«Зеркало» было ослепительно прекрасным. Только чуть-чуть офуевшим. Даже надписи К-52 и «кобра», нацарапанные гвоздем на одной из опор космической тарелки не портили корабль — хранилище мощи и рева.

По традиции космонавтов, которую, как говорят, начал сам Юга Гарин, Гена Ом подошел к одной из восьми посадочных ног и помочился на нее, стараясь попасть как можно выше. Среди капитанов ходил упорный слух, что если при первом свидании с новым кораблём не сможешь выдавить из себя ни капли, то на борт лучше не подниматься вовсе. Правдив слух или нет, известно лишь Папе Тибрскому, но то, что среди капитанов были лишь мужчины — абсолютно достоверно. Должно быть, «Зеркало» о такой традиции знало, поскольку стояло спокойно, не пытаясь отдернуть посадочную ногу. Корабль брезгливо дернул опорой лишь по окончании традиционного омовения, когда Гена Ом отвернулся. И тут же возникло Чувство.

Это была любовь с первого взгляда. Да, не влюбиться было не возможно. Геннадий Ом покорял все космические транспортные средства сразу и на раз с детства. А если учесть, что для электронной оптики не было преград… Орбитальные каботажники, идущие на автомате — меняли курс, что бы только пролететь над парком, в котором мама гуляла с маленьким наследником фамильного рода Омов. А что он вытворял в юности с псевдоразумной техникой! Одно слово — спец.

Против ожидания, корабль не пустовал. На борту «Зеркала» кто-то был. И этот кто-то отнюдь не подготавливался к старту.

Оба вывода Гена сделал, услышав доносившиеся из чрева космической шаланды слова песни:

— Суси, господин?

Официант стоял с белым ягненком на руках. Геннадий придирчиво осмотрел предполагаемый шашлык. Потрогал шерстку, отказался.

— Черные есть?

Официант задумался, воровато оглянулся по сторонам, нагнулся, зашептал прямо в ухо:

— Свежих нет. Только мороженные. И кровь имеется. Правда, лишь второй и третьей группы.