Теплым летним вечером Клаузнер вошел в переднюю калитку и, обогнув дом, направился в сад. В глубине сада он остановился у деревянного сарая, отпер дверь и, войдя, снова закрыл ее за собой.

Изнутри сарай представлял комнату с некрашенными стенами. Слева находился длинный деревянный верстак, на котором в куче обрывков проводов, батареек и острых инструментов стоял напоминавший детский гробик ящик примерно в метр длиной.

Клаузнер направился именно к этому ящику. Верхняя крышка его была откинута, и он, склонившись, принялся копаться в хитросплетении разноцветных проводов и серебристых трубок. Затем взял лежавший рядом с ящиком листок бумаги, внимательно изучил его содержание, отложил и, снова заглянув вовнутрь, начал перебирать провода, осторожно подергивая их, проверяя крепление; время от времени сверялся с бумажкой, нырял в ящик, потом опять вперялся взором в листок и еще раз проверял каждый проводок. Все это заняло у него примерно час времени.

После этого он опустил ладонь на переднюю панель, где располагались всевозможные шкалы, и принялся покручивать рукоятки, одновременно заглядывая в ящик и проверяя действие механизма. И все это время он продолжал негромко разговаривать с самим собой, наклоняя голову, чему-то улыбаясь, беспрестанно перебирая руками, при этом его пальцы осторожно и ловко распоряжались внутри ящика, и когда дело принимало затруднительный или деликатный оборот, губы Клаузнера забавно вытягивались и он приговаривал: «Да… Да… А теперь вот это… да… да… А так ли? Ну, конечно — где моя схема?… Ага, точно… Ну, конечно же… Да, да… точно. А теперь… Хорошо. Хорошо. Да… Да, да, да». Он действовал сосредоточенно и скоро, в его движениях угадывалась спешка и с трудом сдерживаемое волнение — казалось, он не мог позволить себе перевести дух.

Неожиданно Клаузнер услышал шаги на покрытой гравием дорожке за окном. Он выпрямился и резко обернулся, когда распахнулась дверь, и вошел высокий мужчина. Это был Скотт. Всего лишь доктор Скотт.