Василий отступил в сторону, пропуская гостя в прихожую. За его широкой спиной уже раздевались Серега и Маринка Девяткины.

— Всем привет, — поздоровался Пашка. Поставил пакет с бутылками на ободранный пол, чтобы пожать Сергею руку.

— Привет-привет, дремучий дед, — насмешливо откликнулась Маринка, стягивая сапог и надевая принесенные с собой тапочки. — Один пришел? Так никого и не нашел до сих пор?

Сергей мужик ничего, спокойный, а вот жену его, Маринку, Пашка не любил. Он таких, языкатых, побаивался. Терялся от их напора. Вот и сейчас не нашелся, что сказать, только неопределенно пожал плечами. И чтобы пресечь дальнейшие вопросы, повернулся к Ваське:

— А именинница где?

Внутри тоже произошли немалые преобразования. От захудалой мастерской по ремонту бытовой техники и следа не осталось. Тепло, приятная музыка. В неоновом свете многочисленных ламп, плотно прижавшись друг к другу, по периметру всего зала, томились у стен на вешалках костюмы, куртки, свитера. Еще какое-то барахло располагалось кучами на нескольких столах в центре. Неподалеку от входа у длинного прилавка стояли, разговаривая, две продавщицы. Одна толстая, постарше, рассказывала что-то, перекладывая и расправляя детские вещи. Что-то смешное, наверное, потому что другая, помладше и посимпатичнее, смеялась, взвешивая на весах какой-то пакет. Павел встрепенулся. Весы-то здесь зачем? Может быть, у них тут и продуктами со скидкой торгуют? Неплохо было бы отовариться пусть даже и просроченной тушенкой или, например, консервированным молоком. Пашка с надеждой повертел головой, но никаких банок не увидел.

— Обувь есть? — приблизившись, вторгся осторожно в беседу.

Толстая продавщица, ткнула рукой в сторону столов, и он медленно двинулся в указанном направлении. Никакой обуви не просматривалось, но переспрашивать не стал, — еще пошлют подальше. Ага, вот она. Поношенная обувка пряталась на полках под столами. Присев, он бегло изучил ассортимент и приуныл. Обувь была в основном, женская. Из мужской все больше какие-то детские размеры, к тому же изрядно поношенные. Так и знал, что сорок шестым и здесь не разжиться. Взгляд его поднялся выше — прямо перед носом оказалась джинсовая гора. Интересно, джинсы у них тоже только для пигмеев? Приподнял одни, вторые. Со штанами дело, обстояло получше, третья пара оказалась внушительного размера и почти новая. Он долго и подозрительно разглядывал их так и эдак, — нет ли какого подвоха в виде замаскированной дыры или пятна на неприличном месте? Но нет, джинсы были целые, поношенные, правда, но чистые.

— Берите, молодой человек, не раздумывая, это же настоящий «Босс»! — произнес над ухом женский голос.

Пашка от неожиданности вздрогнул. Не заметил, как к столам подошла младшая продавщица. Никаких молодых людей рядом не наблюдалось, похоже, она обращалась к нему. Кивнула на джинсы, которые он держал в руках:

Дома Пашка еще раз тщательно изучил приобретения. К таким крепким джинсам хорошие бы ботинки и можно смело зимовать. В сером дне забрезжила надежда, в жизни появилась цель. Завтра с утра — обязательно в магазин, решил. Сорок шестой немцы тоже носят. Вот только у кого бы еще деньгами разжиться? После посещения «сэконд хэнда» и хлебного ларька от денег, что занял у соседей, почти ничего и не осталась. Идти к ним снова неудобно. У Вовчика из второго подъезда, что ли, перехватить? Раньше он Вовку тоже, случалось, выручал, когда деньги были, не отказывал. Правда, давненько это было. Теперь Вовка на мясокомбинате работает, машину купил. В любом случае, больше идти не к кому. У Лямкиных разве что рюмкой самогона разживешься. Да и то, если с утра пораньше Васька его не прикончил. А с другими соседями он был в не настолько близких отношениях, чтобы денег в долг просить. Многих и не знал попросту, в последнее время много нового народу в их дом понаехало.

Но, вот Тамару, которая у поломанной скамейки ежилась от холода, облаченная в черную лаковую курточку и короткую, не по сезону юбчонку, он, конечно, знал. Девчонка жила в соседнем подъезде, там же, где и Вовчик, только на пару этажей выше. Увидев Пашку, отвернулась.

Давно ли эта Томка в дворовой песочнице рылась! И вот, оглянуться не успел, а у нее рыжая грива на полспины и зеленоватые глаза в черной кайме. Школьницей она всегда вежливо здоровалась, но прошли те времена. Последние пару лет, расфуфырившись, пробегала мимо, не раскрывая рта. Словно и не видела. Он заспешил дальше — и с размаху налетел на Томкину мать, Марьяну, которая как раз выходила из подъезда.

— Извините!

— Да ничего, ничего, — Павел отступил в сторону, уступая дорогу.

Но благим его намерениям сбыться было не суждено — на следующий день Павел Петрович Шумаков работу потерял. Завод окончательно пал, и оставшихся сотрудников увольняли в срочном порядке. На крепкие здания за высокой кирпичной оградой положил глаз крупный торгово-промышленный концерн. Толпившиеся в коридоре рабочие говорили о строительстве каких-то линий по переработке овощей и фруктов. Вот тебе и жизненные перемены. И впрямь, вещим сон оказался.

— Как же это так? — возмущался Пашкин напарник Олег. — Надо как минимум за две недели предупреждать, чтобы мы могли работу найти! Прямо беспредел какой-то!

— Оставайся, — согласился кадровик. — Как раз еще на две недели нужны люди, ящики упаковывать и машины грузить. Только тогда на компенсационные выплаты не рассчитывай. Ну, что, согласен?

— Еще чего, — обиженно пробормотал Олег и, вслед за Пашкой, направился в бухгалтерию за расчетом.

Павел к такому повороту событий был, в общем-то, готов, об этом давно поговаривали, но все-таки надеялся, что это случится не вдруг и не накануне зимы. И слушая пререкания конторских с рабочими, недовольными суммой выплат, ворчание Олега и последние указания начальника охраны, вдруг понял, насколько по душе была ему только что утраченная работа. Обошел вверенную территорию, телевизор посмотрел или почитал необременительный для мозгов детектив, которыми в больших количествах снабжал его тот же Олег, и утром, с чистой совестью, сдал смену. Спокойная жизнь была! И вот этой спокойной жизни пришел конец. Что теперь делать?

Экипировавшись так неожиданно, он вышел на улицу и под мелким моросящим дождиком быстро зашагал к остановке. Зайдя под козырек, вытащил из кармана картонку. На этикетку непохоже. Скорее, какая-то карточка. Не кредитка, но, судя по всему, штучка важная. Ламинированная поверхность, какой-то номер, три крупных буквы и замысловатый рисунок. Так и не разобравшись, что это такое, засунул карточку во внутренний карман. Потом разберется. Еще раз оглядел плащ. И в самом деле, до чего теплая вещь. Хорошая, и сразу видно, что дорогая, ткань. В нем он и выглядит представительнее. И как ни странно, у этого плаща напрочь отсутствовал запах дезинфекции, от которого его просто мутило в магазине.

Сев в подошедший троллейбус, он покатил в другой конец города. Конечно, хорошо бы работать днем, а ночью спать, как все нормальные люди делают. Только он не знал, кем и где его взяли бы. Везде нужны молодые, которых еще можно учить и переучивать, а ему уже сорок, силы еще есть, но не те, чтобы начинать с начала.

На одной из остановок в троллейбус ввалилась толпа подростков. Они сидели, стояли за его спиной, и плавному течению мыслей пришел конец. Рты, похоже, в этом возрасте никогда не закрываются, подумал Павел. Несут какую-то чушь, смеются неизвестно над чем. Шуточкам конца нет, постоянно, как они выражаются, прикалываются друг над другом. Столько в них молодой дурной энергии — позавидовать можно. И говорят как на иностранном языке, ни черта не поймешь. Вначале думал, что о фильмах говорят. Но что это за фильмы, в которых ты — действующее лицо? Потом до него дошло, что о компьютерных играх. Он даже оглянулся на них — с уважением. Они знали и умели то, что ему было недоступно. Новая генерация. Другое мышление. Куда уж до них! Хотя он и был инженером по образованию, ему теперь, наверное, до конца жизни осталось только склады и охранять. Отстал он от жизни, отстал. Ватага вывалила на очередной остановке, и в салоне снова стало тихо. Да ладно, пытался подбодрить себя, глядя на подростков в окно, они тоже не вечно будут молодыми. Вообще, он их не понимал. Может быть, если бы у него были дети, он был бы к ним ближе. А так — они для него как пришельцы какие-то. Как не от мира сего, с этими затычками от плееров и телефонов в ушах. Ладно, одежды — молодежь всегда старалась выделиться. Но эти безобразные татуировки у девушек! Пирсинг еще этот! Иной раз и смотреть страшно, уши, губы, щеки, пупки продырявлены, колечки и бусины, как у папуасов, где надо и не надо, везде натыканы. У соседнего подъезда иногда собираются, сидят на лавочке, у каждого по бутылке пива или ледяной синтетической бурды, к которой время от времени они прикладываются. Это на улице, в такой-то холод! Нет, чтобы в доме, культурно, за столом.

Он вышел из троллейбуса, и мысли его сразу потекли в другом направлении. Он взял курс на ресторан, к центральному входу, на ходу репетируя выражение лица. Надо понравиться. Надо во что бы то ни стало понравиться. Интересно, что за объект придется охранять, если его возьмут-таки на работу? Бог ты мой! Ясное дело, «солидным предприятием» является, конечно же, сам ресторан. Как он сразу этого не понял? Чей офис может располагаться в здании этой самой «Ночной звезды»? Правильно, только офис ресторана! Хотя может быть, при этом ресторане есть еще какой-нибудь склад продуктов? Тоже неплохо. Он прибавил шагу. Ладно, что там загадывать — сейчас узнаем. Если работа действительно в ресторане — чего еще желать в холодную зиму? И при деле, и всегда сыт будешь. Готовят, наверное, в таком заведении здорово. Надо будет внимательнее посмотреть рекламу, которую крутят по телевизору. Наверняка там… Додумать мысль о том, какие блюда предлагает ресторан «Ночная звезда» ему не удалось. Ноги внезапно разъехались, он поскользнулся и, теряя равновесие, как пить дать, грохнулся бы затылком на каменную, мокрую от дождя дорожку, если бы сзади его внезапно не подхватили чьи-то крепкие руки.

— Не падать, не падать, — прогудел над ухом бас.

— Когда мы снимали предыдущую серию фильма о нашем герое, мы и предположить не могли, что финал этой истории окажется далеко не таким, каким виделся нашим сценаристам. Сама жизнь дописала его вместо них, — на экране молодой журналист говорил с нескрываемым волнением. — Несомненно, все вы уже знаете из последних новостей, что Пауль Барбье жив! И мы счастливы повторить это снова. Не переключайте канал, сразу после рекламы мы расскажем, что же случилось с нашим знаменитым героем.

Звонок мобильного телефона, оставленного на столике в прихожей, оторвал Ханнелоре от телевизора и заставил подняться с дивана. Звонил Курт. Голос его звучал взволнованно.

— Извини, что поздно. Но не мог не позвонить, есть просто ошеломляющая новость.

— Что за новость? — Ханнелоре вернулась в комнату, убрала звук телевизора, потом прошла на кухню, чтобы приготовить себе чашку кофе.

Кто-то окликнул его по имени.

Это было странно, кто мог узнать его сейчас? Наверное, почудилось.

— Пауль! — снова окликнул нежный голос.

На этот раз он обернулся. Какая-то женщина с улыбкой смотрела ему в лицо.

— Вы ошиблись, — начал было он, и — осекся. Потому что откуда-то он знал эту женщину.

На этот раз все виделось отчетливо и ясно. Небольшая палата. Женщина у медицинского аппарата. Это медсестра. Мужчина в форме. Это полицейский.

— Пожалуйста, недолго, — произносит женский голос.

— Да, конечно. У меня всего один вопрос. Идентификация личности.

Молодое свежее лицо с веснушками и белесыми бровями под форменной фуражкой приближается.

— Вам знакомо имя Пауль Барбье? — спрашивает полицейский. — Кто он?

Воистину все в руках Господа, шепотом произнесла стоящая в дверном проеме Берта, вытирая глаза. Он услышал наши молитвы. Впрочем, Берта тут же исчезла, как только в гостиную спустились Лора и Вернер. Чтобы после завтрака продолжить начатый вчера вечером разговор. Пауль не стал завтракать вместе с ними, выпил утренний кофе в спальне. Он просто не хотел их видеть, эту толстую парочку дорогих родственничков. Лора тут же опустилась в кресло, ей, с ее весом, тяжело было стоять, и сделала мужу знак сесть рядом.

— Но почему ты так долго молчал? — после некоторого молчания спросил Вернер, нервно поегозив в кресле. — Прошло полгода…

В самом деле. Полгода — это целая вечность.

— Потеря памяти, — повторил он то, что, несомненно, было им хорошо известно.

Пальцы Лоры терзали концы тонкого шифонового шарфа.

Прошло больше месяца со времени пожара в аэропорту, а газеты все еще были полны рассказами очевидцев, тех, кто волею случая оказался в тот момент в аэропорту, и фотографиями тех немногих счастливчиков, кому удалось сойти живыми с развалившегося на куски самолета. Телевизионщики крутили страшные кадры хроники, показывали передачи, связанные с чудовищной катастрофой, катастрофой последнего десятилетия, как ее называли. «Это был настоящий ад, все кричали, дети плакали. Я в жизни не испытывал такого страха как тогда, когда нас понесло на здание», — лицо мужчины с забинтованной головой страдальчески морщилось. —

«

Это был ад, сущий ад…» «Самолет протаранил стену прямо на моих глазах, я чудом остался жив. Это было так ужасно. Собирался лететь на отдых в Египет… Никогда и никуда я больше не полечу самолетом. Только поездом или машиной», вторил другой пострадавший.

Число погибших, останки которых удалось идентифицировать, перевалило за две сотни. Но сколько погибших было на самом деле, узнать было невозможно, в то злосчастное весеннее утро залы ожидания аэропорта были переполнены.

Все — и журналисты, и следственные комиссии, и работники администрации аэропорта, и обслуживающий персонал, и политики пытались найти хотя бы какие-то ответы на многочисленные вопросы. Почему самолет латиноамериканской авиакомпании, удачно приземлившись, не смог остановиться на взлетно-посадочной полосе? Почему въехал в здание аэропорта? Что послужило причиной возгорания самолета? Был ли это несчастный случай или же умышленное злодеяние, ставшее причиной разрушения всего левого крыла аэропорта и гибели стольких людей? И почему загорелась крыша, которая никак не должна было гореть, поскольку, по утверждению директор компании, строившей терминал, при его возведении использовались только негорючие строительные материалы? Вопросов было много, а ответов мало. Если они вообще были. Работало несколько следственных комиссий. Все ждали результатов расшифровки черного ящика.

Если крушение самолета и пожар в аэропорту были новостью номер один, то чудесное возвращение Пауля Барбье стояло на втором месте. Этой сенсации новости также уделялось немало газетных полос и эфирного времени. Но ни в одной газете не было напечатано ни одной фотографии знаменитого архитектора, и не было ни одного интервью с Паулем Барбье. Даже выйдя из больницы, он категорически отказывался от встреч с прессой. Один из его лечащих врачей, который согласился принять участие в телепередаче, объяснял это тем, что Пауль Барбье перенес слишком тяжелое душевное потрясение. И всякое новое волнение, особенно связанное с воспоминаниями о пережитой катастрофе, способно снова спровоцировать потерю памяти или, что еще хуже, отправить его в сумасшедший дом. К тому же, ожоги, полученные во время пожара в аэропорту, оставили рубцы не только на руках и лице. Пройдет еще немало времени пока он восстановит психическое равновесие и привыкнет к своей новой внешности, сказал доктор. А пока — никаких стрессов, никаких напоминаний о пережитом.