдаем.

Джина Рафферти — молодая независимая женщина, пытающаяся раскрутить собственный бизнес — фирму по выпуску программного обеспечения. Но ничто не могло подготовить её к цепочке трагических событий — гибели племянника, а затем и старшего брата с интервалом в один день. И если смерть племянника, мелкого бандита Ноэля Рафферти, никого особенно не удивила, то со старшим братом, тоже Ноэлем Рафферти, история совершенно другая: как мог серьезный бизнесмен, одно из первых лиц в крупной строительной компании, сесть за руль пьяным и разбиться? Полицию такая версия событий вполне устраивает — но не Джину. Чутье подсказывает ей, что это не трагическое совпадение, а звенья одной цепи, что кто-то пытался выдать заказное убийство сперва за бандитскую разборку, а потом за несчастный случай. И Джина твердо намерена докопаться до истины…

ПРОЛОГ

Если вы спросите, как она до этого докатилась, Джина не сможет ответить. Но, глядя на троих мужчин в глубине склада, она решает, что так дальше продолжаться не может: она, пожалуй, пойдет, с нее достаточно.

— 

Я… я на улице постою, еле слышно произносит она.

Затем разворачивается, идет к железной двери. Дрожащей рукой открывает ее. Выходит наружу, на воздух, в студеную ночь.

Дверь за спиной захлопывается, Джина делает глубокий вдох, закрывает глаза.

Уже через секунду она их снова открывает и видит довольно унылую картину. Перед нею залитая светом промзона, запертая с одной стороны разрисованной стеной жилого дома, а с другой — складскими ангарами, за которыми — чуть подальше — виднеется дорога. Пустынная до безобразия. А ведь отсюда до большой развязки рукой подать: там даже в этот час полно машин.

ГЛАВА ПЕРВАЯ

1

Он сидит в так называемом «пивном дворике». До принятия закона о запрете курения этот «дворик» был просто бетонированным двором, дерьмохранилищем на задах паба, заваленным ящиками, бочками и пустыми коробками. Но стоило добавить всего ничего: немного уличной мебели в виде настила, столов, скамеек, зонтов на случай дождя — и получилось «пространство», мекка для курильщиков, место, где они могут собраться, запалить свои «Свит-Эфтоны» или «Плейерсы» и глубокомысленно порассуждать на тему неуемной заботы государства о своих гражданах. Здесь имеется даже своя полемика в отношении этикета; иногда она доводит стороны до конфликта. Вопрос заключается в следующем: обязан ли некурящий гражданин, занявший последнее свободное место в пивном дворике, скажем, летним или не по сезону теплым зимним вечером, уступить это место гражданину курящему, соблаговолившему явиться чуть позже?

И представьте себе, в этом обществе полагают, что-де обязан, потому что по логике вещей если ты не куришь, то, во-первых, что ты тут делаешь, а во-вторых, как тебя, такого никчемного, еще земля носит и в приличные заведения пускают? Но сегодня раздоров не предвидится: на дворе холодный мокрый понедельник, наружу из теплого паба вылезли человек пять, не больше, все курильщики заядлее некуда; они вышли со своими сигаретами, зажигалками (пивом, водкой — короче, кто с чем) и расселись каждый под своим зонтом.

— Паршивый вечерок, — говорит он и лыбится.

Сначала этот толстый малый с одутловатым лицом, которому на вид можно дать лет двадцать шесть, в упор рассматривает юную парочку, расположившуюся напротив, а затем переводит столь же бесцеремонный взгляд на двух старожилов, устроившихся за соседним столиком.

Один из последних, Кристи Маллинз, кивает. Он думает: себе дороже. Он думает: этот толстый, в белой рубашке и джинсовой куртке, не из тех, кого можно просто так проигнорировать. Он думает: жизнь и без того коротка.

2

По одному из мобильных звонят парню из Долфинз-Барна, «деловому партнеру» Ноэля. Деловой партнер набирает некоего гражданина, проживающего в Стонибаттере, а житель Стонибаттера ставит в известность своего кузена, обитающего в Крамлине. Тот, в свою очередь, звонит знакомому из Доланстауна

[4]

. Не проходит и пяти минут, а весь Дублин уже в курсе. Ну, положим, не весь — следующий выпуск новостей в десять или одиннадцать вечера исправит это недоразумение, — но все, кому нужно, оповещены.

Мать Ноэля, Катерина, узнает о случившемся от своего брата, тоже Ноэля. Брата эта новость застает в центре города, в баре отеля. Ему звонит Джеки, когда он жарко спорит с коллегой Пэдди Нортоном, председателем правления «Винтерленд пропертиз». Несмотря на неловкость ситуации, Ноэль жестом просит прощения, выходит. Потом звонит Катерине, аккуратно сообщает ей печальное известие, говорит, что будет у нее через двадцать минут. Сестра в истерике, но что он может поделать? У него самого голова кругом от этих новостей.

Идет к многоярусной парковке, что на той же улице; поднимается на лифте на последний уровень.

Вообще-то, странно: его племянник был, бесспорно, изрядным засранцем — непредсказуемым, неуживчивым и, по правде говоря, чокнутым (хотя в этом, если вдуматься, он недалеко ушел от своего папаши), — но дебилом он не был, и уж в чем в чем, а в делах вел себя крайне осмотрительно.

Как же он так вляпался?

3

Катерина сидит дома одна; ее шатает от новостей. До звонка она потягивала водку с колой, теперь пьет просто водку, причем мощными глотками. Ставит бокал на столик, берется за телефон. Звонит Ивон — одной из сестер, живущей неподалеку, сообщает о случившемся. Ивон секунду ошарашенно молчит, потом собирается. Просит дать ей пятнадцать минут, говорит, что позвонит Мишель с Джиной и приедет. Тогда Катерина звонит своей соседке, миссис Коллинз — та обещает, что зайдет и посидит с ней до прибытия Ивон.

Телевизор по-прежнему включен. До звонка Ноэля Катерина в сотый раз смотрела «Друзей»

[5]

. Сейчас ей, конечно, не до них, но телик она не выключает — пусть себе работает, пока кто-нибудь не явится: все-таки компания. Пульт из руки она тоже не выпускает — он успокаивает: с ним ей кажется, что она занята, что способна влиять на ситуацию. И над всем: над звонками, над бесцельным шатанием по дому, над «Друзьями» — текут ее безостановочные слезы, то молчаливые, беззвучно скатывающиеся по щекам, то громкие, на всю катушку, буйные, захлебывающиеся. В какой-то момент Катерина замечает свое отражение в зеркале и не на шутку пугается. Неужели она так старо выглядит? Неужели превратилась в старуху?

Это неправда! У кого-то другого убили сына! Хотя, учитывая род занятий Ноэля, она и раньше, надо признаться, — десятками мрачных вечеров сотнями мрачных красок — рисовала себе подобную картину. Просто рисуй не рисуй, а в реальности все… совсем не так.

Первой появляется миссис Коллинз. Катерина моментально сожалеет о том, что позвала ее. Соседка добра, но, как бы получше выразиться, приторно добра. Такая задушит добротой. Вот и сейчас: она только ступила на порог, а в коридоре уже нечем дышать. Вскоре приезжает Ивон, перенимает вахту у миссис Коллинз. За это ей огромное спасибо, но дальше она отнимает у Катерины водку со словами, что, мол, один-два стаканчика — еще ничего, но больше — уже перебор. Скоро приедут копы, говорит она, увезут тебя, скорее всего, на опознание. К тому же выпить ты всегда успеешь. Затем она идет на кухню ставить чайник — чайник, мать твою. Провались он пропадом, этот чайник!

4

«БМВ» Пэдди Нортона запаркован на Уиклоу-стрит, рядом со зданием «Луи Копленда»

[6]

. Хозяин автомобиля сидит напрягшись, очумело пялится на мобильник. Не может отойти от шока: как, во имя всего святого, мог Ноэль Рафферти очутиться в баре сорок пять минут назад?

И что теперь прикажете делать?

Он мнется, кладет телефон на папки, лежащие рядом, лезет в карман, достает оттуда маленькую серебряную таблетницу. Открывает ее, выстукивает на ладонь две таблетки наролета

[7]

. Подносит их ко рту, отправляет внутрь, проглатывает без запивки. Учитывая алкашку в крови, они сработают довольно быстро. И он успокоится.

На улице свежо, но он взмок. Вытирает тыльной стороной ладони верхнюю губу.

Ерзает по сиденью, пытается устроиться поудобнее — с его габаритами это не так-то просто. Но ничего: автомобиль дорогой, просторный — выдержит.

5

Концерт в «Айсосилиз»

[8]

заканчивается. Джина Рафферти выходит из зала все еще в трансе, в улете от минималистичных повторов и напрочь сдвигающих по фазе рваных ритмов исландского трио «Баркоуд». Она пока в другом измерении — не здесь, не в себе — и не вполне готова выслушивать мнения парней, с которыми они сюда пришли.

— Вот уж, блин, настоящая пытка, — говорит высокий с бородкой, пока они протискиваются сквозь толпу в фойе.

Джина поворачивается к нему:

— В каком смысле? Тебе не понравилось?

Второй ржет.