Максим очнулся как-то резко. Вот только что висел в темноте и безвремье, распятый, как мученик на кресте -- руки в стороны, голова запрокинута. А тут очнулся и время появилось. Положение, правда, не изменилось. Кто-то невидимый по-прежнему держит за волосы, чтобы смотрел, смотрел вверх. Туда, где все равно ничего не видно. Где раньше повторяли таблицу умножения. А сейчас молчат и смотрят на него. Максим это чувствовал.

       Максиму снилась мама. Она вела какой-то урок. Рассказывала открывшим рты детям, что они такое и чем отличаются от людей. Оказалось, совсем маленькие сати ничем не отличаются от человека обыкновенного. Они плачут, кушают и портят памперсы. Собственно, чаще всего человек о том, что он сати, узнает лет в девять-десять. В этом возрасте открывается чаша. А до этого она сжата в точку, в крохотный бутон, который растет, зреет, готовится...

       Максим стоял рядом с заснеженным кустом шиповника и наблюдал. Куст сам по себе был хорош, пушистый от снега, выстреливающий в разные стороны колючие ветви, украшенный красными ягодами. А за кустом начиналась другая плоскость и снежинки там летели слева направо. Там где стоял Максим направление их полета было справа налево. И это притом, что ветра вообще не было.

       Матиль говорил, что если погулять по городу, то можно встретить даже снег идущий горизонтально к земле и пропадающий на другой плоскости. И на той второй плоскости будут снежные сугробы, хотя на первой снега почти нет.

       Максим читал книгу. Старательно читал и честно пытался понять, что там написано, но голове на его старательность было начхать. В ней ничего не задерживалось. Что читал, что не читал, никакой разницы.

       -- Перегруз, -- в который раз сказал парень и посмотрел в окно.

       С танцами у Максима не задалось с самого начала. То ли он действительно не старался, как утверждала Ливин, суровая дама обучавшая этому искусству его и Данку, то ли танцевальный талант у него пострадал из-за того же медведя, который некоторым музыкальный слух портит, но танцевал Максим как слон в посудной лавке и его партнершам можно было только посочувствовать. Самым плохим в этой ситуации было то, что научиться правильно двигаться под местную музыку нужно было до Праздника Середины Зимы. Потому что на этом празднике требовалось танцевать и позорить семью своими сомнительными умениями Максим права не имел. Вот и тратил на такую ерунду кучу времени и нервов.

       Ижен, пропадавший уже почти два десятидневья появился в жизни сына неожиданно и очень не вовремя.

       Когда сидишь в кресле с полураздетой девушкой на коленях, меньше всего хочется, чтобы кто-то начал ломиться в запертую дверь. Но ломившийся был настойчив и ему пришлось открыть.