За Черной рекой [= По ту сторону Черной реки]

Говард Роберт Ирвин

Валерия осталась лишь эпизодом в жизни Конана, как и все остальные женщины, кроме той, которой он сделал королевой Аквилонии. Одинокий варвар странствовал по свету и вернулся, наконец, в родную Киммерию. Там дошла до него весть, что аквилонцы, которых горький урок крепости Венариум ничему не научил, опять расширяет свои владения к западу, вторгаясь в леса, населенные племенами пиктов, или, как их называли, Пиктийские Дебри. Значит, впереди снова было кровопролитие и много работы для таких искусных воинов, как Конан.

1. Конан теряет топор

В первобытной тишине лесной тропинки даже осторожные шаги ног в мягкой обуви казались излишне шумными. Во всяком случае, так думал путешественник, старавшийся ступать с максимальной аккуратностью, необходимой каждому человеку, углубившемуся в леса за Черной рекой. Идущий был среднего роста, с открытым лицом и спутавшимися каштановыми волосами, не прикрытыми шлемом или шапкой. Одежда его была обычна для пограничья — короткая, стянутая поясом туника, кожаные штаны до колен и высокие замшевые сапоги, из-за голенища одного из которых торчала рукоять ножа. На широком поясе висел тяжелый меч и сумка. Напряженные глаза его внимательно ощупывали зеленые стены, окаймляющие тропу, и в этом взгляде не было страха. Несмотря на рост, путник был крепкого телосложения, что подтверждали узловатые, бугристые руки, выглядывавшие из рукавов туники. Последние дома поселенцев остались далеко позади, но человек шел беззаботно — несмотря на грозную опасность, тенью нависшую над древней пущей. Шума он все же производил меньше, чем ему казалось, но он прекрасно знал, что и самый тихий шаг встревожит немало ушей в предательской зеленой чаще. И поэтому беззаботность была лишь позой, скрывающей настороженность слуха и зрения, ибо взор не проникал в путаницу листьев дальше, чем на пару футов в каждом направлении. И скорее инстинкт, чем разум, приказал ему остановиться и положить ладонь на рукоять меча. Он замер, как вкопанный, посреди тропы, подсознательно сдерживая дыхание и задумываясь над тем, что за звук он слышал, и слышал ли его вообще. Тишина выглядела полной, белка не пискнула, птица не запела; и взгляд его устремился в гущу зарослей, пытаясь прорваться хоть на несколько шагов от тропы.

Наконец перед ним колыхнулась ветка — колыхнулась, несмотря на отсутствие ветра. Волосы путника встали дыбом, мгновение он стоял в нерешительности и чувствовал, что любое его движение неминуемо вызовет вылетевшую из чащи смерть.

Среди листьев неожиданно возник отзвук тяжелого удара, заросли вздрогнули, и оттуда просвистела стрела — вверх, исчезая в кронах деревьев. Отпрыгнув в сторону, человек наблюдал ее вертикальный взлет. Притаившись за толстым пнем с мечом в дрожащей руке, он смотрел, как кусты раздвинулись, и на тропу не спеша вышел рослый мужчина. Чужак также носил штаны и тунику, но шелковую, и поверх нее была надета кольчуга из серо-стальных звеньев, а грива волос была прикрыта шлемом. Шлем этот и обратил на себя внимание странника — на нем отсутствовал привычный султан, который заменяли бычьи рога. Не ковали подобные шлемы в цивилизованных странах; да и лицо чужака было лицом варвара. Темное, покрытое шрамами и освещенное горящими голубыми глазами, оно было таким же диким и неукротимым, как окружающая их первобытная пуща. В правой руке его был огромный меч, и острие его отливало пурпуром.

— Вылезай! — крикнул он с неизвестным акцентом. — Уже безопасно. Этот пес был один, вылезай!..

Путешественник неуверенно покинул свое укрытие и посмотрел на кричавшего. Рядом с гигантской фигурой он резко ощутил собственное ничтожество — массивная грудь, покрытая железом, узловатые от мышц руки, опаленные солнцем, и обагренное кровью оружие. Двигался чужак с грозным изяществом пантеры, слишком много было в нем хищной пружинистости, чтобы предположить, что он — дитя цивилизации, даже такой непрочной, как угрюмая твердыня пограничья. Когда чужак нырнул обратно в кусты, раздвигая хлещущие ветки, путник с востока потянулся за ним, не вполне понимая, что же все-таки произошло.

2. Чернокнижник из Гвавелы

Форт Тускелан возносился на западном берегу Черной реки, волны которой омывали основание палисада. Он был построен из толстых бревен, так же, как и все строения внутри него — даже смотревшая на хмурую реку возвышавшаяся над частоколом башня, в которой находилась квартира губернатора. За рекой простиралась гигантская пуща.

Днем и ночью стражники выхаживали вдоль бревенчатых парапетов, неусыпно наблюдая за плотной зеленой стеной. Изредка на том берегу появлялась какая-нибудь зловещая фигура, и стражники знали, что и за ними тоже наблюдают с извечной ненавистью дикие, голодные и беспощадные взоры. Неискушенному глазу пуща за рекой казалась безлюдной и мертвой, но на самом деле в ней кипела жизнь — не только птицы, змеи и животные, но и люди — самые свирепые и опасные из хищных зверей. Цивилизация кончалась фортом. Форт Тускелан был последним форпостом цивилизованного мира на северо-западе, крайней точкой экспансии гиборейских племен. За рекой свирепствовал первобытный мир: в тенистых пущах, в крытых ветвями хижинах, где, оскалив зубы, висели человеческие черепа, в городищах, окруженных глинобитными стенами, где горели костры, гремели барабаны и точили копья руки смуглых молчаливых людей с черными спутанными волосами и змеиными глазами. Эти глаза часто смотрели на форт за рекой. Когда-то эти люди строили свои хижины там, где стоял форт, где теперь тянулись поля и стояли деревянные дома светловолосых поселенцев; когда-то земли пиктов простирались даже за Велитриум, этот грубо построенный, неспокойный пограничный город на берегу реки Молнии, омывающей боссонское пограничье. Сначала сюда устремились купцы и жрецы Митры, которые шли босыми и были безоружны, и в большинстве своем погибли мученической смертью; но за ними пошли солдаты и мужчины с топорами в крепких руках, и женщины, и дети на запряженных быками возах. Огнем и сталью туземцы были отброшены за реку Молнию, а потом — еще дальше, за Черную реку. Но смуглокожие люди никогда не забывали, что когда-то Конайохара принадлежала им.

…Стражник за воротами спросил пароль, через зарешеченное окошечко блеснул свет фонаря, отразившись в стальном шлеме и подозрительных глазах.

— Открой ворота! — рявкнул Конан. — Не видишь, что это я?! — Солдатская дисциплина приводила его в бешенство.

Ворота открылись и Конан с товарищем прошли через них. Бальфус успел заметить, что с каждой стороны ворот находились сторожевые башенки, вершины которых поднимались над палисадом. Увидел он и бойницы для лучников. Заметившие зловещую ношу пришельцев стражники вскрикнули.