Спасен!

Пусть их хватит ненадолго, пусть всего на несколько часов – это не просто отсрочка, из гуманности или садизма данная смертнику перед исполнением приговора. За эти два или три часа он успеет отогреть окоченевшие ноги, оживить занемевшие пальцы. За это время растают сосульки на его бороде, заколет спросонья посиневшая кожа. Он сможет вскипятить плотно набитую снегом закопченную алюминиевую кружку, обжечь себе глотку и разморозить сжавшиеся в комок внутренности. Переждет пургу. Наберется сил, чтобы пройти последние три километра.

Как глупо было бы умереть всего в трех километрах от дома... Конечно, тут была его оплошность: не распознать знаки надвигающейся черной пурги! Непередаваемое, мертвенное затишье, разреженное только чуть слышным звоном стылого воздуха. Не будь Андрей так изможден, он непременно уловил бы его, замер, и бросился бы к ближайшему дому – забиться в укромный угол, закуклиться в коконе спального мешка, прижать ладони ко рту – молясь и согревая их дыханием.

Но он поставил себе невыполнимую задачу – добраться до дома за один переход, и гул его надрывающегося сердца заглушал тонкое пение зарождающихся ледяных вихрей. Не было сил поднять голову и окинуть взглядом прибившееся к земле небо, горизонт, на глазах затягивающийся темным занавесом бури. И опомнился он, только когда смерть обдала его лицо своим стерильным дыханием. Огляделся и понял, что погиб.

В черную пургу люди пропадали, даже собираясь только пройти от одного подъезда к другому. Всего в полуметре ничего уже было не разглядеть: мутная пелена застила мир, ветер рвал землю из-под ног, и даже десять шагов от двери до двери превращались в испытание, на которое отваживались немногие. Слепая свирепая вьюга внезапно наваливалась на улицы, катком подминала под себя землю, засыпая глаза снежными иглами, кружа и путая, словно зачарованных уводя неосторожных путников от жилья в мертвую пустошь, выпивая из них тепло и погребая скрюченные тела под тяжелыми белыми курганами.