(спасение экономики России в социальной политике национализма)

Весь 2000-й год продолжалось падение роста экономических показателей развитых капиталистических стран Запада и всей мировой системы рыночного хозяйствования. Единственным лекарством, которое при этом применялось, было ужесточение денежно-кредитной политики, она превращалась в главное средство, используемое правительствами для вмешательства в экономики своих государств. Однако мировая экономическая система всё слабее отзывается на это лекарство. А в ряде периферийных для американского, японского и европейского капитализма стран, правительствам которых мировыми банками и финансовыми организациями, вроде международного валютного фонда (МВФ), навязывалось проведение политики жёсткого денежно-кредитного регулирования, это привело к экономическому краху. Так было в Аргентине, которую два года назад правящие круги в России хотели взять за образец для подражания, так было в Турции.

В России, как нигде в мире, вся так называемая экономическая политика правительства строится исключительно на денежно-кредитном регулировании, которое в теориях монетаризма является главным средством управления рыночными отношениями. С 1992 года, когда председателем правительства был назначен Гайдар, представления монетаристов об экономике заменили советские представления о государственном планировании и превратились в новую догму, так же жёстко, как планирование в советские времена, навязываемую новыми властями всей стране. И, как бы эти представления не критиковались за пагубное влияние монетаризма на производство, они укоренились в среде правящей верхушки, под них подстраиваются бюджеты и проекты экономического управления, на их основе делаются аналитические выводы и прогнозы. Однако в жизни полезными оказываются лишь текущие выводы монетаристов; уже краткосрочные прогнозы часто подводят; а среднесрочные и, тем более, долгосрочные всегда ошибочны и совершенно бесполезны. И это не случайность. Это прямое следствие того, что монетаризм обслуживает коммерческий интерес как таковой с его нацеленностью на получение быстрой спекулятивной прибыли.

Главное требование коммерческого интереса всегда и везде одно – абсолютно всё должно превратиться в товар и получить свою сиюминутную рыночную стоимость. На этом требовании коммерческого интереса строятся все теории монетаризма. (Хотя нигде в них коммерческий интерес не упоминается, но понять причины появления теорий монетаризма можно лишь при осознании самодовлеющего существования этого интереса.)

Суть теорий монетаризма в следующем. Экономика управляется сама по себе и достигает равновесия между спросом и предложением через торгово-рыночные сделки; чтобы обеспечить достижение такого равновесия, правительство любой страны должно устраниться от непосредственного участия в экономических отношениях, искоренить в себе желание влиять на них прямым вмешательством и дать полную свободу рыночной стихии конкурентной борьбы. Для влияния на рынок у него есть только один рычаг, а именно, операции с денежным обращением. Поскольку деньги – универсальный товар и правительство имеет монопольное право на изготовление и выброс на рынок этого – и только этого ! – товара, постольку оно воздействует на тенденции в рыночных сделках посредством управления денежным обращением. То есть, сколько и когда правительство выбрасывает на рынок денег или изымает их из обращения; какую объявляет процентную ставку, продавая деньги коммерческим банкам; как изменяет курс собственной денежной единицы по отношению к другим валютам и относительную стоимость денег по отношению к другим товарам; насколько действенно собирает налоги и пошлины. Такие операции с денежным обращением должны осуществляться правительством, по мнению монетаристов, на основе денежно-кредитной политики, которая подстраивается под разрабатываемый правительством, согласуемый с буржуазно-представительным парламентом и утверждаемый этим парламентом бюджет (финансовую смету).

Денежно-кредитная политика всегда и везде сталкивается с тремя противоречиями, которые она не в состоянии преодолеть. Эти противоречия взаимообусловлены и порождаются коммерческим интересом, являясь его родимыми пятнами.

Во-первых

. Основная проблема денежно-кредитного регулирования в том, что оно может осуществляться лишь при наличии на рынке выбора потребительских товаров. А влияет оно на производство товаров лишь постольку, поскольку в них заинтересован коммерческий капитал, поскольку он готов участвовать в инвестировании производства этих товаров. Коммерческий же капитал по своей сути живёт непрерывным поиском сиюминутной прибыли в рыночной стихии товарно-денежных отношений. Сам по себе он не способен на планирование долгосрочных капиталовложений и соответствующее кредитование и не ищет возможностей участия в инвестировании промышленного и сельскохозяйственного производства, потому что такое производство может развиваться только при долгосрочном кредитовании под низкий процент и не даёт дивиденда, который дают спекулятивные сделки. За то время, которое необходимо для инвестирования производства, капитал можно провернуть множество раз в коммерческих операциях и получить навар в сотни процентов прибыли.

Нынешняя жизнь в России доказывает это самым наглядным образом. Коммерческие банки, как центры кредитования, не дают кредиты на срок, превышающий три-четыре месяца, потому что это не выгодно, потому что выгодны лишь текущие и краткосрочные спекулятивно-коммерческие сделки. И если коммерческий капитал не находит таких сделок внутри страны, он бежит в другие государства. Там он либо оседает в банках под высокий процент, либо ищет способы участвовать в иностранных спекулятивных операциях, показывая этим свой абсолютный космополитизм, свою абсолютную чуждость идее привязанности к стране, где он зародился, абсолютную чуждость промышленному производству, как и производству вообще.

Поэтому денежно-кредитная политика, оказываясь главным средством влияния правительства на рыночные отношения при политическом господстве, при диктатуре коммерческого интереса, коммерческого капитализма, как это, например, сейчас имеет место в России, неизбежно ведёт к деградации производства. Ибо сложное, требующее долгосрочного или среднесрочного кредитования производство товарной продукции, а тем более производство

Итак, теоретики либерального монетаризма утверждают, что всё решает свободная рыночная конкуренция; чем её больше, тем быстрее и лучше экономика достигает равновесия между спросом и предложением, а спрос запускает производство.

В действительности, данное утверждение было справедливым до времени завершения английской Промышленной революции, то есть до конца XVIII – начала ХIХ века. До Промышленной революции производство было так или иначе связано с земледелием и ремесленной, цеховой, мануфактурной деятельностью, которые зависели от многовековых традиций землепользования и ремесленного способа изготовления товаров. Производительность труда в земледелии, при ремесленном и даже при мануфактурном изготовлении товаров была относительно низкой, и сельское хозяйство, городское производство не знали проблем перепроизводства своей продукции, как общественных проблем, вызывающих экономические и социально-политические кризисы. В таких условиях зависимость между спросом и предложением на рынке проявлялась самым непосредственным образом; торговые сделки были обеспечены серебром и золотом, и серебро и золото выступали в качестве главного средства накопления капитала и кредитования, а хозяйственная деятельность не испытывала необходимости в государственном вмешательстве, оно было минимальным. (Слабое государственное вмешательство в хозяйственную деятельность и одновременно воинственная политика правящего класса государства, когда вопрос вставал о защите и продвижении интересов коммерческих компаний, были отличительными чертами голландского и английского капитализма, начиная со времени буржуазных революций соответственно в Нидерландах и в Англии и вплоть до начала девятнадцатого столетия.) Либерализм, в основе которого были требования абсолютных свобод рыночных отношений от пут пережитков феодализма, выступал в то время исторически прогрессивной идеологией. Он обосновывал политическую борьбу за самые свободные рыночные отношения, которые подталкивали развитие производительных сил и общественно-производственных отношений на селе и в городе. Вовсе не случайно, все теории либерализма развивались и оказывали огромное положительное воздействие на общественное развитие в ту эпоху, эпоху становления европейского коммерческого капитализма до начала Промышленной революции в Англии.

После английской Промышленной революции производственные отношения и производительные силы качественно усложнились. Они изменились настолько, что свобода конкуренции на рынке перестала быть главной причиной развития капиталистической экономики. Между рыночным спросом на промышленный товар и предложением такого товара появился промышленный капитал, не связанный с коммерческими сделками, с коммерческим капиталом непосредственной зависимостью. Промышленный капитал стал работать внутри промышленного производства, обеспечивая сложное взаимодействие производства средств производства и производства средств потребления, вовлекая в процесс производства средств потребления и воспроизводства средств производства естественную науку, изобретательство, технические знания. Обращению промышленного капитала нужно было время, долгосрочное и среднесрочное планирование, которое вступало в противоречие с рыночной стихией спроса и предложения, заставляя их подстраиваться под внутренние процессы подготовки к изготовлению и выпуску на рынок промышленной товарной продукции.

Промышленная революция дала начало совершенно новой эпохе разделения труда. Для развития промышленного производства потребовались и непрерывное появление новых и новых профессий, и постоянное усложнение трудовых навыков всех участников производственного процесса, и неуклонное совершенствование взаимодействия как тех, кто промышленным капиталом вовлекался в процесс изготовления промышленной продукции, так и тех, кто имел косвенное отношение к промышленному производству.

Кризисы перепроизводства приводили к социально-политическим кризисам, вследствие чего принципиально менялись цели политической борьбы внутри капиталистических стран, которые вступали на путь становления промышленного капитализма. Выход из кризисов перепроизводства в этих странах оказывался возможным лишь после преодоления социально-политических кризисов, поэтому развитие рыночной экономики и социально-политических отношений в промышленных государствах стало циклическим, если понимать под цикличностью движение по виткам диалектической спирали закона отрицания отрицания. Промышленное развитие в государствах, где оно происходило, начало определять характер развития всей мировой экономики и мировой политики. Это доказывалось тем, что вся мировая экономика и политика стала развиваться волнообразными циклами, подстраиваясь под процессы в промышленно развитых странах.

Проблема повышения уровня производственных отношений, который позволил бы осуществлять расширение промышленного производства товаров и воспроизводство средств производства, стала главной внутриполитической проблемой промышленных стран. Обеспечить поступательный рост экономических показателей, управлять процессом выведения экономики и политики из кризиса перепроизводства товаров и сопутствующего этому социально-политического кризиса были в состоянии только политические силы, которые теоретически обосновали принципы и цели прогрессивной социальной политики и показали способности добиваться её проведения в государстве, используя возможности государственной власти, развивая и усиливая эти возможности. Тем самым именно такие политические силы превращались в локомотивы общего экономического и социально-политического развития промышленных капиталистических стран и всего мира в целом.

Разработать социальную политику и добиться её осуществления на первом этапе становления промышленной цивилизации, на этапе индустриализации смогли только пролетарские коммунистические и левые рабочие – тред-юнионистские, социалистические и социал-демократические – партии, с одной стороны, и мелкобуржуазные националистические – с другой. Но даже коммунистические и рабочие партии могли проводить прогрессивную социальную политику лишь тогда, когда, так или иначе, опирались на проявления мелкобуржуазного (или вернее сказать, городского) национализма государствообразующих этносов.

В последние десятилетия в развитых капиталистических странах завершается эпоха индустриального развития, и её сменяет эпоха информационно-технологического развития. Поскольку при этом пролетариат и рабочий класс в этих странах отмирает и исчезает, а в производстве их место занимают мелкобуржуазные слои образованных работников и служащих, постольку национализм государствообразующих этносов остаётся в них единственным политическим движением, способным на проведение необходимой промышленному развитию социальной политики. И роль национализма в осуществлении реорганизации производительных сил капиталистических стран должна по этой причине неизбежно возрастать. Единственным препятствием превращению националистических и пронационалистических движений государствообразующих этносов капиталистических стран во взаимодействующие на мировом уровне политические силы с постоянным мировым влиянием на ход современного цивилизационного развития является отсутствие мировоззренческой теории национализма. В известном смысле такая теория должна быть по универсальности аналогичной марксизму, породившему социалистическую, социал-демократическую и коммунистическую идеологии. Но теория национализма должна превзойти марксизм, объяснив причины исторической условности его выводов, ответив на вопрос, почему эти выводы из абсолютной истины, что, казалось бы, подтверждалось политической практикой девятнадцатого и двадцатого столетий, стали в конце ХХ века относительной истиной, лишённой всякого смысла в постиндустриальную эпоху.

Разразившийся в ноябре этого, 1997 года мировой финансовый кризис самым непосредственным образом отразился на финансовой системе России. Он потряс основы всей экономический политики верхов правящего режима, высветил с предельной ясностью его суть как либеральную диктатуру

коммерческого

интереса.

В чём же причина этого кризиса? Как долго он будет продолжаться? Какие изменения в структуре мировой экономики должны произойти, чтобы преодолеть его? Какое воздействие будут иметь его последствия на мировое развитие? Вот наиважнейшие вопросы, которые требуют однозначных, без всяких экивоков, двусмысленностей и лжи ответов. И на них не в состоянии ответить ни представители либерального российского официоза, ни одна политическая и интеллектуальная сила в современном западном мире, и больше того, в современном мире вообще. Потому что ответить на них вне теоретически развивающегося националистического мировоззрения, проблемами жизни принуждаемого с политэкономических позиций осмысливать процессы в мировой экономике и политике, невозможно в принципе.

В силу конкретно-исторических обстоятельств, дать ответ на эти вопросы и теоретически связать причины финансового кризиса с событиями, происходящими в каждой конкретной стране, может сейчас только и только русский революционный национализм.

Итак. В чём причина мирового финансового кризиса? Как он развивается и что за ним следует?

Чтобы разобраться в этом, полезно обратиться к историческому опыту мирового экономического и политического развития в первой половине ХХ столетия.

После Первой Мировой войны в Западной и Центральной Европе и в Дальневосточной Азии одна за другой происходили буржуазно-демократические революции. В том числе в ряде стран с быстро развивающимися отраслями индустриального промышленного производства: в Прусской империи, в Австро-венгерской империи, в Японской империи, в Испании. Резко углубился характер протекания буржуазно-демократических преобразований в Италии, которые начинались ещё накануне войны в результате революционных по своему значению либеральных политических реформ премьер-министра Джолитти. С одной стороны, распад прежних, феодально-бюрократических систем власти в этих странах привёл к распаду экономических и социальных отношений, организованных этими системами власти и промышленным и сельскохозяйственным производством, вызвал упадок производительных сил как таковых. А с другой стороны, шло быстрое накопление капиталов и собственности у спекулянтов, ростовщиков, казнокрадов, коррупционеров, бандитов, которые в двадцатых годах (а в Италии ещё до войны) стали в этих странах скупать средства массовой информации, политиков, чиновников и прорываться к политической власти. Опираясь на идеологию гуманитарного либерализма, они захватывали контроль над институтами буржуазно-представительной демократии, утверждали отвечающую их интересам конституцию и устанавливали режимы диктатуры коммерческого космополитизма. Тем самым делающие коммерческие капиталы и захватывающие собственность асоциальные слои населения в этих странах запускали процессы зарождения и становления новых, буржуазных политических отношений. В результате господства в этих странах коммерческого космополитического интереса и идеологического либерализма, посредством бесконтрольной спекулятивной торговли осуществлялась их хаотическая и всеохватная интеграция в мировой капиталистический рынок с уже сложившимися, зрелыми буржуазно-капиталистическими государствами, а именно, с Великобританией, Нидерландами, Францией и США. Такая интеграция вызывала в экономических структурах буржуазно-капиталистических государств важнейшие изменения.

Во-первых, буржуазно-демократические революции совершались в недавних феодально-бюрократических державах, которые за десятилетия до Первой мировой войны наладили индустриальное производство, как государственное капиталистическое производство, и оказывались конкурентами буржуазно-капиталистических государств в разделении мира на сферы влияния. Развивавшие феодально-бюрократический капитализм державы после буржуазно-демократических революций разваливались, теряли не только все сферы мирового влияния, но и сами превращались во второсортные полуколониальные придатки развитых буржуазно-капиталистических государств, то есть исчезали для них в качестве конкурентов на мировых рынках сбыта промышленной продукции. Во-вторых, четырёхлетние потребности вовлечённых в мировую войну европейских держав в военной технике подтолкнули индустриально-промышленное развитие США, привёли к значительному перетеканию именно в эту страну промышленных капиталов мировой экономики. Капиталы эти после окончания войны позволили быстро произвести перестройку производства в Соединённых Штатах на цели конвейерного выпуска потребительских товаров, производимых уже не только для внутреннего рынка, но так же для европейского и азиатского рынков. Предназначенное на экспорт товарное производство в США помогло восстановлению потребительского сектора экономики буржуазно-капиталистических государств Европы, когда в этих государствах такое производство переживало упадок из-за отсутствия необходимых капиталовложений. Это вело к росту в них коммерческих капиталов, обслуживающих товарные потоки из США в Европу, в том числе в страны, где происходили буржуазно-демократические революции, в колонии европейских держав, а так же потоки сырья из колоний европейских буржуазно-капиталистических держав в Соединённые Штаты.

Совершенно схожая ситуация вызревает сейчас, но на новом витке мирового развития промышленной буржуазно-капиталистической цивилизации.

Предпосылки нынешнему мировому финансовому кризису вызревали в семидесятых годах, когда начиналась информационно-технологическая революция. К её осуществлению оказались приспособленными только самые высокоорганизованные буржуазно-капиталистические нации, или вернее сказать, национальные общества, уже завершившие индустриализацию и завершавшие научно-техническую революцию в производительных силах, что стало возможным благодаря появлению у них национально-корпоративной этики труда и политической культуры среднего класса, который стал главным производительным и распределительным классом в этих обществах. Стремительный рост производительности труда, появление совершенно новых потребительских изделий информационного обеспечения привели к очень быстрому отрыву этих наций от других государств мира, как в росте материального благосостояния, так и в создании самых современных экономических и социально-политических отношений. Предпринимая попытки догнать эти государства в экономическом развитии, страны остального мира брали у финансовых институтов этих государств всевозможные кредиты, но оказывалось, что они не в состоянии создавать современное конкурентоспособное производство из-за отсталых производственных отношений. Проценты по кредитам не только не погашались, но непрерывно росли. Чтобы как-то погашать хотя бы проценты по кредитам, остальные страны расплачивались сырьём и простейшей, дешёвой по себестоимости продукцией. Долговые обязательства развивающегося мира развитым буржуазно-капиталистическим государствам стремительно нарастали, обеспечивая последним потребительское процветание, схожее с процветанием четырёх буржуазно-капиталистических государств в 20-е годы накануне финансового кризиса м Великой депрессии.

Особенно успешными были дела у самого высокоорганизованного национально-корпоративного буржуазно-капиталистического государства второй половины ХХ века, у Японии, которая возглавила внедрение идей и открытий информационно-технологической революции в массовое производство. Восьмидесятые годы для Японии стали тем же, чем были двадцатые годы для США. Огромные прибыли всех производящих передовую потребительскую технику корпораций Японии привели к искусственному завышению, как курса акций этих корпораций, так и стоимости японской недвижимости, к буквальному навязыванию населению кредитов всевозможными японскими банками. Политический крах Советского Союза, наступивший вследствие "холодной войны" и буржуазно-демократической революции в России, аналогичный краху Прусской и Австро-венгерской империй, последовавшему после Первой мировой войны и буржуазно-демократических революций 1918-года в Пруссии и в Австрии, открыл для Запада новые, прежде закрытые рынки в бывших сферах советского влияния. Дававшая сотни процентов прибыли коммерческая эксплуатация этих огромных рынков временно сняла на Западе проблему межгосударственной конкуренции и непрерывного совершенствования качества продукции и подстегнула рост производства в Японии, в Южной Корее, в Китае и на Тайване, как подстегнула она производство средств потребления и потребительское процветание в Соединённых Штатах и Западной Европе.

Почему рухнул и распался СССР?

Главной и чрезвычайно важной по последствиям особенностью нынешнего мирового финансового кризиса явилось то, что он начался в Японии. Яснее ясного указан локомотив промышленной буржуазно-капиталистической цивилизации второй половины ХХ столетия. Раньше об этом можно было лишь рассуждать, а теперь это подтвердилось предметно.

До 1929 года мировые финансовые кризисы капиталистической экономики начинались в Великобритании. В 1929 году мировой финансовый кризис впервые разразился не в Великобритании, а в США, и тогда в Европе вынуждены были признать, что именно в эту державу Нового Света, за океан переместилось лидерство в развитии мировой буржуазно-капиталистической экономики. Именно под это лидерство стала выстраиваться вся экономическая и политическая система межгосударственной политики, так называемого, Запада после 1945 года, то есть после завершения национальных революций в целом ряде стран Европы и в Японии, которая привела к значительному расширению числа буржуазно-капиталистических национальных государств и качественно укрепила позиции капитализма в мире.

Глобальное могущество Соединённых Штатов, которое проявилось после краха СССР, временное, кажущееся. Превращение остального мира в фактическую колонию США продлится недолго, о чём говорит прежний исторический опыт развития капитализма. К примеру, в 20-х годах, когда переживавшая буржуазно-демократическую революцию Германия перестала быть могучей державой, прекратила существование в качестве феодально-бюрократической империи, бывшей прежде основным противником буржуазно-капиталистических Великобритании и Франции в борьбе за мировое влияние, экономически и политически распадалась, тогда наступил кажущийся расцвет английской глобальной империи, над которой не заходило солнце. Но уже через два десятилетия британская сверхдержава стала неумолимо разъедаться внутренними болезнями, потому что перестала быть лидером в воспитании и организации самых передовых производственных отношений, а её финансовое и экономическое могущество оказывалось следствием контроля над мировыми торговлей и финансовой спекуляцией. Ибо именно успехи в

Как и в Великобритании 20-х годов, в США конца ХХ века приоритеты целей в экономике выстроены не под производство, а под обслуживание мирового финансового, коммерческого посредничества, и основные доходы этой Сверхдержавы обеспечиваются огромными дивидендами за организацию мировых торговли и финансовой спекуляции. При углублении глобального финансово-экономического кризиса, во второй фазе перерастающего в Великую Депрессию капиталистической экономики, объективно начинается распад мировой торговли, мирового рынка финансовых и коммерческих услуг, что наносит главный удар именно по той державе, которая их организует. В наше время новая Великая Депрессия нанесёт сокрушительный удар в первую очередь по доходам США. Она постепенно подорвёт возможности Соединённых Штатов содержать сеть стратегических военных баз для осуществления контроля над торговыми путями и политическими режимами в ключевых регионах планеты, будет неуклонно ослаблять американские намерения защищать и продвигать интересы, внутренне присущие промышленной цивилизации как таковой, и, в конечном итоге, делать их чуждыми имманентным интересам промышленной цивилизации.